Шломо Занд - Кто и как изобрел Страну Израиля
Каждый новый паломник, оставивший письменное описание своих странствий, добавлял еще несколько кирпичей к географическому зданию, сколько-то серьезные представления о котором начали формироваться уже в IV–VI веках н. э. Когда паломники возвращались на родину, они принимались разъезжать из города в город и рассказывать многочисленным слушателям о своих впечатлениях — обычно за вознаграждение. Довольно часто они странствовали группами, иногда — в одиночку. Временами церковь опасалась их влияния, однако в большинстве случаев ей удавалось использовать паломников, их популярность и их рассказы в миссионерских целях и для укрепления своего могущества.
Период византийского владычества был первым «золотым веком» в истории распространения «священной географии» среди образованных представителей всех христианских церквей. Паломники организовывались группами и приезжали из самых разных мест — с Британских островов, из Скандинавии, из германских провинций и из средневековой России — для того, чтобы изведать вкус волшебной страны Иисуса и уловить ее аромат. Для того чтобы какое-то время дышать тем же воздухом, что и мессия, они готовы были преодолеть тяжелые испытания, перенести лишения, даже подвергнуть свои жизни опасности. Мусульманские власти и не помышляли остановить волну паломников, поскольку большинство местных арабских владык извлекали немалые материальные выгоды из нараставшего потока путешественников, прибывавших в Святую землю чаще всего с толикой «наличных». Кроме того, как известно, ислам изначально рассматривал христианство как «сестринскую религию», невзирая на упорное нежелание последней согласиться с этим определением.
Перед наступлением 1000 года христианской эры поток паломников усилился из-за распространения милленаристских[332] и других эсхатологических учений, захлестнувших Европу. Иерусалим еще более, чем раньше, представлялся в этот период центром мира, из которого вот-вот начнет распространяться окончательное спасение. Нарисованные от руки карты того времени демонстрируют, что христианские картографы считали Иерусалим центром мира, из которого «выходит» и в который «входит» все остальное. Но и после того, как прошел «судный год», разумеется, не оправдавший ожиданий, массы паломников продолжали прибывать в Иерусалим. Среди них были почтенные епископы, настоятели известных монастырей, высокопоставленные аристократы. К ним присоединялись искатели приключений, коммерсанты и даже беглые преступники, искавшие в путешествии убежища, а заодно и искупления грехов. Согласно упорным слухам, даже воспетый поэтами Олаф Трюггвасон (Tryggvason)[333], первый христианский король Норвегии, как раз в это время совершил паломничество в Иерусалим.
Лишь завоевание Иерусалима сельджуками в 1078 году и последовавшее за этим ограничение свободы отправления культа в церкви Гроба Господня и в других христианских молитвенных домах уменьшили поток паломников. Однако ненадолго. Крестовый поход 1099 года вновь широко открыл городские ворота, и поток паломников возобновился — без перерывов и помех. По существу, вплоть до наступления Нового времени.
Главным предлогом для крестовых походов стали культовые ограничения, введенные сельджуками, и их скверное отношение к христианским паломникам. Но у агрессивного христианского взрыва, выплеснувшегося на «землю Иисуса», были, разумеется, и гораздо более важные внутриевропейские социоэкономические причины. Классовые проблемы безземельных аристократов, вопросы распространения и расширения власти католической церкви, корыстные интересы коммерсантов, авантюристическое рыцарство и наличие достойных, оправдывающих жертвы целей стали, в числе прочих, факторами, породившими эту кровавую территориальную агрессию[334]. Однако практически нет сомнения в том, что долгая идеологическая промывка мозгов, связанная с адаптацией «священной географии», в немалой степени способствовала формированию религиозно-духовного мира крестоносца. Благодаря широкому распространению путевых записок паломников — следует твердо помнить: лишь в качестве приложения к Библии, а не вместо нее — многие из воинов-крестоносцев прибыли в уже знакомую им страну, в значительной степени воспринимавшуюся как территория, всегда бывшая их Святой землей. Некоторые исследователи даже рассматривают крестовые походы как своего рода паломничество, разумеется, паломничество вооруженное[335].
Интересно, что в 1096 году воинственный папа Урбан II, активно поощрявший подготовку Первого крестового похода, прославлял в своем мобилизующем выступлении ветхозаветные завоевания «сынов Израиля» и призывал их христианских наследников идти по стопам своих «предшественников»[336]. Сообщается, что, когда «рыцари Иисуса», как они сами себя называли, дошли до ворот Иерусалима, они семь раз обошли босиком вокруг городских стен, чтобы повторить чудо, некогда происшедшее под Иерихоном. Поскольку чудеса, как известно каждому верующему, не повторяются, им пришлось в конце концов самим, без небесной помощи, штурмовать городские укрепления. Незамедлительная резня жителей города — мусульман, караимов, иудеев и даже восточных христиан, — устроенная крестоносцами, очень напоминала кошмарные избиения, подробно описанные в ветхозаветных книгах.
Государство крестоносцев владело Иерусалимом в течение 88 лет. Еще какое-то время оно удерживало узкую береговую полосу в Палестине и современном Южном Ливане. Это государство погибло окончательно в 1291 году. В Святом городе оно продержалось примерно столько же, сколько просуществовало в конце II — начале I века до н. э. независимое Хасмонейское царство. Крестоносцы пытались убедить многочисленных паломников, считавших их своими братьями, остаться в Иерусалиме и таким образом укрепить христианский характер города. Однако немалая часть паломников относилась к крестоносцам с презрением из-за их грубого, сугубо секулярного образа жизни, якобы осквернявшего Святую землю. Подавляющее большинство паломников вернулись в Европу[337]. На пике колонизации количество христианских поселенцев в Иерусалиме достигало 30 тысяч — при том что общее число поселенцев-крестоносцев в Святой земле никогда не превышало 120 тысяч. Большая часть работающего населения, по разным оценкам — от четверти миллиона до полумиллиона человек, оставалась мусульманской, хотя и включала восточно-христианское (византийское) меньшинство. Несмотря на все усилия крестоносцев и значительную помощь, которую они время от времени получали из Европы, Палестина ни на каком этапе не стала по-настоящему христианской страной. На протяжении длительного исторического периода, начавшегося в VII веке н. э. и продолжавшегося вплоть до второй половины XX века, то есть более тысячи трехсот лет, она оставалась однозначно мусульманской[338].
Гибель государства крестоносцев не искоренила из христианских сердец любовь к Святой земле. То обстоятельство, что огромное количество «христианской крови» было пролито на земле Иисуса, помогло превратить Палестину в центральный элемент христианских фантазий. Число паломников также отнюдь не упало, хотя содержание некоторых путевых дневников и указывает на существенные перемены в сознании. Создается ощущение, что миссионерский инстинкт, неотделимый от религии Святой Троицы, постоянно требовал внесения в ее «словарь» новых земных образов, олицетворяющих духовные истины. Христианская миссионерская риторика опиралась, разумеется, прежде всего на неимоверную дозу милосердия, пролившегося на мир. Однако спасение пришло не в абстрактном метафизическом вакууме, а в весьма конкретной географической точке. Свежие новости, продолжавшие поступать из Палестины, стали важнейшим элементом эффективной религиозной пропаганды. Паломничество всегда несло мощный миссионерский порыв; со временем стремление добраться до Иерусалима стало интегральной частью великого замысла сделать весь мир христианским[339].
Паломник, возвратившийся из Иерусалима, превратился к концу Средних веков в настоящего культурного героя — если только этот термин вообще применим к Средневековью. Он стал символом аутентичного и мужественного христианина; его характерное облачение было хорошо знакомо даже неграмотным крестьянам (изображение паломника украшало немало сочинений того времени). Он приносил свежие новости из места, избранного богом для рождения мессии, он напоминал, что это место вновь и вновь оскверняется неверными — и некультурными — чужаками.
Следует помнить: страстная любовь к Святой земле и преклонение перед древними израильтянами, жившими на ней, нисколько не противоречили систематическим неприязни и презрению, которые питали христиане к верующим иудеям, теснившимся в тени победоносной христианской ауры. Крестоносцы и, в особенности, сопровождавший их сброд время от времени доказывали это на долгом пути в Иерусалим. Со своей стороны, паломники, вернувшись домой, любили рассказывать об Иуде Искариоте, предавшем Иисуса[340]. С их точки зрения, униженные евреи оказались изгнанными из Святой земли потому, что были недостойны ее. Маргинальное и презренное прозябание в гетто являло собой прекрасное тому доказательство. Следует иметь в виду, что это распространенное как среди крестоносцев, так и среди большинства христианских паломников отношение к евреям с началом Реформации на Западе претерпело определенные изменения в довольно широких кругах.
