Юрий Мухин - Неизвестный Берия. За что его оклеветали?
В сентябре 1950 года он проходил обычный регулярный для членов ЦК и Правительства медосмотр, и, пошучивая, лежал на кушетке в кардиологическом кабинете кремлевской поликлиники. Кардиолог Лидия Тимашук и медсестра сняли его кардиограмму, после чего Тимашук разрезала на части вышедшую из аппарата ленту, рассмотрела ее и наклеила в больничное дело Хрущева.
– Снимайте электроды! – дала она команду сестре, но потом неожиданно обратилась к Никите. – Товарищ Хрущев, если у вас есть пара минут времени, не могли бы вы выслушать меня?
Медсестра деликатно вышла, а Хрущев встревожился:
– Что-то не в порядке с моим мотором?
– Нет, окончательно скажет консилиум, но и я могу сказать точно – пока что сердце у вас в норме даже для вашего возраста, – похвалила врач.
Хрущев начал одеваться.
– Тогда что же вы хотели?
Тимашук замялась, но потом все же решилась.
– У меня дело, Никита Сергеевич, политическое.
Хрущев удивился и с небольшой иронией предложил.
– Вот как? Тогда выкладывайте, Лидия… как вас по батюшке-то?
– Федосеевна.
– Выкладывайте, Лидия Федосеевна, что там у вас есть.
Тимашук по-прежнему мялась.
– Не знаю, как начать…
Хрущев уже закончил одеваться и демонстративно посмотрел на часы, чтобы Тимашук не очень надеялась, что он будет бесконечно тратить время на выслушивание ее каких-то, наверняка мелких внутрибольничных дрязг.
– А начните с конца, Лидия Федосеевна. Так быстрее. А если я чего не пойму, тогда начнем с начала.
– Я так понимаю, что скоро будет суд над товарищем Кузнецовым, простите, оговорилась, над Кузнецовым. Так вот, у меня есть доказательства, что этот враг народа скрыл от партии, что товарищ Жданов умер от неправильного лечения.
– Что?! – Никита метнул взгляд на закрытые двери и сел за столик напротив Тимошук. – А ну начинайте с начала.
– С самого начала? – переспросила Тимашук, заметившая жест Хрущева с часами.
– Да, что знаете и как узнали.
Тимашук немного задумалась, вспоминая.
– Товарищ Жданов поправлял здоровье в санатории на Валдае под присмотром своего лечащего врача товарища Майорова. А кардиограммы ему периодически снимала мой врач Карнай, очень хороший кардиолог. Но в середине августа она ушла в отпуск, поэтому на очередное комиссионное обследование товарища Жданова я, как заведующая кардиологическим кабинетом, полетела сама. Я вылетела вместе с начальником Лечсанупра товарищем Егоровым, академиком Виноградовым и профессором Василенко. Это было 28 августа 1948 года – за три дня до смерти товарища Жданова. Я хорошо помню, поскольку сохранила фотокопии всех документов о тех событиях.
При этих словах Хрущев удивленно взглянул на нее и насторожился – если кто-то потратился на изготовление у фотографа фотокопий, то это очень серьезно!
– Мы прилетели рано утром и Егоров сказал, что состояние здоровья товарища Жданова хорошее, что его вчера посетили товарищи из ЦК, привезли передачу, товарищ Жданов был веселым, – продолжила рассказ Тимашук. – Тут еще Василенко забеспокоился – не привезли ли они ему спиртного, но Егоров сказал, что нет, что только компот. Это так, я действительно видела у него на столе банку с остатками компота. Меня послали снять кардиограмму, но когда мы с сестрой подвозили аппарат к комнате товарища Жданова, то он на кого-то сильно кричал по телефону. Мы отошли и немножко подождали, чтобы он успокоился. И где-то около полудня я сняла кардиограмму – у товарища Жданова был инфаркт!
– Так. Значит эта, как ее… Партай неправильно делала кардиограммы?
– Нет, я же говорила, Карнай очень хороший врач. Я просмотрела ЭКГ, снятые Карнай, – до моего приезда у товарища Жданова инфаркта не было!
«Так, – подумал Хрущев, – значит, у Жданова случился инфаркт после того, как он попил компота, привезенного «товарищами из ЦК». Узнать, кто это был? Нет, от этого дела надо держаться подальше!» Он кивнул Тимашук продолжать.
– Так, и что же вы сделали?
– Я доложила консилиуму, что у товарища Жданова инфаркт миокарда в области левого желудочка и межжелудочной перегородки, а они на меня накричали, что я не умею диагностировать ЭКГ и никакого инфаркта у товарища Жданова нет. Они меня тут же отправили обратно в Москву.
Но на следующий день, то есть 29-го, мы узнали, что у товарища Жданова сердечный припадок, и я тут же вылетела на Валдай. Но Виноградов и Егоров не дали снять кардиограмму в тот день, сказав, что это успеется и завтра, но заставили меня изменить в истории болезни мой диагноз.
– Как это – «заставили»?
– Но товарищ Хрущев! – затараторила Тимашук, оправдываясь. – Ну, кто я, и кто Егоров с Виноградовым! Я простой врач, а профессора Егорова лично товарищ Кузнецов перевел заведовать кремлевской больницей из Ленинграда.
Вы же помните процесс 1938 года правотроцкистского блока? Ведь суд за неправильное лечение Горького, Куйбышева и Менжинского приговорил к расстрелу врачей Левина, Казакова и Плетнева по заключению академика Виноградова. Суд Виноградову поверил, а не им.
– Там и других доказательств было много…
– Все равно, без заключения Виноградова их бы не расстреляли. Так как сравнивать мое слово с его словом?
Но товарищ Хрущев, я ведь не бездействовала! Когда я узнала, что консилиум прописал товарищу Жданову гулять по парку, ходить в кино, я немедленно написала письмо начальнику Егорова – генералу Власику, в котором указывала, что товарищу Жданову нужен постельный режим и терапия инфаркта. Я предупреждала, что такое лечение убьет товарища Жданова. Я тут же, в этот же день передала товарищу Власику это письмо через майора Белова.
– Та-ак! – удивился Хрущев. – Значит, начальник кремлевской охраны генерал-лейтенант Власик знал, что Жданова лечат неправильно?!
– Знал!
– И что же он сделал?
– Для спасения жизни товарища Жданова – ничего. Егоров по-прежнему предписывал товарищу Жданову увеличивать физические нагрузки, вечером у товарища Жданова был еще один приступ, начался отек легких, и 31-го он умер.
– Но я хорошо помню заключение врачебной комиссии, и в этом заключении ничего об инфаркте не было, там было что-то такое про болезненное изменение сердца.
– Вот именно! Вот поэтому я и обратилась к вам, – обрадовалась Тимашук, что Хрущев хорошо запомнил те события. – В момент смерти товарища Жданова я находилась на Валдае и была очевидцем всего. Умер такой большой человек, один из вождей партии и народа. Тело его должны были немедленно самолетом перевезти в Москву и там, в современной операционной, в присутствии консилиума лучших патологоанатомов сделать вскрытие и установить причину смерти. Так ведь?
Хрущев попытался вспомнить.
– А разве было не так?
– Вот именно! Не тело товарища Жданова перевезли в Москву, а в санаторий прилетел патологоанатом профессор Федоров с помощником, и в темной ванной комнате они произвели вскрытие тела товарища Жданова. Как какого-то бродяги-алкоголика! И при вскрытии присутствовал не консилиум патологоанатомов, а Кузнецов, Вознесенский и Попков.
– Все трое? – уточнил Хрущев, но Тимашук пропустила мимо ушей его вопрос, в желании рассказать главное.
– И Федоров зачем-то описал инфаркт словами, которые не каждый врач поймет: «некротические очажки», «фокусы некроза», «очаги миомаляций» и тому подобное. А это был инфаркт! Но его скрыли и сообщили, как вы правильно сказали, о смерти от якобы постепенного болезненного изменения сердца.
Никита тут же понял, зачем заговорщики изменили диагноз. Ведь Сталин знал, что в СССР есть яды, вызывающие инфаркт, и, узнав, что у Жданова инфаркт, он мог бы потребовать провести анализ тканей тела Жданова на наличие яда.
– Я тогда работал в Киеве и ничего этого не знал… – задумчиво покачал головою Хрущев, – Вернее знал, что Политбюро назначило Кузнецова присутствовать на вскрытии тела товарища Жданова, но вот то, что вскрытие происходило в какой-то ванной комнате и что на нем почему-то присутствовали еще и Вознесенский с Попковым, этого я не знал.
«Не сказал Кузнецов об этом, докладывая на Политбюро о результатах вскрытия, не сказал!» – подумал Никита, и уточнил:
– Так получается, что этот Федоров обманул Кузнецова?
– Нет, Кузнецов все знал.
– Почему вы так уверены? – удивился Хрущев.
– Я написала об этом Кузнецову.
– Как?! И ему тоже? – Хрущев был искренне поражен этим врачом.
– Да. Уже после смерти товарища Жданова товарищ Власик передал мое заявление для рассмотрения Егорову. Я в заявлении жалуюсь на Егорова, а он Егорову и передал на рассмотрение мою жалобу! Это противозаконно! Егоров и Виноградов сняли меня с работы и перевели в районную поликлинику. Тогда 7 сентября я написала жалобу товарищу Кузнецову, в которой указала, что у товарища Жданова был инфаркт. И меня восстановили в Лечсанупре.
– И фотокопия этой жалобы у вас есть? – уточнил Хрущев, уже не сомневаясь в ответе.
