Владимир Рыжков - Закулисье российской истории. Завещание Ельцина и другие смутные события нашей страны
Когда Ельцин перестал быть президентом, он молчал. Он уже был больным старым человеком. К тому же он был изолирован от новой элиты. Он был чужд этой новой генерации, и если молчал, значит, у него были на то основания.
А может быть, Путин — это и есть наследие Ельцина?
В самом деле, Путин, а потом Медведев наследовали президентский пост. Но являются ли они политическими наследниками Ельцина? Или Путин «переломил» ельцинское устройство России?
Прежде всего совершенно бесспорно, что вся та политическая реальность, в которой мы существуем до сих пор, — это реальность, сконструированная Ельциным и теми людьми, которые были рядом с ним в начале 90-х, которые работали с ним и помогали ему. В этом смысле эпоха Ельцина продолжается и не скоро закончится. Ни Путин, ни Медведев не являются сопоставимыми по масштабу их деяний конструкторами реальности. Другое дело, что это реальность свободная, она не раз и навсегда зафиксирована. В ней могут, как выяснилось, происходить разные вещи. В ней, как выяснилось, можно делать очень много, формально не меняя Конституцию. Хотя бы вот эта знаменитая «шутка» про то, что Совет Федерации «формируется». Вот он формируется. Соответственно, может формироваться как угодно, и это все будет формально в рамках Конституции. И эти постоянные манипуляции с порядком формирования Совета Федерации делались сознательно. Потому что тогда никто не знал, куда пойдет страна, и сознательно у этого механизма оставляли множество степеней свободы. Поэтому — да, все происходящее сейчас — это наследие эпохи Ельцина. Собственно, даже не наследие — эпоха Ельцина продолжается.
Мнение по этому вопросу Леонида Гозмана:
Мне кажется, что ответ на вопрос, являются ли они продолжателями великого дела Ельцина или наоборот — его разрушителями или отрицателями, определяется временным масштабом. Если мы смотрим на сегодняшний день, то, естественно, нам бьют в глаза те вещи, которые резко отличаются и становятся прямо противоположными. Например стилистика. Стилистика Ельцина — свободная. Не скажу, что это обязательно хорошо, бывало по-разному. Бывало и неловко за него — тоже бывало. Но у него была какая-то такая свобода, спонтанность, открытость. А тут — строем, «грудь четвертого справа», «парламент не место для дискуссий»… Или, допустим, посмотрите, как изменился юмор. При Борисе Николаевиче смеялись над начальством, выходила программа «Куклы». А сейчас смеются над страной. Есть популярная программа «Наша Russia», ее смотрят очень многие. Над кем там смеются? Над начальством? Нет, там смеются над простыми людьми. Там смеются над собственным народом, на самом деле.
И пусть это калька с британской передачи. Тут ведь важен контекст. Когда вся британская пресса переполнена критикой в адрес начальства, то эта передача — одно. А когда все тут святые, а смеются над каким-нибудь мужиком из-под Тамбова? Замечательно… Дожили…
Или посмотреть — выборы при Ельцине и выборы сейчас? Кажется, что все другое. Что они все предали, поломали. Но если посмотреть в более широком масштабе времени, то заложенное Борисом Николаевичем — черта с два это сломаешь. И он совершенно правильно сказал: «Коммунизм не вернется». Все мы живем в другой стране и никогда не вернемся в ТУ страну. ТА страна не вернется, к счастью, коммунизм не вернется никогда — ни в мировом масштабе, ни в масштабе одной страны, и это очень важно. Заложенная база демократических институтов — как их ни выхолащивай, но они остаются.
А на чем стоит вертикаль? Вертикаль стоит не на законе. Вертикаль стоит на телефонном праве, на авторитете, лояльности, страхе и т. д. Как только это исчезает, что останется? Останутся эти демократические институты. И вертикаль уже потихонечку слабеет и разлагается. И нервность начальства по поводу региональных выборов, нервность начальства по разным поводам — все это говорит о том, что есть понимание того, что тупая лояльность слабеет. Может быть, вместе с ценами на нефть…
Когда Ельцин уходил, он попросил прощения.
Он понимал, что ошибки у него были. Его идеализировать тоже не надо. Он был великий политик, великий человек, но он был человек, а не Господь Бог, и у него были ошибки, причем достаточно страшные.
Были у Ельцина и человеческие слабости, в частности, традиционная для России человеческая слабость, к сожалению. Но при этом он был великий человек, и счастлива наша страна, что он у нас был.
Слушателям «Эха Москвы» был задан вопрос: «Между ельцинской Россией и путинской Россией больше сходства или различий?» Голосование прошло достаточно активно, и 88,2 % ответивших посчитали, что между ельцинской и путинской Россией больше различий, а 11,8 % — что больше сходства.
Тут, как уже говорилось, все дело во временном отрезке. Понятно, что если два этих близких периода сравнивать, то действительно фокусируешься на том, что перед глазами. Но если мы действительно попытаемся поместить это даже не в исторический контекст, а в контекст одной человеческой жизни, в которую уместились и советские реалии, и нынешние, то будет понятно, где на самом деле был настоящий перелом, где произошла настоящая перемена.
Все мы очень чувствительны к изменениям. Когда что-то стабильно, какая-то часть жизни стабильна, то так вроде бы и должно быть. А вот любое изменение, особенно изменение к худшему, вызывает у нас очень сильную реакцию. Поэтому если собрать большой список всего того, чем ельцинское время стало отличаться от предыдущего времени, и туда включить все, в том числе нормальные магазины, нормальные машины, открытые границы и т. д., то получится длинный список, и вовсе не такой уж плохой. И если этот длинный список сделать, то окажется, что к худшему изменилась только небольшая часть этого списка. Но она, конечно, болезненна. А сегодня мы во многом вернулись во времена застоя. Как говорил Жванецкий: прочел одну газету, узнал, что пишут в остальных. К сожалению, это имеет место сегодня, и это жутко раздражает.
Но с другой стороны, а есть ли большой спрос на ТЕ свободы, на разные газеты, на неодинаковое телевидение? Последние 7–8 лет показали, что все это не очень востребованно.
Мнение по этому вопросу Леонида Гозмана:
Спрос есть. Прямой спрос на свободу есть в любом обществе, но все-таки у меньшинства. Он становится спросом большинства, когда идут какие-то очень большие потрясения. Религиозные войны, например, или просто войны, не дай бог, или революционные изменения. А в нормальной жизни человек читает свою газету (если вообще читает), смотрит свои новости по своему телевидению, ходит в свою церковь и к себе на работу. И все, его больше ничего не волнует. Но у нас есть очевидный спрос на освобождение от коррупции, на освобождение от власти бюрократии и всего этого бюрократического хамства. У нас есть огромный спрос на защищенную частную собственность и т. д. У нас просто не все понимают, насколько это связано со свободами. Ту же борьбу с коррупцией народ воспринимает не так, что нужна свобода печати, а что «нужно их всех сажать» — что это самый эффективный метод.
Спрос на политическую свободу — это такая штука, которая может очень долго быть почти незаметной, а потом, когда вдруг выяснится, что всего остального, что важно каждый день, иначе обеспечить невозможно, этот спрос растет взрывообразно.
Собственно, в России так и было. Собирались шесть-семь диссидентов на Пушкинской площади, требовали свободы и Конституции, и на них смотрели как на идиотов. А потом прошло несколько лет, и миллионы людей собирались в Москве и других городах.
И кричали: «Ельцин!» А теперь эти же люди его предают анафеме. Кстати, этой истории две тысячи лет. Она еще в Иерусалиме была.
Говорят, что при Ельцине было дозволено все и всем, сейчас же дозволено все, но не всем. А еще говорят, что Ельцин был человек спонтанный. Но он очень многое рассчитывал, и рассчитывал правильно. Люди, которые с ним работали, рассказывали, как он работал с документами: ему давали какие-то доклады, проекты, а он их возвращал со своей правкой. И он в любом документе, в любом проекте очень четко видел его политическую составляющую. Он вполне мог отметить и сказать: нет, это — возвращение коммунизма. А это хорошо, потому что это — в сторону свободы. Его огромное достоинство было в том, что он постоянно видел цель. Он был действительно великий политик: он чувствовал людей, он очень хорошо чувствовал свой народ. И его целью было сокрушение коммунизма и построение новой России. В каждом его решении эти приоритеты проявлялись. Следовательно, его спонтанность преувеличена. Он был живой человек, но при этом он был очень ответственный и целеустремленный человек.
Или вот такой вопрос: когда Ельцин выбирал Путина в качестве преемника, он выбирал того Путина, которого мы знаем, или какого-то другого Путина, которого знал в тот период Ельцин?
