Анатолий Уткин - Первая Мировая война
Второго сентября президент Пуанкаре пережил "самый печальный момент в моей жизни". Было принято осуществить переезд правительства в Бордо. Ночью, чтобы не стать мишенью насмешек парижан, министры устремились к специальному поезду.
Третьего сентября фон Клюк разместил свою штаб-квартиру в замке Людовика XV в Компьене. Именно здесь он получил по радио приказ Мольтке следовать вслед армии Бюлова на юго-восток. Немцы растянули свои силы. Германская армия устремилась за французскими войсками, минуя Париж и обнажая свой правый фланг. Французская разведка захватила портфель офицера армии Клюка, где были расписаны все основные цели немцев. Стало ясно, что германская армия не собирается штурмовать Париж и движется юго-восточнее.
В битве на Марне, которая длилась четыре дня, участвовали 1275 тысяч немцев, миллион французов и 125 тысяч англичан. "Сократившие" дугу немецкие войска повернули на юг и подставили свой фланг войскам парижского района. 6 сентября 1914 г. французы нанесли удар по этому флангу. Военный губернатор французской столицы Галиени посадил два полка тунисских зуавов на парижские такси и бросил их на помощь фланговой контратаке. Командующий Первой армией немцев генерал Клюк записал: "Был лишь один генерал, способный вопреки всем правилам осмелиться действовать так далеко от своих баз, и этим человеком был Галиени"{206}.
В знаменитой битве на Марне, где в боевое соприкосновение вошли более 2 млн. человек, фельдмаршал Клюк должен был отойти и окопаться. Генерал Мольтке писал супруге: "Ужас охватывает меня, когда я думаю о том, сколько крови пролито за месяц боев".
На ход и исход битвы подействовало оцененное союзниками России обстоятельство. Как уже говорилось выше, в период вступления боевых действий на Западном фронте в решающую фазу нервы германского генерального штаба определенно дрогнули. Начальник германского генерального штаба фон Мольтке (племянник победителя французов в 1870 г.) допустил отклонение от плана, действуя более осторожно, чем завещал фон Шлиффен. Он направил на север Франции на 20% меньше войск, чем того требовал план Шлиффена, и, соответственно, на 20% увеличил численность войск, стоявших на восточных германских границах. Возможно, что это изменение было фатальным для германского наступления. 31 августа лорд Китченер телеграфировал командующему английским экспедиционным корпусом сэру Джону Френчу первое ободряющее сообщение текущей войны: "32 эшелона германских войск вчера были переброшены с западного фронта на восток, чтобы встретить русских".
Возможно, их и не хватило Фалькенгайну в начале сентября на Марне. Фактор России сыграл свою спасительную для Запада роль.
Находясь в 250 километрах от главной сцены событий и в то же время не желая упускать общей картины, фон Мольтке послал утром 8 сентября к Бюлову и Клюку на автомобиле подполковника Р. Хенча (начальник разведки германского генштаба) с целью на месте оценить положение, становящееся неясным в люксембургском штабе. Беседа Хенча с командующим Второй армии фон Бюловым имела решающее значение для судьбы "плана Шлиффена". Доминировал импозантный и старший по званию Бюлов. У французов есть возможность нанести страшный удар во фланг германских войск, наилучшим выходом для немцев было бы "сознательное концентрическое отступление"{207}. После долгой и обстоятельной беседы с фон Бюловым посланец главнокомандующего пришел к выводу, что от идеи "плана Шлиффена" невозможно не отказаться.
Произошло "чудо на Марне", хотя и большой ценой - одних только французов погибло более 200 тыс. Командующий британским экспедиционным корпусом сэр Джон Френч в тот же день написал своей жене, что "приливная волна германского вторжения, по-видимому, остановлена... Я склонен думать, что немцы исчерпали свою силу, не достигнув своей цели"{208}.
Военного министра Китченера Френч просил не недооценивать противника. "Их не может остановить никто, кроме высокоподготовленных войск, руководимых лучшими офицерами... Все их действия отмечены исключительным единством цели и взаимоподдержки; чтобы преодолеть нестерпимую усталость, они следуют жесточайшей дисциплине".
Сэр Альфред Нокс записал в дневнике утешительную для себя мысль: "Время перестало работать на немцев". 7 сентября 1914 года стал черным днем в германской военной истории. 9 сентября немцы были вынуждены отступить за реку Марну, на сто километров восточнее.
Первое осмысление войны
Наступил первый промежуточный финиш, когда можно было подвести некоторые итоги. Французы отбили нападение немцев, немцы отбили наступление русских, русские отбили атаку австрийцев. Погибли лучшие воины, самые подготовленные профессионалы военного дела. Кровопролитие в мировой, невиданной доселе войне оказалось просто невероятным.
Начало войны и первые кровавые битвы вызвали к жизни новое чувство реализма, ощущение драматизма происходящего. Жестокости войны проявили себя сразу - в массированных обстрелах, в жертвах среди мирного населения. Мольтке писал австрийскому коллеге Конраду фон Гетцендорфу: "Конечно же, наше наступление носит зверский характер". 19 сентября 1914 года восходящая звезда британской политики Дэвид Ллойд Джордж обратился к публике в Лондоне: "Огромный поток богатства, заполонившего нашу страну, уходит под воду - и появляется новая Британия. Впервые мы видим фундаментальные перемены в жизни, процессы, прежде невидимые из-за тропического роста богатства".
В России выражалось чувство, что страшная драма войны сплотит народ огромной страны. Даже интернационально ориентированные социал-демократы сразу после начала войны предсказали в Думе, что
"посредством агонии на поле боя братство российских народов будет укреплено, и сквозь ужасные внутренние беды возникнет общее желание видеть свою страну свободной"{209}.
Главным итогом первого - короткого наступательного - этапа войны был решительный провал "плана Шлиффена". Теперь никакая "одноразовая" операция не могла решить исход войны. Война стала позиционной. Французы и англичане сумели удержать линию фронта, лишь заплатив исключительно дорогую цену. На Востоке наступление русских армий было остановлено, хотя западные союзники еще верили в "паровой каток" России, способный раздавить Германию. Лишь со временем выявились колоссальные внутренние изъяны, безжалостно выявленные войной. При этом удовлетворение непосредственных военных потребностей России экономически более развитыми союзниками происходило медленно. В своих "Военных мемуарах" британский министр вооружений Д. Ллойд Джордж признает, что за свою черствость и безразличие к военным нуждам России союзникам впоследствии пришлось заплатить страшную цену. "Если бы мы послали в Россию половину снарядов, впоследствии потерянных на Западе, и одну пятую пушек, стрелявших ими, не только было бы предотвращено поражение России, но немцам был бы нанесен жестокий удар".
Но такие умозаключения были сделаны слишком поздно. В России же начала угасать вера в то, что благоразумно полагаться на западных союзников.
Горестные вопросы встают перед всяким, кто пытается понять причины первой огромной русской трагедии в XX веке. Разве не знал русский генеральный штаб, что немцы в Восточной Пруссии будут, защищая свою землю, сопротивляться отчаянно и русской армии следует предпринять максимальные меры предосторожности? Почему немцы послали в небо свои "Таубе", а русских аэропланов-рекогносцировщиков над восточнопрусской равниной не было? Почему немцы лучше русских изучили итоги русско-японской войны, почему они знали особенности русских командующих, твердо знали, как поступят Ренненкампф и Самсонов, знали о ссоре и личной вражде этих русских генералов, а русские ничего не знали о Людендорфе? Кто позволил Ренненкампфу и Самсонову клером сообщать о передвижении своих войск, даже о планах на будущее? Неужели в русских военных училищах не слышали о Каннах и не изучили итогов Мукдена? Почему лучшие русские военные теоретики позволили разделить русские военные силы надвое и при этом лишили обе части взаимодействия, что поставило под удар обе эти части, дав Людендорфу единственный шанс, которым он не преминул воспользоваться?
Страшна судьба русской аристократии, погибшей в годы войны, гражданского геноцида и эмиграции. Того самого дворянства, которое дало лучшее, чем гордится Россия. Но не в исторической ли ее безответственности лежат корни трагедии тех, кто не сумел с умом воспользоваться двенадцатимиллионной русской армией, кто, демонстрируя бесстрашие, шел впереди своих батальонов под пули, но не смог выиграть битву умов в состязании с Германией? Если русская дипломатия повинна в формировании союза против единственной страны, которая повышала экономически-цивилизационный уровень России, то русские офицеры виноваты в теоретической и организационной отсталости армии, созданной Петром и Суворовым. Запальчивость вместе с обидчивостью плохо способствовали постижению горьких уроков крымской и японской войн.
