Священная Римская империя. История союза европейских государств от зарождения до распада - Фридрих Хеер
Готфрид Страсбугский, «просвещенный чиновник», сознательно представляет отношения между Тристаном и Изольдой как образец отношений между мужчиной и женщиной. Он провозглашает сакраментальное значение их жизни в любви как пример, которому должны следовать все «благородные сердца».
Их смерть, их жизнь - наш хлеб.
Так живет их жизнь, так живет их смерть.
Так они все еще живут, но они мертвы, И их смерть - хлеб для живых.
Евангелие жизни, любви, страсти и смерти двух великих влюбленных Тристана и Изольды - когда оно выучено наизусть и принято - это причастие для всех любящих, для всех «благородных сердец», нуждающихся в утешении и укреплении духа, чтобы устоять под натиском злобного мира. Здесь злобный мир - старый общественный порядок, старая империя, в которой живут (до самой смерти) помазанные на власть и бессильные, но опасные короли и священники.
Начиная с Фридриха I Гогенштауфены делали все, что могли, военными и политическими средствами, чтобы отразить нападение на их империю со стороны пап и монахов, восточных и западных reguli, жалких мелких королей, которые не смогли сохранить власть. Теперь мужчина и женщина сталкиваются с вызовом их собственной империи - империи, которая существует «просто» в их любовных отношениях; этот вызов исходит от сил, которые они считают бессильными, - от старой Священной империи и старой святой церкви.
Империи и папской церкви самим был брошен вызов учением Иоахима Флорского. Работа этого монаха была предметом споров с XII в. и до наших дней. Спор о ее толковании и истинных потомках и более недавний спор о подлинности произведений, приписываемых Иоахиму, указывают на то, до какой степени этот лично скромный человек, который считал себя верным сыном церкви (что подтвердил папа Гонорий III), поставил под сомнение этот «далекий» старый порядок не посредством желания делать это, а на более глубоком, более скрытом уровне, через суть своих мыслей. Иоахим умер, вероятно, в 1202 г. В соперничестве между Фридрихом Барбароссой и Александром III он, вероятно, встал бы на сторону папы. Его вызов империи кажется относительно простым вопросом. Итальянцы в XIX и XX вв. смотрят на него как на предвестника Рисорджименто (эпохи воссоединения Италии). Italia и latinitas у Иоахима фактически соответствуют регионам Италии (в XII в. не было Италии так таковой) и латино-европейскому христианскому миру, которому в Южной Италии самого Иоахима пришлось пойти на уступки миру греческой культуры. Иоахим не был врагом императора в принципе. Возможно, сам он и, безусловно, некоторые его более поздние приверженцы имели связи со двором Гогенштауфенов и гибеллинскими кругами. Карл Великий и императоры - Оттоны, которых он по-прежнему считал франками, заслуживали уважения. Но начиная с «немецких» императоров -Генриха III и особенно Генриха IV и Генриха V - императоры начали играть роль Антихриста. Они вели себя как вавилоняне, преследуя Римскую церковь и истинное христианство. Генрих V был подобен Навуходоносору, который разгромил фараона Нехо и привел евреев в вавилонский плен. В мае 1184 г. Иоахим кратко и по делу высказался в присутствии папы Луция III, осудив жестокое обращение Барбароссы с церковью. Фридрих, по его словам, был «князем халдеев » и сделал руководителей церкви своими вассалами.
Иоахим был полезен монашеству и другим противникам власти Генриха VI, Фридриха II, его сыновей и вице-королей Италии, которые могли бы сослаться на него, защищая «бедные народы Италии» от властолюбивых и алчных «немецких варваров». Но более важен другой Иоахим. На Латеранском соборе в 1215 г., когда Иннокентий III был в зените своей власти, написанное Иоахимом было осуждено как ересь. Со временем порицания трудов, приписываемых Иоахиму и его духовным последователям, накапливались, однако он вскоре обрел огромную силу в «церковном подполье». Фома Аквинский, который был слеп к истории, так как ей не было места в его образе мыслей, авторитетно отмахнулся от Иоахима как «далекого от науки», и более поздние схоласты последовали его примеру. Данте видит Иоахима сияющим в круге солнечного света в Раю как светоч христианской мудрости и человека, одаренного поистине пророческим духом.
У Иоахима не было желания революционизировать римскую папскую церковь. Он был просто убежден, что ее дни сочтены. Ее империя, власть, обряды и ритуалы расшатывались, искажались, активно отодвигались «Новым Евангелием» в империю Святого Духа, под властью которого люди больше не будут буквальными верующими, а будут верить в дух. Посредством Святого Духа все обновляется. В тот кризисный период, непосредственно предшествовавший новой эре, новый порядок должен сформировать ядро из тех, кто уже захвачен его духом. Иоахим заявляет, что это кризисное время уже пришло к нам - время, когда верующие в дух подвергаются гонениям, и не в последнюю очередь старообрядцами, которые преследуют носителей духа в любые времена.
Имперские документы, хартии и манифесты, изданные Гогенштауфенами, адресованы «всем людям», всем верующим в Христа. Папы обращаются точно так же. В своем письме-«завещании» в 1200 г. Иоахим обращается, «как в энциклике», ко «всем верующим в Христа, до которых может дойти это письмо». В нем Иоахим озвучивает великое сетование всех духовно творческих натур («Не дайте свету духа погаснуть»). «В настоящее время обязательно найдутся те, кто стремится погасить дух и уничтожить пророчество».
Простой монах, который, по своему собственному выражению, был абсолютно лоялен церкви, был пророком и видел себя таковым: его слова, проповеди, памфлеты - «на голубиных лапках», если использовать выражение Ницше -распространяли пагубные идеи о конце папской церкви и начале «новой эры» в то самое время, когда папы, поддерживаемые своими союзниками, уничтожали монархию Гогенштауфенов. Эти идеи проложили себе путь в женские и мужские монастыри в Италии, Южной Франции и Каталонии и завладели умами активной части ордена францисканцев. При анжуйском дворе в Неаполе, в Испании Колумба, который цитировал Иоахима, в монашеских, аристократических и буржуазных кругах духовность Иоахима нашла признание и радикальное
