Наум Синдаловский - Городские имена вчера и сегодня. Судьбы петербургской топонимики в городском фольклоре
1923. В 1923 году исполнилось 100 лет со дня рождения одного из крупнейших русских драматургов Александра Николаевича Островского, пьесы которого еще при его жизни с неизменным успехом ставились на сцене Александринского театра. В связи с юбилеем площадь перед театром была переименована в площадь Писателя Островского. В конце 1920-х годов название приобрело современный вид: площадь Островского. Одновременно сквером Островского был назван и бывший Екатерининский сквер. В 1991 году скверу вернули его историческое имя. Он вновь стал Екатерининским.
Классический ансамбль площади, задуманный Росси, полностью закончен так и не был. Более того, в конце XIX века он был искажен строительством дома архитектора Басина в псевдорусском стиле. В фольклоре его называют «Петушиным домом». Затем на противоположной стороне площади появилось столь же случайное здание Управления Московско-Виндаво-Рыбинской железной дороги, в просторечии – «Железка». И, наконец, уже в наши дни рядом с ним появился дом современной архитектуры, который в народе прозвали «Стиральной машиной „Индезит“». Он и в самом деле выглядит, как новая стиральная машина, втиснутая в узкое пространство современной кухни.
Пирогова, переулок
1755. Первоначально проезд, ведущий от Вознесенского проспекта за Прачечный переулок и упиравшийся в усадьбу Юсуповых на Мойке, называли либо Глухим переулком, либо Кривой улицей.
1871. В 1850 году в Петербурге на углу Вознесенского проспекта и Глухого переулка, в доме, принадлежащем академику А. Х. Пелю, по инициативе президента русского филантропического общества герцога Максимилиана Лейхтенбергского была основана «Лечебница для приходящих». В 1852 году, после кончины герцога, «в ознаменование особенной признательности к памяти покойного» лечебницу назвали Максимилиановской больницей. А в 1871 году, уже по названию больницы, переименовали и переулок. Он стал Максимилиановским.
1952. В жестокую эпоху борьбы с космополитизмом, развернутую в стране «лучшим другом всего человечества» Иосифом Сталиным, ни имя герцога, ни все, что с ним связано, не было нужно советскому человеку. Так решила партия. Максимилиановскую больницу лишили ее имени и присвоили номенклатурный порядковый номер. А Максимилиановский переулок в 1952 году под благовидным предлогом переименовали в переулок Пирогова. Оказывается, хирург Николай Иванович Пирогов, наряду с герцогом Лейхтенбергским, был одним из инициаторов открытия больницы.
Между тем, память о герцоге сохранилась в микротопониме «Максимилиановский пенал», который очень подходил к узкому, тесно застроенному переулку и которым ленинградцы пользовались в обиходной речи.
Писарева, улица
1887. В середине XIX века территория набережной Мойки в ее нижнем течении оставалась незастроенной. В прошлом здесь, вблизи Английского проспекта, находился двор барона Петра Шафирова. В начале 1880-х годов этот участок принадлежал великому князю Алексею Александровичу, который затеял здесь строительство собственного дворца. При строительстве возникла необходимость в прокладке проезда от набережной реки Мойки к Офицерской улице. Проезд был назван Шафировской улицей, по фамилии первого владельца участка.
1890. С окончанием строительства дворца улица была переименована в Алексеевскую, по имени нового высокородного владельца. Великий князь Алексей Александрович был четвертым сыном Александра II. С рождения зачисленный во флот, с возрастом он приобретает один чин за другим и в 1880 году становится уже генерал-адъютантом, а через три года – генерал-адмиралом. С 1881 года Алексей Александрович стоит во главе российского морского ведомства. Вся его деятельность на этом посту, по свидетельству многочисленных очевидцев, сводилась к роскошным обедам в собственном дворце на Мойке, на которые приглашались члены адмиралтейств-совета. Таким оригинальным образом обеды подменяли сами заседания совета.
В столице Алексея Александровича считали одним из главных виновников поражения русского флота в Русско-японской войне. Именно он настоял на отправке кораблей Балтийского флота на Дальний Восток. После поражения под Цусимой в Петербурге вслед ему презрительно кричали: «Князь Цусимский». В июне 1905 года, несмотря на то что Алексей Александрович приходился родным дядей императору Николаю II, он был отправлен в отставку. «Лучше бы ты, дядя, крал в два раза больше и делал броню в два раза толще», – сказал ему император.
Алексей Александрович, о котором в петербургских салонах, ресторанах и заведениях самого невзыскательного вкуса говорили «Семь пудов августейшего мяса», был человеком огромного роста и могучего телосложения. По мнению современников, это был самый красивый мужчина среди Романовых. Но образ жизни великого князя и его весьма скромные познания в морском деле позволяли петербургским острословам говорить о нем как о «поклоннике быстрых женщин и тихоходных кораблей» или, по другому варианту, «вертких дам и неповоротливых кораблей». Понятно, что под «быстрыми» и «верткими» понимались женщины довольно легкого поведения. Его девизом было: «Мне на все наплевать», а сам он постоянно находился в погоне за все новыми и новыми удовольствиями и развлечениями.
Известное выражение «Гулять по-княжески», говорят, пошло от привычки великого князя сорить деньгами на женщин, казино и рестораны Парижа. «Парижские дамы стоят России по одному броненосцу в год», – горько шутили в обществе. А ожерелье, подаренное однажды Алексеем Александровичем одной из его любовниц, так и называли: «Тихоокеанский флот». У всех на устах был скандал, разыгравшийся однажды во время вечернего спектакля в Михайловском театре. Любовницей великого князя в то время была актриса французской труппы некая Балетта. Она не отличалась ни большим дарованием, ни заметной внешностью, но на сцене появлялась в бриллиантах, сверкая, по наблюдению одного современника, как «индусский идол». В тот злополучный день в первом ряду партера сидел «весьма приличный господин во фраке». Едва Балетта появилась на сцене, как господин поднялся с места и, обращаясь к публике, заговорил, указывая на артистку: «Вот, господа, где наши броненосцы! Вот где наши крейсера! Вот где миноносцы!»
В народе к великокняжеским шалостям относились не то что с пониманием, но снисходительно. Не случайно Алексеевскую улицу называли запросто: «Алеша». Таким же уменьшительным именем называли в народе и придворцовый сад на Алексеевской улице. Правда, к началу XX века сад полностью уже не принадлежал Алексею Александровичу. Часть его была продана владельцу кондитерской фабрики Жоржу Борману, шоколадное производство которого находилось неподалеку.
Потомственный почетный гражданин Петербурга, владелец шоколадной и конфетной фабрики учился кондитерскому делу в Германии, куда специально для этого послал его отец. По возвращении в Россию Борман расширяет шоколадное производство и открывает целую сеть специализированных кондитерских магазинов. Их адреса были хорошо известны петербуржцам. Магазины Бормана были на Невском, Английском и Забалканском проспектах, в Финском переулке и на Садовой улице, в Чернышевом переулке и в других местах.
Известность Бормана и популярность его шоколада стремительно растут. Продукция его фабрики пользуется неизменным спросом. Особенно среди маленьких петербуржцев. Шоколад Жоржа Бормана становится самым любимым лакомством детворы.
С владельцем фабрики петербургские дети расплатились более чем сполна. Реклама его сладкого продукта звучала в каждом дворе: «Жоржик Борман нос оторван», дразнили друг друга дети. И даже дразнилка «Жорж Бормбн наср… в карман» (вероятно, родившаяся от ощущения расплавленных теплом ребячьих тел спрятанных в карманы шоколадных плиток) звучала как высший знак качества. Не случайно в народе дом, в котором находилось правление фабрики Бормана, получил несколько названий, сохранившихся в арсенале городского фольклора до сих пор. Его называли «Домик братьев Гримм», «Сладкий домик», «Шоколадный», «Кофейный».
1920. После революции, в рамках борьбы с наследием «проклятого царского прошлого», Алексеевскую улицу переименовали сначала в улицу Писателя Писарева, а затем – просто в улицу Писарева. Так была закреплена память о революционном демократе, критике и публицисте XIX века Д. И. Писареве. Почему для этого была выбрана Алексеевская улица, до сих пор остается непонятным. Писарев учился в Петербургском университете, сидел в Петропавловской крепости, жил на углу Невского и Фонтанки, в 28-летнем возрасте утонул во время купанья на Рижском взморье, похоронен на Литераторских мостках Волкова кладбища.
