Андрей Буровский - Крах империи (Курс неизвестной истории)
Кроме того, Кавказ, Казахстан — периферия мусульманского мира, даже ислам знают нетвердо. Это мир племен, знающих только свой племенной закон, свою первобытную традицию.
Народы Северного Кавказа традиционно считали нормой угон друг у друга скота, а кражу девушек — веселым молодечеством и полезнейшим видом спорта, без которого мальчик попросту не вырастет мужчиной. Торговлю рабами они считали выгодным и вполне почтенным занятием.
Есть такая картина французского художника Рамберга — «Товар черкесов». На этой картине, написанной во второй половине XVIII века, черкесы предлагают богатым арабам свой товар — краденых девушек. Я понимаю, конечно, что нельзя мешать людям вести традиционный образ жизни и налаживать привычные формы хозяйства. Но такие уж плохие, склонные к фашизму люди, жившие тогда в Европе, патриархальную, уютную привычку кавказских горцев красть людей и продавать их в странах мусульманского мира сурово осуждали.
Работорговля в странах ислама никогда не преследовала целей похищать именно русских. Но и для Турции, и для стран Средней Азии именно Россия стала полем охоты на рабов. Русских было численно больше; старинный народ земледельцев обещал более высокие качества захваченных рабов — верность, трудолюбие, хорошие душевные качества. Работорговцы накидывали аркан на шею украинцам, полякам, армянам, грузинам с той же легкостью и с тем же удовольствием, что и русским. И готовы были ловить и… ну, скажем, казанских татар или ногайцев. После взятия Скобелевым Хивы среди русских рабов оказались люди с именами Фарид и Юсуф, пойманные детьми где–то на Волге.
Масштаб явления? «От 500 до 600 русских томятся в рабстве: они были проданы киргизами или туркменами, захватывающими потерпевших кораблекрушение рыбаков на восточном берегу Каспийского моря, или хивинцами» [45, с. 145].
Тот же офицер русской службы, Егор Казимирович Мейендорф, пишет, что «участь рабов в Бухаре внушает ужас. Почти все русские жаловались на то, что они очень плохо питаются и измучены побоями. Я видел одного раба, которому его хозяин отрезал уши, проткнул руки гвоздями, облил их кипящим маслом и вырезал кожу на спине, чтобы заставить его признаться, каким путем бежал его товарищ.
…Большая часть русских невольников… содержалась в заключении
и работала с кандалами на ногах в продолжении нескольких
недель нашего пребывания в этом городе. Лишь один из них
сумел присоединиться к нам верстах в ста от Бухары после
18–дневного скитания по пустыне. В течение этого времени он
поддерживал себя только водой и мукой….Я не могу описать бурного
восторга десятка русских невольников, которых мы выкупили
в Бухаре и во время пути» [45, с. 145–146].
И далее Егор Казимирович рекомендует русскому правительству «задержать по всей империи хивинцев и бухарцев с их товарами», чтобы «вернуть на родину, в круг родных, к своей вере тысячи людей, исторгнутых из пределов России».
Именно эта рекомендация принята русским правительством не была, но, конечно же, после завоевания Кокандского ханства русские (а также грузинские, армянские и греческие рабы) поехали к себе домой. Я даже вынужден возложить на русскую армию и правительство Российской империи еще более тяжкий грех: она окончательно искоренила местные обычаи и национальное своеобразие! Российское правительство вообще запретило работорговлю и объявило ее вне закона. Какое неуважение к исламу!
Садриддин Ай ни в знаменитом романе «Рабы» очень неплохо описал, как шайки людокрадов ловили крестьян и горожан прямо в загородных садах, заковывали в цепи и увозили в другие области Средней Азии или в Персию [46, с. 12–17].
Русская армия перекрывала пути работорговцев, останавливала их караваны. Рабов отпускали на свободу, работорговцев, случалось, и вешали. Интересно, готовы ли вступиться за них, бедняжек, современные борцы с колониализмом и с пережитками колониализма в психологии?
Одной только проблемы русских рабов уже достаточно, чтобы морально оправдать почти любую по жестокости агрессию. И уж, конечно, у участников силовых акций и завоеваний появляется сильный нравственный стимул к участию, большое моральное оправдание почти всему совершенному.
А уничтожение работорговли позволяло чувствовать себя носителем цивилизации в дикой стране. Такое самоощущение очень легко осудить… Но стоит ли? Оснований для него было немало, а что до права вторгаться в жизнь других народов, до права нарушать сложившиеся традиции… Знаете, у рабов могло быть совершенно особое мнение по сему поводу. И не только у русских, но и у таджикских рабов.
НАВЕДЕНИЕ ПОРЯДКА
До сих пор речь шла о защите ростков христианской цивилизации в борьбе с варварством и дикостью мусульманского мира.
Но точно так же, как империя защищает единоверных христиан, и с тем же пафосом «безумного» колонизатора, Российская империя мешает мусульманам, подданным империи, нападать и на христиан, и друг на друга. Империя не может мириться с тем, что ее подданных обижают, — отсюда защита подданных против внешнего врага. Стоит какой–либо стране войти в состав Российской империи, как ее жители оказываются под покровительством Российского правительства и русской армии.
Но точно так же империя не может мириться и с тем, что ее подданные ведут войну друг с другом или грабят других. Империя, претендующая на роль христианской империи, на роль европейской империи, распространяющейся на восток, не может позволить своим подданным практиковать жестокие, изуверские, отсталые обычаи.
В общении с автором этих строк один чеченский юноша совершенно серьезно заявил, что красть скот — это романтика и благородный спорт, что без этого занятия не вырастишь настоящего воина. На мой вопрос, почему же «настоящие воины» проиграли войну «ненастоящим» (конокрадство в русских деревнях считалось самым страшным преступлением), юноша затруднился с ответом, но продолжал толковать о «романтике».
Разумеется, цивилизованное государство не может относиться к любой «романтике» этого рода иначе, чем к нарушениям Уголовного кодекса. Соответственно, кража скота чеченскими юношами у аварцев или похищение лезгинами чеченских девушек начинается рассматриваться как вульгарное воровство и преступление против личности, попытка изнасилования и прочие скучные реалии, представления о которых родились совсем ~ других широтах. И чуждые романтики колониальные власти, и грубые, скучные полицейские пресекают это чудное занятие, столь необходимое для подготовки нового поколения Хаджи–Муратов и Казбичей.
Так же прозаически, в самых мрачных традициях полицейского сыска, пресекается другой красивый (наверное, и полезный?) народный обычай — кровная месть.
Российская империя не может позволить своим подданным убивать, грабить и насиловать друг друга, даже если им самим этого хочется, и пусть далеко не сразу, но какой–то элементарный порядок водворяется во всех новых областях империи. Водворяется силой? Да, силой! Мусульманский мир до последней капли крови борется за свою независимость… в том числе за право торговать рабами, держать по Четыре жены, лить кипящее масло на неисправного раба и резать кровного врага, вплоть до месячного младенца.
Только после отчаянной конной атаки кокандцев на русские части (в 1860 году), расстрелянный из скорострельных винтовок мусульманский мир понимает раз и навсегда: воровать русских ему уже больше не придется. Только после введения патрульной службы на караванных дорогах мусульманские работорговцы убеждаются: торговать друг другом тоже нельзя. Чтобы понять это окончательно, им приходится вдохнуть запах висящих на карагачах работорговцев — тех, что еще не поняли намеков.
ПРОБЛЕМА НАБЕГОВОЙ СИСТЕМЫ
В 1804 году русские войска впервые ответили набегом на чеченский набег. Не ответить на набеги горцев российская армия не могла, потому что никогда и ни одно государство не могло и не может допустить, чтобы его подданных грабили и превращали в рабов. А Грузия была для адыгейцев, лезгин и чечен полем охоты на рабов и местом грабежей. С появлением русского крестьянства у них возникло еще одно такое поле…
Началась Кавказская война, одна из самых кровопролитных, долгих и тяжелых войн, какие только вела Россия за всю свою многострадальную истор, ию. За время этой войны погибнет 70 тысяч русских солдат, примерно столько же грузинских ополченцев и несколько сот тысяч горцев разных племен. Будут растрачены колоссальные материальные ресурсы, затрачены невообразимые усилия обеих сторон.
По мнению современников, «кавказская война выросла из набеговой системы» [47, с. 16]. Завоевать земли горцев Россия не могла, прочно победить их тоже не могла. Реально русская армия могла только стараться перехватывать во время набега «злого чечена, ползущего на берег» или отвечать набегом на набег, уничтожая жилища и посевы горцев, обрекая их на голод. Вовсе не отвага русских солдат, не военные победы как таковые — именно голод, сознательно организованный русской армией и русским правительством, стал силой, которая в конце концов «примучила» горцев.
