Лев Ельницкий - Великие путешествия античного мира
Гениохийские племена (к их числу должно быть отнесено также и названное Тацитом племя седохезов, у которых в устье реки Хоба (Ингури) укрывался Аникет от преследования Виридия Гемина, как еще раньше Митридат от преследования Помпея) противопоставили себя Риму еще в I столетии до н. э. Их экспансия, осуществлявшаяся в южном направлении, и их разбойничья морская торговля, о которой подробно сообщал Страбон (XI, 2, 12), не могли не вызвать отпора со стороны римской провинциальной администрации, чем и следует объяснить постройку укреплений и помещение римских гарнизонов в Абсаре, Фасисе и Диоскуриаде. Хотя Колхида и черноморское побережье, расположенное к северу от нее, и не были включены при Нероне в образованную им из Полемонова царства Понтийскую провинцию, вассальное и зависимое положение населявших кавказское побережье племен и подчинение их Риму не подлежат сомнению. Об этом свидетельствует Иосиф Флавий, говорящий в «Иудейской войне» (II, 16, 4) о племенах колхов, гениохов и других причерноморцах, удерживаемых Римом в повиновении с помощью трех тысяч гоплитов[55] и сорока военных судов.
Иосиф Флавий имеет, очевидно, в виду те помещавшиеся в Трапезунте вспомогательные войска и тот флот, о которых упоминает в связи с историей восстания Аникета также и Тацит. Воспользовавшись ослаблением римских военных сил на Кавказе, на что опять-таки специально указывает Тацит, гениохи захватили и разграбили Питиунт, Диоскуриаду и Трапезунт. Следует думать, что ими не были пощажены и такие торгово-административные пункты побережья, как Фасис, Абсар, Архабий и другие.
Плиний в одном месте специально указывает на множественность гениохийских племен. Некоторые из них он называет сам, другие же становятся известны из более позднего и подробного источника — перипла Арриана, показывающего гениохов необычным образом рядом с макронами — племенем, известным у юго-восточного угла Черного моря в районе Трапезунта уже Гекатею Милетскому и подробно описанным Ксенофонтом. Далее к северу по черноморскому побережью Арриан называет зидритов, лазов, апсилов, абазгов и санигов, в земле которых находится Себастополь (Диоскуриада). Еще севернее Арриан упоминает племя зилхов, чье имя должно быть сопоставлено с зигами Страбона, называемыми им в числе разбойничьих племен вместе с ахеями и гениохами. Существенным обстоятельством является и то, что Арриан помещает к северу от Диоскуриады реку Абаск, связанную своим наименованием с названными ранее и локализованными к югу от Диоскуриады абасгами. Он упоминает также Старую Лазику, откуда, видимо, происходят названные им между зидритами и апсилами и локализуемые в южной части восточного берега Черного моря лазы — племя, имя которого позднее распространилось на всю Колхиду, именующуюся ранее у византийских писателей Лазикой.
Все названные Аррианом между Трапезунтом и Диоскуриадой племена или отсутствуют в обычных у древних авторов (вплоть до Страбона) описаниях восточночерноморских племен, или фигурируют в них применительно лишь к северному участку этого побережья. Таким образом, картина расселения вышедших из ахейско-гениохийских пределов племен, какую мы находим у Плиния и Арриана, свидетельствует о значительных географических переменах, происшедших в период времени от Страбона и до Арриана, то есть за сто лет, и, с другой стороны, об определенном стремлении северокавказских племен к югу, точнее — к юго-восточному углу Черного моря.
Наиболее раннее свидетельство, отмечающее эту тенденцию, мы находим у Страбона, помещающего в указанном месте, по соседству с саннами и халдами, племя аппаитов, «ранее называвшихся керкетами». Керкеты же и у Страбона, и у более древних авторов локализуются между синдами и ахеями, то есть в северовосточном углу Черного моря. Необходимо, очевидно, предположить, что во время, недалекое от Страбона, часть племени керкетов, под новым именем аппаитов, переселилась из области Северного Кавказа на пространство между Колхидой и Малой Арменией.
Керкеты тоже принадлежали к числу разбойничьих ахейско-гениохийских племен, и, может быть, поэтому границы племени гениохов могут быть раздвинуты в глубь Кавказа, вплоть да Армении, где их помещает Тацит. Имя гениохов звучит, однако, у этих границ при Таците не впервые. Его угадывают в содержащемся в древнеурартских текстах племенном наименовании игани, оно же звучит, быть может, и в позднейшем лезгинском родовом имени Гайнухи. Следует упомянуть и о том, что Плиний отождествляет северозападные склоны Кавказа, именуемые у него Гениохийскими горами, с Кораксийскими горами других авторов, чем подтверждается преемственность племенных наименований кораксов, известных авторам, опирающимся на ионийскую традицию, и гениохов, называемых преимущественно на основании более поздних данных.
Плиниево описание закавказских стран соответствует во многих чертах тому, что в более пространном изложении содержится у Страбона. В Иберии Плиний называет три населенных пункта: Гармаст, соответствующий Гармозике Страбона, Неорис, не поддающийся ближайшему отождествлению и локализации, и крепость Куманию, которая по положению своему у Кавказских ворот (Дарьяльского прохода) должна соответствовать Страбоновым Свесаморам. Замечание Плиния о том, что укрепление Кумания построено близ Кавказских ворот с тем, чтобы препятствовать проходу через них бесчисленных племен, следует связать со свидетельствами, которые сообщают о бурном расселении сарматских и аланских племен в степях к северу от Кавказа на рубеже нашей эры и о стремлении их в области Закавказья.
Описывая Кавказские ворота, Плиний полемизирует с авторами, называющими эти ворота Каспийскими (наименование, прилагавшееся к горному проходу близ мидийских Par, а также к Дербентскому проходу с Северного Кавказа в Закавказье). Плиний указывает, что их именовал ошибочно Корбулон, ибо это наименование (Каспийские вместо Кавказские) стоит на тех топографических картах Кавказа, какими он пользовался во время парфянской войны (VI, 40). Плиний не знает другой возможности прохода в Закавказье с севера, кроме Кавказских ворот (Дарьяльского прохода), и это убеждает, что существование Дербентского прохода оставалось ему не известным. Дербентский проход отчетливо отличает от других кавказских проходов Птолемей, называющий его Албанскими воротами.
Однако, настаивая на различии вышеназванных наименований, Плиний прилагает к Кавказским воротам те сведения, которые известны были ему о воротах Каспийских; таковы его сообщения о железных заграждениях Кавказских ворот, равно как и то его замечание, что ворота разделяют две части света — представление, связанное с Каспийскими воротами, рассматривавшимися Эратосфеном в качестве границы между Северной и Южной Азией. Так же как и у Мелы, Кавказ у Плиния связан с Рипейскими горами и группирует вокруг себя «рипейскую» топонимику. Владения эсседонов (исседонов), живущих по вершинам гор, простираются до колхов, то есть до тех мест, откуда «Кавказ поворачивает к Рипейским горам».
В характеристике азиатского Боспора и Северного Кавказа у Плиния присутствуют и могут быть выделены данные, полученные, скорее всего, в результате экспедиции Дидия Галла. Плиний знает совершенно оригинальное название для Темрюкского залива — Корет, в который он заставляет впадать Гипанис (Кубань) своим естественным устьем. Искусственным же устьем, о котором сообщает также Страбон (XI, 2, 11) как о древнем и лишь царем Фарнаком расчищенном устье Кубани, выводившим ее в Черное море, Плиний связывает Кубань ошибочно с заливом Бук (Сивашем). Делает он это потому, что у него, как и у многих других древних авторов, представления о Гипанисе-Кубани смешиваются с представлениями о Гипанисе-Буге.
Для боспорской периферии, и в особенности для областей Северного Кавказа, Плиний называет большое количество наименований, зафиксированных впервые, быть может, тогда, когда римский отряд под командованием Юлия Аквилы, поддерживавший Котиса, проник в 47 году н. э. вплоть до области сираков. Вследствие своей оригинальности, а отчасти, вероятно, и вследствие позднейшей порчи текста подавляющее большинство из них не вызывает ассоциаций с именами, известными из других авторов. Так, Плиний называет несколько наименований меотийских и сарматских племен, из которых лишь немногие могут быть сопоставлены с какими-либо параллельными данными. То же самое относится и к наименованиям некоторых местностей, рек и племен Северного Кавказа, находящих редкие параллели у Птолемея, Равеннского Анонима или в эпиграфически засвидетельствованных сарматских собственных именах. Ввиду плохой сохранности этих наименований и спорности вызываемых ими ассоциаций мы не будем производить здесь их разбора.
Многие наименования из Плиниевой топонимики прикавказских стран должны быть, несомненно, отнесены в основе своей к соответствующим среднеазиатским наименованиям, по отношению к которым они являются лишь разночтениями; нахождение же их в области Кавказа объясняется все тем же совмещением представлений о Яксарте и Танаисе. Когда Плиний пишет: «Танаис же перешли… аиасы, иссы, катееты, тагоры, кароны» и т. д., то в этих именах нельзя не угадать искаженных асиев, иасианов, тохаров и сакаравлов, пришедших, по словам Страбона, во II столетии до н. э. из-за Яксарта и отнявших у эллинов Бактриану. Плиний сообщает при этом, что скифы называют Танаис Силом, и сам же ниже, в § 49 той же книги VI, раскрывает смысл этого сообщения, поясняя, со слов Демодаманта, что Силис — это местное наименование реки Яксарт, которая греками Александра Македонского была принята за Танаис.
