Александр Елисеев - Русские в СССР. Потерпевшие или победители?

Большевики вернули русское сознание к титаническим глубинам Святогора, высвободив огромную энергию отрицания. При этом она сокрушила не только традиционные устои, но и нарождающийся либерально-буржуазный уклад. Плутократы всех мастей (отечественные и западные) ждали от русской революции установление «торгового строя», но получили военную коммуну, несущую смерть и разрушение многочисленным врагам – подлинным и мнимым. Подчинить ее плутократы не смогли, хотя и приложили к этому огромные усилия (воздействуя на интернационалистов типа Троцкого и Бухарина). Зато эту титаническую силу сумел скрутить Сталин, который урезал великанское начало и попытался свести его к богатырскому. Показательно, что еще в знаменитом «Кратком курсе» он серьезно предупреждал большевиков, сравнив партию с эллинским титаном Антеем. Последний во время поединка с Гераклом лишился соприкосновения с матерью-землей, дававшей ему силы, и был побежден. Сталин заклинал большевиков не терять связи с землей, но они увлеклись своими мегаломаническими проектами и были вырезаны в ходе чисток 1937–1938 годов. (Святогора, согласно былинам, также не могла носить мать сыра земля.) Но их мощь была обращена на благое, имперско-героическое дело. (Святогор также дал часть своей силы богатырю Илье.) Возникла великая космическая держава, чьи звездоплаватели преодолели «тягу земную», чего так хотел, но не смог титан Святогор.

Сталин использовал энергию (действительно национальную) красного неоязычества. И он же бросил ему вызов. Адепты красного культа вознамерились вернуть Русь к первобытной общине с ее уравнительным распределением материальных благ. В данном плане весьма характерна идея «Советов», которая была (не во всем, но во многом) воспроизведением вечевых собраний, присущих т. н. «военной», «варварской» демократии. В языческой Руси, как и у других индоевропейцев в определенные периоды, основные вопросы внутренней и внешней политики решали собрания вооруженных мужчин, составляющих народное ополчение. (При этом они имели некоторую альтернативу в лице профессионального войска – дружины. Из нее потом вырастет власть киевских великих князей.) По новейшим реконструкциям, вечевыми собраниями руководили волхвы – жрецы, которые, очевидно, навязывали свою волю путем определенных интеллектуальных и магических махинаций. Советская власть, в известном смысле, была попыткой возродить эту самую вечевую, а на самом деле жреческую демократию. Низовые Советы избирались открытым голосованием на собраниях солдат, а также рабочих и крестьян – в огромном количестве случаев вооруженных. Эти низовые органы и посылали своих представителей в вышестоящие Советы и на съезды Советов. Создавалась многоступенчатая пирамида, которую венчал Всероссийский съезд Советов и ВЦИК. А руководила всей этой пирамидой жреческая, партийная идеократия РКП(б). Жрецы во главе вооруженного народа – каково? Вот уж действительно, нет ничего нового ни под луной, ни под красной звездой.

Сталин в 20–30-е годы эту систему ликвидировал. Советы при нем стали избираться от обычных территориальных округов, а идеократия была существенно ослаблена. Зато возросла роль государственной бюрократии. И это обстоятельство позволяет сравнить СССР с Византией, в которой власть императора-базилевса имела первейшей своей опорой именно бюрократию. Сталин выдвинул против «бессознательного» неоязычества такой же «бессознательный», но весьма действенный византизм.

Он ни в коей мере не разделял внешне марксистских (на самом деле – варварско-языческих) упований на отмирание государства. В своих трудах и публичных выступлениях Сталин неоднократно, пусть и в завуалированной форме, полемизировал с «классиками» – Марксом и Энгельсом. Особенно критически он относился к Энгельсу, который наиболее радикально утверждал неизбежность отмирания государства по мере строительства социализма. В работе «Вопросы ленинизма» (1923 год) Сталин утверждал, что данная формула Энгельса правильна, но не абсолютно. Она применима лишь для того периода, когда социализм победит в большинстве стран мира. А если учесть, что Сталин вовсе не хотел победы социализма на Западе, то признание им правоты Энгельса носит, безусловно, формальный характер.

Сталина нельзя причислить к сторонникам коммунизма, ибо коммунизм, как явствует уже из самого названия, предполагает создание коммуны – полностью самоуправляющегося общества. В работе «Экономические проблемы социализма» (1952 год) Сталин признавал возможность построения коммунизма даже во враждебном капиталистическом окружении. То есть, согласно его представлениям, «коммунизм» вполне сочетается с сильным государством, противостоящим серьезному геополитическому противнику. Само собой, такой «коммунизм» не имеет ничего общего с коммунизмом Маркса, Энгельса и Ленина.

Выступая с Отчетным докладом на XVIII съезде ВКП(б) (1939 год), вождь партии большевиков открыто объявил, что высказывания Энгельса и Ленина по поводу отмирания государства не имеют практически никакого отношения к Советскому Союзу. Он заметил «отсутствие полной ясности среди наших товарищей в некоторых вопросах теории, имеющих серьезное практическое значение, наличие некоторой неразберихи в этих вопросах. Я имею в виду вопрос о государстве вообще, особенно о нашем социалистическом государстве». Сталин полемизировал с ортодоксальными марксистами, утверждающими, что отсутствие эксплуататорских и враждебных классов должно неминуемо сопровождаться и отмиранием государства. По его мнению, Маркс и Энгельс лишь заложили краеугольный камень теории о государстве, которую надо было двигать дальше. Кроме того, Сталиным «кощунственно» были замечены просчеты «классиков»: «…Энгельс совершенно отвлекается от того фактора, как международные условия, международная обстановка». Этот фактор, согласно Сталину, и был главным препятствием на пути отмирания государственной организации.

Сталинский СССР, вне всякого сомнения, был империей. Но он более напоминает Византию, чем Российскую империю. Византия представляла собой государство вождистского типа, которое опиралось прежде всего на бюрократию. Монархия же, каковой была Российская империя, предполагает наследственное правление. И опирается она главным образом на систему сословий. Византийский вождизм, безусловно, пытался подняться до высот истинной монархии. Базилевсы провозглашали себя «слугами Божьими» и стремились передавать власть по наследству. Но при этом они продолжали считать свою власть «делегацией от народа». Императора выбирали армия и народ. Конечно, выборы были формальны, но эта формальность все же подчеркивала его зависимость от воли людей. И базилевсы, как правило, не задерживались долго на престоле – государственные перевороты были обычным явлением в византийской политической практике.

Идеолог монархизма Тихомиров пишет: «…совместительство народной делегации и Божия избранничества давало византийской императорской власти возможность широкого произвола. В случае нарушения народного права, можно было сослаться на волю Божию, в случае нарушения воли Божией – ссылаться на безграничную делегацию народа. Однако нельзя не видеть, что то же совмещение, давая власти императора возможность произвола, в то же время не давало ей прочности. Эту власть нужно было отнимать у недостойного ее тоже на двойном основании: за нарушение воли Божьей, либо на основании воли народа…» («Монархическая государственность»).

Сталин оказался близок именно к статусу византийского императора. С одной стороны, он, как партийно-государственный деятель, был зависим от воли народа и партии (официально объявленной на XVIII съезде ВКП(б) «лучшей частью народа»). При этом сам «народ» делегировал ему всю полноту власти, провозгласив «вождем».

С другой стороны, Сталин не был только вождем СССР и его народа. Он официально именовался «вождем всех времен и народов». Это определение возносило Сталина над народом, как источником власти. Он вещал от имени всех времен, т. е. прошлого, настоящего и будущего. И это надвременное положение делало его «вождем всех народов», повелителем ойкумены (подобно византийским автократорам). Любопытно, что само время, вождем которого себя называл Сталин, в православной мистике именуется «движущейся вечностью» (св. Максим Исповедник). Знал ли об этом сам Сталин, выбирая себе столь амбициозную характеристику? Вполне возможно, если учесть, что он учился в семинарии. В работе «Марксизм и вопросы языкознания» Сталин утверждал, что нация и язык связывают воедино поколения в прошлом, настоящем и будущем. Получается, что он верил в некое вечное, надвременное бытие.

Таким образом, Сталин позиционировал себя и как выразитель воли народа, и как избранник некоего высшего начала. И тем самым он, как и византийские императоры, попадал в двусмысленное положение.