Михаил Шевердин - Вечно в пути (Тени пустыни - 2)
- За мою голову Сары-хан взял полторы тысячи туманов золотом. Не плоха голова, которая стоит так дорого! - самодовольно закончил рассказ Юсуф Ади.
Презрительная усмешка кривила губы Джаббара ибн-Салмана, пока неторопливо разматывалась нить рассказа.
- Итак, горбан Юсуф Ади, или Сиях Пуш, или шейх Мансур, вы потерпели неудачу, и вскоре туркмены Мерва попросились в подданство русского царя.
Хозяин дома перебил араба:
- Если бы вовремя мой друг полковник Стюарт раскошелился, урус-кяфир не встал бы своей железной пятой в Мерве и Кушке и сейчас не надо было бы начинать все сначала. Каких-нибудь десять тысяч фунтов, и Сиях Пуш повел бы армию Ислама против Ашхабада, вымел бы урус-кяфиров из Туркменской степи метлой праведной веры и отдал бы туркменские степи персидскому шаху... Сорок пять лет я живу в Келате. И сорок пять лет головой бьюсь о стену. Какие возможности упущены! Сорок пять лет я лелею змею зависти в своем сердце. Сорок пять лет ждал я решающего часа, чтобы продолжить дело моего отца.
- А что вы делали, когда генерал Маллесон занял Закаспийскую провинцию России в тысяча девятьсот восемнадцатом году?
- А что сделал Маллесон? Туркмения, Бухара, Хорезм лежали у его ног... И что же? Нерешительность! Медлительность! Он даже не сумел снискать любовь курдов. Он смеялся над Мелек Таусом, он унизил меня. Он смотрел на всех здесь как господин на рабов. Я радовался, когда этого зазнавшегося петуха выгнали из Ашхабада большевики. И снова я ждал десять лет... Теперь час настал. Теперь мой правнук, новый Сиях Пуш, протянет руку захвата к урус-кяфирам...
Все взгляды остановились на Зуфаре, и он мучительно почувствовал, что кровь приливает к лицу. Джаббар ибн-Салман долго и пытливо глядел на него, словно стараясь поймать его взгляд. Он не торопился сказать свое слово. Видимо, вопрос не казался ему таким простым, как думал Юсуф Ади.
- Не стоит вспоминать старое, - сказал Ибн-Салман, растягивая слова. - И Стюарт, и Сен Джон (вы его знали по Хафу), и Маллесон военные люди, как и многие другие, кто защищал интересы Британии и Северной Персии. А воинам свойственна прямолинейность и... тупость. Они начинают со стрельбы. Они щеголяют в мундирах и регалиях. Их видно за сто шагов, и они делают все от них зависящее, чтобы путать.
Он остановился и снова очень внимательно посмотрел на Зуфара.
- Он мой родич, и я отвечаю за него... - быстро сказал Юсуф Ади. - Он настоящий йезид...
- Предположим... Меня еще никто и никогда не обманывал... Не посмел обмануть, - самодовольно сказал Джаббар ибн-Салман. - Посмотрим... Быть таким, как Сиях Пуш, очень сложно, трудно... Жить среди чужих, думать на чужом, наполовину понятном языке. Питаться отбросами. Одеваться чучелом... - Он говорил рассеянно, точно вороша какие-то давно передуманные мысли и глядя невидящими глазами прямо перед собой... - Полное забвение личной жизни, болезни, лишения... И для чего...
Теперь уже и старик с нескрываемым удивлением смотрел на Джаббара ибн-Салмана. Тот почувствовал его взгляд на себе и поспешил заговорить о другом:
- Чепуха... А теперь поговорим... Кто такие туркмены? Они совсем не фанатики. До русского завоевания они были плохими мусульманами. Парадокс! Но твердая власть христианской России в Туркестане укрепила позиции ислама среди туркмен. И все же одного поколения оказалось мало, чтобы сделать их фанатичными поклонниками пророка. В бою туркмен щадит женщин и детей своих врагов. Он не уничтожает имущества. Он только забирает все, что может унести с собой... Все это говорит о практическом уме туркмена... В Мерве вы провалили тогда дело потому, что вы не мусульманин, а йезид. Вас подозревали, вам не верили. Вам нужны были неистовые исламские газии... дикие кочевники, нагоняющие ужас, не знающие пощады, жаждущие крови, духовные потомки Тамерлана...
- Значит, им еще мало крови... - вдруг проговорил негромко Зуфар. Он отвечал не на слова Джаббара ибн-Салмана. Он даже не возражал, не спорил, он лишь отвечал на свои мысли.
- Мало крови?! - удивился Ибн-Салман.
- Какой из Овеза Гельды был мусульманин? Все знают, что он в свое время принял христианство... был гяуром, - сказал решительно Зуфар. - Что, разве ради ислама он приказал убить зоотехника Ашота, не пощадил его жену... сжег овец?.. Для кого он это сделал?.. Ради кого? Он вор... бандит.
Джаббар ибн-Салман посмотрел пристально на Зуфара, на старца, и тень сомнения легла на его лицо.
Густейшие брови Юсуфа Ади, точно мохнатые насекомые, зашевелились. Араб что-то уж слишком крепко сжал свои и без того сжатые губы, похожие на лезвие ножа.
Зуфар думал: "А если прав самаркандец Алаярбек?" Помогая Зуфару выбраться через крышу овечьего загона в хезарейском становище, он успел бросить странную фразу: "Остерегайся... Джаббар ибн-Салман совсем не Джаббар ибн-Салман".
Больше ничего он не сказал... Не успел...
Со вздохом облегчения Зуфар понял, что его напоминание об отступничестве Овеза Гельды подействовало как нельзя лучше. Брови-насекомые Юсуфа Ади перестали шевелить лапками.
Очевидно, сомнения у старца исчезли так же быстро, как и возникли, потому что он сказал:
- У нас, келатцев, с туркменами старые счеты. До русских туркмены сотни лет грабили йезидов-келатцев. Уводили в рабство. Твою бабушку, сынок, туркмены похитили... сделали рабыней. Не жаль такого, как Овез Гельды... Но сейчас не до счетов. Сейчас мусульмане Туркестана, сунниты, шииты, и мы, йезиды, должны беспощадно обрушить мечи на головы большевиков. Нам дорога каждая сабля, каждая винтовка. Сейчас надо, чтобы в Туркестане цирюльник сделал большое кровопускание. Потерявший много крови слабеет. Когда большевики придут в изнеможение, придем мы. Таков закон войны.
Зуфар чуть не задохся. Отвратительный голос, отвратительный человек этот Юсуф Ади. Странно. Джаббар ибн-Салман промолчал. Почему он ничего не говорит? Или так надо? Или он испытывает Юсуфа Ади?
Но всем своим видом и Юсуф Ади и Джаббар ибн-Салман показывали, что они ждут ответа.
- Матерый волк посылает вперед молодых, годовалых волков, пробормотал Зуфар. - Так у нас в степи. Когда молодые псы, хранители отары, и молодые волки изнуряют свои силы в драке, приходит матерый волк и выбирает овечку по вкусу...
Юсуф Ади таял от восторга. Какой у него умница правнук! Араб вел себя сдержанно.
- Ты умеешь стрелять? - спросил он.
- На сто шагов из двустволки я попаду дробинкой в глаз лисе! воскликнул Зуфар. - Шкурка останется целой...
- А ездить верхом?
- Спросите в Хорезме у тех, кто не сумел удержать на седле козла во время козлодрания, - не без наивного хвастовства ответил хивинец.
- А искать и находить?
- Разве мы пришли в этот мир, чтобы смотреть, но не пользоваться?
- Клянусь головой вашего правнука, господин Юсуф Ади, он для вас дар божий. Он вполне подойдет...
И хоть Зуфар понятия не имел, для чего он подойдет, стало ясно: предстоит ехать, и на этот раз через границу, в Туркмению. В душе Зуфар ликовал. Он возвращался на родину.
Зуфар уже не думал больше о тайных лазах, тропинке, ночном бегстве...
Правда, ибн-Салман тут же разочаровал Зуфара. Он не пожелал посвящать его в подробности. Он приказал только готовить хурджуны и коней.
Он вышел и скоро вернулся совершенно преображенным. Вместо арабского бурнуса и куфии - головного платка - он облачился в черный халат почти до пят и обмотал голову чалмой. Зуфар усмехнулся.
- Чего вы смеетесь? - рассердился Джаббар ибн-Салман.
- И вы хотите в такой чалме... по Туркменской степи?
Зуфар едва сдерживал смех.
- Ты непочтителен, сынок, - вмешался добродушно Юсуф Ади. - Когда господин спрашивает у раба совета, тот от радости раздувается и одежда не вмещает его... Из угождения господину не грех и пожертвовать своей головой.
- Хорошо, - сказал ибн-Салман, - пусть посмеется. Молодости свойствен смех... Дайте ему быстрого коня из своей конюшни, чтобы он не отстал от моего "араба", и на рассвете - в путь...
- Извините... я смеялся... - проговорил наконец Зуфар, - а дело серьезное. В пустыне неспокойно. В вашей одежде... на чистокровных конях... Да мы и до первого колодца не доедем: или калтаманы пристрелят, или русские пограничники.
Зуфар помянул пограничников нарочно. Он хотел слышать, что на это скажет араб.
- Что ты предлагаешь? - сухо спросил Джаббар ибн-Салман. Напоминание о пограничниках он пропустил мимо ушей.
- Текинские папахи, халаты... Никакого оружия... Простые рабочие лошади. Еще лучше пешком... Только, боюсь, вам придется трудно.
Увидев, что Джаббар ибн-Салман мрачнеет, хозяин дома вмешался в спор, и очень своеобразно. Он схватил большой отделанный серебром сосуд и разлил в кофейные чашечки янтарную жидкость.
- Нет, - резко отказался араб.
- Закон ислама? - спросил Юсуф Ади. - Закон запрещает виноградное вино, а в кувшине французский коньяк...
- Нет.
- Клянусь семью шейхами Баальбека, это хорошо! Пейте! - Юсуф Ади уже успел выпить, и глаза его пьяно блестели. - Разве дьяволы не пьют вино?
