Александр Гера - Набат-2
Уклонясь от очередного удара, он умело перехватил руку нападающего и втянул его в кольцо. Через образовавшуюся щель кувырком он выскользнул наружу, еще кувырок — и он у поленницы.
— Чего стоишь?! — успел он крикнуть Крониду, больше ни слов, ни действий на него не хватило: он вырвал из-под стрехи кол, двумя руками перехватил его и пошел на пришельцев. Кронида еще больше испугал его окровавленный вид.
— Генчик, держи! — послышался крик Клавдии, сама она появилась в проеме двери с «Калашниковым» в руке.
Кол в сторону, автомат пойман.
— Спрячься, Клава! — крикнул Дронов и передернул автомат, прочно утвердив его в ладонях.
Чужаки замешкались. Грохнул выстрел, повалив крайнего. Трое оставшихся остолбенели.
— Стоять! — резко окрикнул Дронов, едва чужаки попытались исчезнуть со двора.
Грохнул второй выстрел, и следом повелительный окрик: «Стоять!» Оставшийся в живых бросил наземь стальной прут.
— Отпусти, братан, погорячились, довольно крови! — запросил он пощады.
— А что я буду иметь за это? — прохрипел разгоряченный Дронов.
— Договоримся, только отпусти.
Кошачьей поступью Дронов подошел к нему, этот шаг пощады не предвещал, и последний чужак рухнул на колени.
— Чунь катаный, жить захотел? — прошипел Дронов и резким ударом приклада раскровенил ему лицо.
— Дядь Гена, не надо! — попросил Кронид, и Дронов так на него оглянулся, что Кронид потерял дар речи.
— Сопляк! — проговорила Клавдия. Она не сдвинулась с места и с ненавистью дожидалась конца экзекуции.
— Нехорошо тебе? — почти участливо спросил Дронов, а пришелец понял сразу:
— Убей, козел.
— Так я козел? — переспросил Дронов и наотмашь ударил прикладом по ребрам чужака.
Истошный вой, похожий на волчий. Потом приклад взлетал над головой Дронова, но Кронид закрыл лицо руками, чтобы не видеть ужасной сцены. У Клавдии раздувались ноздри.
— Хватит, Генчик, он сдох, — промолвила Клавдия.
— Пожалуй, — откликнулся Дронов так, будто сообщил спокойно о проделанной работе.
Следом Кронид почувствовал на своих волосах властную руку.
— Открой личико, детка, — прозвучал издевательски голос Дронова. — Смотри и запомни: здесь должны были лежать мы. — Рука сжалась, и волосам стало больно. — А ты, исусик сраный, даже не шевельнулся помочь мне.
— Я не могу так, не могу! — скривился от боли Кронид.
— А что ты можешь? — милостиво спросил Дронов а ослабил нажим на волосы. — Не можешь бойцом, попробуй уборщиком. — Он совсем убрал руку с головы Кронида.
— Что мне делать? — почти молил Кронид.
Дронов отошел в сторону.
— Давай скирдуй это дерьмо. Не хочешь руками таскать, напрягись, яви волю и, не прикладывая рук, перетаскай эти трупы за ворота.
— Хорошо, — поддался Кронид. Собрав энергетику в кулак, он по одному перетаскал четыре трупа из двора.
— Я сделал, — сказал он, понурившись.
— А пятого?
Кронид собрался снова. Усилием воли открыл настежь дверь хибары, выволок наружу пятый труп.
— Смог?
— Смог…
Дронов внутренне восхищался манипуляциями Кронида и не хотел сознаться в этом. Яростная борьба только что стоила ему закипевшей ярости, и остудить себя мгновенно он не хотел.
— Кто ж тебя воспитал таким засранцем? Ты же подлинно русский: сколько же надо сил, чтобы ты взъярился? Монах Пармен велел терпеть?
— Дедушка Пармен был добрым, он не убивал и запретил применять силу, — упрятав лицо в землю, отвечал Кронид.
— Не убивал, верю. И тебя убивать не просили. А напугать не мог, что ли? Чтобы эти засранцы бежали отсюда без задних ног? Учил он тебя защищаться силой?
— Учил…
— Генчик, оставь полудурка, — подала голос Клавдия. — Малахольный он.
— Эх ты, Кроня, — с укоризной сказал Дронов, не обратив внимания на слова Клавдии. — Вот из-за таких тихонь умельцев мы просрали Россию, да и всю планету. Судских Игорь мог, но пальцем не шевельнул, а как русичи ждали его команды! Я бы пошел за ним в огонь и в воду — не позвал. Я боготворил его, молодого, красивого, единственного человека, на плечах которого генеральские погоны светились в полную мощь. Я верил ему, а он, как последняя сука, сбежал. Это из-за него я в масоны подался, чтобы хоть какой-то силе служить, а эта сила превратила меня в червя. Из-за него, Момота, Луцевича, из-за умствующих пердунов погибло все, будь они прокляты! И ты хотел, чтобы я к этим червям проявил жалость? Да никогда!
Дронов закипал все больше и больше, и Кронид боялся его ярости, как боятся машину, вышедшую из повиновения.
«Всевышний, останови его!» — взмолился он.
— И как ты дальше жить собрался? — спросил Дронов вполне миролюбиво.
— Так же, — твердо ответил Кронид и впервые без страха взглянул на Дронова.
— Амеба, — сплюнул Дронов. — Цирковая, дрессированная, но амеба. Клянусь, не желаю тебе лишиться самого святого, но было бы в жилу, чтобы ты собственного ребенка потерял. Вот тогда ты бы научился мерзавцам за версту зубы без пассатижиков выдергивать. А пока ты живешь по-русски: пока гром не грянет, мужик не перекрестится. Вот так-то, чунь…
Все перегорело. У обоих.
Из-под стрехи навеса Кронид достал свою старую одежонку. Решил идти к озеру и там переодеться, но Клавдия забрала ее из рук Кронида и дала армейский набор.
— Пошли, Генчик, помою тебя.
— Бери, — настоял Дронов. — Мужчина должен быть похож на мужчину.
Укладывая в рюкзак книги, Кронид обнаружил там пшено, гречку, соль, сахар, несколько банок сгущенки и сухари.
— Может, остановим? — спросила Клавдия у Дронова. — Мальчишка еще, твоя помощь ему нужна.
— Под себя не надо было укладывать мальца, матушка, — наставительно сказал он. — Два самца — дом без отца.
— Ладно тебе, — потупилась Клавдия. — А ты не сбежишь?
— Набегался, — кратко ответил Дронов. — А ты ведь еврейка, — щелкнул он ее по носу. — Я все про тебя знаю.
— Какая тебе разница? — стерла застенчивую улыбку Клавдия. — Я обычная теплая баба, хочу жить, давать и рожать…
Они сошлись в середине двора. Постояли молча. Кронид сделал глубокий поклон, ему ответили поклоном.
— Моторку мою возьми, — напомнил Дронов и вынес упакованный агрегат. — Сгодится, путь дальний. В скиты?
Кронид кивнул.
— Давай, расти потомство для щитов на вратах цареградских. В обиду не давай, обиженным не поддавай, — сказал Дронов и вышел со двора.
Первым долгом Кронид направился к озеру. Вызвал рыбу. Та приплыла и уставилась на него утомленным взором.
— Прощай, голубушка, я не желаю тебе зла.
Вздох был ответом, и со спокойным сердцем Кронид зашагал к дальним горам.
Он удивился, увидев за собой Найду.
— А ты куда? — спросил он.
Ну что может ответить собака? Иду и иду…
— Знаешь, красавица, возвращайся обратно. Хватит тебе искать лучшей доли. Дом ты нашла, тут тебя не обидят. Найда подняла лапу: попрощаемся, хозяин…
Он потряс ее поднятую лапу, пошел, а шагов через сто оглянулся. Найда, как хорошая хозяйка, смотрела вслед.
3 — 18
Бьяченце Молли вызывал Дронова долго и безуспешно. Сначала сигнал шел, потом линия постепенно затихла. Это не погрешность связи — такого никогда не случалось и случиться не может, — это погрешность системы, если в ответственный момент вмешивается случай. Случай вмешаться не может, он программируется свыше, и человеческий поступок никогда не случаен, он определен связями причин и следствий.
Единственный скоростной перехватчик он отправил за Дроновым и потерял обоих. Спрашивается: ради чего он разжалобился и не доверился причинности связей?
Но кому он доверит Орден, где много звацых и мало избранных? Измельчало воинство, как и все на земле, мелким петухам нет смысла оставлять жемчужину таинства. Всегда были солдаты и генералы, и всегда был вопрос, почему один доходит до полковника, а другой становится маршалом? Нет у него маршалов.
Случись как задумано, его солдаты расползутся по планете князьками по своим уделам, заведут воинства и жен, и прежним чередом станет раскручиваться спираль с заведомым искажением. Сначала отойдут условности, человек начнет дичать, забывая слова, дальше человек научится забивать мамонтов, нажрется досыта и захочет поэзии и излишеств, а там и о тайнах вспомнит, и желание владеть ими проснется — так будет, ничего другого не получится, потому что в его, Бьяченце Молли, дела вмешался случай.
«Как это мудро сказано, — наморщил лоб магистр. — Чтобы спасти народ, надо уничтожить вождей? Да, именно. Все беды от вождей. Выходят плоть от плоти, становятся мудрее мудрых. С чего? Знают таинства? Много ли я знаю их? Прожить можно без них».
Бьяченце Молли вышел на верхнюю террасу и прошел ее из конца в конец. Было темно, без огней океан казался бездонной ямой. Внизу пели братья, послушно высиживая отпущенный час песнопений. Хор был ладным.
