Норман Кон - Благословение на геноцид
Способный, образованный человек, сумевший когда-то произвести впечатление на императорский двор, постепенно превращается в одного из тех психических больных, чьи высказывания совершенно безответственны.
В двадцатых годах его по крайней мере дважды арестовывали, и хотя было известно, что он главный издатель "Протоколов", его отпускали из-за явных признаков психического заболевания. Умер он в своей постели, пережив в России революцию, гражданскую войну, разруху и прочие бедствия.
В последнее время "Память" распространяет ксерокопии "Протоколов сионских мудрецов" из книги С. Нилуса "Близ есть, при дверех" (1917 г.) во многих городах Советского Союза. Пропагандисты этого сочинения говорят о Нилусе почти как о святом. Однако на этот счет имеются и другие мнения.
Митрополит Евлогий[Митрополит Евлогий. Путь моей жизни. Париж, 1947, с. 143.] вспоминает о Нилусе: "Он связал свою жизнь с женщиной, от которой имел сына, появился на горизонте семьи Озеровых и посватался к сестре матушки Софии - Елене Александровне. После женитьбы обратился ко мне с ходатайством о рукоположении в священники. Я отказал. Нилус уехал с молодой женой в Оптину пустынь, сюда же прибыла его сожительница, - образовался "menage a trois" (семья втроем - Д.Ч.). Странное содружество поселилось в домике за оградой скита, втроем посещая церковь и бывая у старцев. Потом произошла какая-то темная история - и они Оптину покинули".
Но главное, конечно, сама деятельность Нилуса.
Его пропаганда "Протоколов", его эсхатологические откровения были искренними, но то и другое опиралось на ложные основания: пропаганда на фальшивку, пророчества - на темные патологические явления собственной психики.
Видный русский богослов, впоследствии один из основателей Православного богословского института в Париже, A.B. Карташев писал в 1922 году в предисловии к книге Ю. Делевского, разоблачающей "Протоколы":
"Особенно своевременно изобличение подлога "Протоколов" потому, что мы действительно переживаем время исключительное, которое в верующем сознании и среди множества русских и православных людей в особенности переживается как время неложно апокалипсическое. В такое время поддельный апокалипсис, подобный данному, может быть ядовито соблазняющим. Ведь подавляющая масса верующих, даже из людей культурных, неповинны в богословских знаниях и неспособны отличать канонических писаний от апокрифических. Мне, как православному богослову, доставляет известное моральное удовлетворение, что русские иерархи (за исключением неученого Никона Вологодского) с самого начала отнеслись отрицательно к изданиям Нилуса. После предлагаемого разоблачения "Протоколов" можно надеяться, что и рядовые пастыри русской церкви будут с легкостью разъяснять ложь сионских протоколов своим пасомым, а главное, - что у всей русской Церкви, как мощного органа национального возрождения, появляется лишнее средство защититься от навязываемого ей со стороны мирских политиканствующих элементов порока погромного антисемитизма".
Нилус не был первым пропагандистом и первым публикатором "Протоколов", хотя он сам об этом умалчивает. Но именно он, а не другие, сыграл роль источника психической эпидемии.
Норман Кон, ссылаясь на статью, опубликованную в газете "Новое время" от 7 апреля 1902 года, сообщает, что Юлиана Дмитриевна Глинка (известная как тайный осведомитель охранки во Франции) "тогда же предприняла неудачную попытку заинтересовать "Протоколами" сотрудника этой газеты".
Обратимся к газетной статье, которую упоминает Н. Кон[М. Меньшиков. Из писем к ближним. Заговоры против человечества. - "Новое время", 7 апреля 1902 г.]. Она написана Михаилом Осиповичем Меньшиковым, многолетним сотрудником "Нового времени", впоследствии видным деятелем черносотенного движения.
Встреча с Ю. Глинкой состоялась у нее дома. В статье журналист не называет ее имени, но ни тогда, ни потом она не приложила сил, чтобы остаться инкогнито.
М. Меньшиков рассказывает о даме из "хорошего круга", умолявшей приехать к ней, чтобы она могла сообщить "вещи мировой важности, внушенные ей свыше", и познакомить с документами "безграничного значения". Прежде всего дама заявила, что состоит "в непосредственном сношении с загробным миром" и изложила "подлинную историю" творения мира, причем сделала это "с такой живостью, как будто это случилось вчера на глазах моей хозяйки". Когда журналист попросил перейти "к документам мирового значения", он узнал, что "еще в 929 году до Р. X. в Иерусалиме, при царе Соломоне, им и мудрецами еврейскими был составлен тайный заговор против всего человеческого рода. Протоколы этого заговора и толкования к ним хранились в глубокой тайне, передаваясь из поколения в поколение. В последнее время они были спрятаны в Ницце, которая давно избрана негласной столицей еврейства. Но - таков уж наш легкомысленный век - эти протоколы были выкрадены. Они попали в руки одного французского журналиста, а от него каким-то образом к моей элегантной хозяйке. Она, по ее словам, с величайшей поспешностью перевела выдержки из драгоценных документов по-русски и сочла, что всего лучше вручить их мне". Дальше журналист услышал "ужасные вещи" о том, что "вожди еврейского народа, оказывается, еще при царе Соломоне решили подчинить своей власти все человечество и утвердить в нем царство Давида навеки". С этой целью "евреи обязались подрывать и материальное, и нравственное благосостояние народов, обязывались сосредоточить в своих руках капиталы всех стран для того, чтобы ими как щупальцами окончательно высосать и поработить народные массы..."
После того, как дама изложила знакомые нам заговорщицкие идеи "еврейских мудрецов", Меньшиков выразил ей свои сомнения: "Помимо репутации Соломона, как умного человека, помимо крайней рискованности поручить выполнение столь хитрого плана Бог-весть скольким поколениям суетливой, нервной, легкомысленной расы, - подлинность протоколов выдает их стиль. Я столько лет возился с рукописями, что сквозь стиль довольно быстро угадываю, какой категории автор... В данном случае, стоило бросить взгляд на "протоколы сионских мудрецов", чтобы угадать и место, и время, весьма отдаленное от царя Соломона".
Кончается статья следующим: "Так как, по уверениям дамы, разоблачение столь страшной тайны грозит мне немедленной смертью, то должен предупредить убийц, что копия точь в точь таких же протоколов имеется у одного петербургского журналиста, а может быть и не у одного. Это я уже узнал потом".
Анализируя отрывки из статьи, попытаемся понять, почему С.А. Нилус больше преуспел в пропаганде "Протоколов", чем Юлиана Глинка.
Демонстрируемые Глинкой мистические постижения в духе Е. Блаватской не очень-то сочетаются с цинично-практическими идеями "Протоколов". Рассказ о творении мира с претензией на глубину проникновения в Божественный замысел и детектив с похищением "Протоколов", угрозами убийц, не могут существовать в рамках одной композиции. Фальшь сообщения Глинки режет слух, И опытный журналист мог отнестись ко всему этому только иронически. Политический адрес (консервативно-шовинистическая газета, журналист-юдофоб) был выбран правильно, но психологический расчет ошибочен. "Протоколы" не были восприняты Глинкой как истинное откровение. Для нее обращение к Меньшикову - служебное поручение и только. Меньшикову же, реалисту и цинику, который постоянно варился в котле российской политической жизни, дешевая мистика, сопровождавшая "Протоколы", оказалась психологически чуждой. Обращение Глинки к известному журналисту могло иметь только одну цель - публикацию "Протоколов". Ее заявление, что разоблачение журналистом "столь страшной тайны" грозит ему немедленной смертью, казалось бы, противоречит цели, но не надо особой проницательности, чтобы понять: заявление Глинки об убийцах должно было возбудить профессиональное честолюбие Меньшикова и способствовать быстрой публикации "Протоколов". Хитрость этой светской дамы не намного превышала возможности ее ума.
Нилус с его параноической установкой воспринял "Протоколы" органически (как элемент эзотерического мира), и для него они стали частью его собственного апокалипсиса. Он верил в них, и пропаганда их была столь же страстной, как и пропаганда его апокалипсиса.
Человек недалекий и к тому же не веривший в истинность своего дела, Глинка не имела шансов сыграть роль возбудителя массового движения.
"Протоколы сионских мудрецов" были опубликованы только полтора года спустя в газете "Знамя", редактором-издателем которой был П.А. Крушеван, инициатор страшного кишиневского погрома. Появились они под заголовком "Программа завоевания мира евреями"["Знамя", 29 авг.-7 сент. 1903 г.]. Публикация эта вызвала некоторый интерес только среди самых темных слоев населения и впоследствии была почти забыта.
Появление "Протоколов" во втором издании книги С.А. Нилуса "Великое в малом" (1905 г.) вызвало несколько больший отклик. Во-первых, "Протоколы" были изданы на сей раз не кровавым погромщиком, а церковным писателем, во-вторых, страна вступила в полосу потрясений, связанных с русско-японской войной, революцией 1905-1907 годов и последующей реакцией. Такие события всегда ведут к поискам виновных.
