Геннадий Семенихин - Космонавты живут на земле
-- Слыхала, -- сдержанно заметила девушка.
-- Видите ли, -- продолжал он, -- я давно знаком со многими вашими товарищами. Знаю и Гагарина, и Титова, и Быковского...
-- Да, но какое это имеет отношение ко мне? -- сухо прервала она Рогова.
-- Самое непосредственное, -- пояснил Рогов, -- в свое время я писал о Гагарине и Титове. Теперь главный редактор поручил мне готовить материал о вас.
-- И на какую же тему? -- с иронией спросила Женя. -- Я пока никаких подвигов не совершила. Едва ли читателей вашей газеты заинтересует моя скромная биография.
-- Это вам только так кажется, Женя! -- воскликнул Леня, и оттого, что он впервые назвал ее по имени, Светлана удивленно вскинула брови. Но Леня, не заметив этого, наступал: -- Поймите, что, если мне официально поручено готовить о вас материал, значит, вы скоро... то есть в недалеком будущем, -поправился он, -- будете готовиться к полету.
-- Вот как, -- пожала плечами девушка, -- а мне об этом пока что ничего не известно. Нас в группе двое. Вы о Марине собираетесь писать?
-- Пока нет, -- ответил он чистосердечно.
-- В таком случае я не вижу повода для беседы, -- жестко отрезала Женя, и глаза ее стали колючими. -- Это было бы просто не этично, если я стала бы что-то рассказывать для печати о себе, а Марина осталась в стороне. Мы вместе с нею сюда пришли, вместе проходим подготовку, и еще неизвестно, кого и когда пошлют в полет. С моей стороны было бы просто не по-товарищески... так что извините.
И она ушла, оставив обескураженного журналиста одного.
x x x
Не останавливая попутные машины, Рогов медленно брел к станции по звонкой морозной дороге. Лес потрескивал, жалуясь на январь. Голые березы стыли на обочинах шоссе. Впереди у поворота чернел дуб, год назад разбитый грозой. Сейчас его изуродованный комель был занесен снегом.
Сугроб, навалившийся на верхнюю часть комеля, чем-то напоминал древний островерхий шлем, а черный зазубренный ствол был похож на человеческий профиль. Голые прутья кустарника, заслонявшие снизу искалеченное дерево, издали могли сойти за длинную, свисающую до самой земли бороду. И все это вместе казалось головой огромного русского богатыря, по самые плечи зарытого в землю. До того броским было сходство, что Леня остановился и долго всматривался в неожиданно им подмеченную картину.
-- Ни дать ни взять говорящая голова из "Руслана и Людмилы", -произнес он вслух, снимая перекинутый через плечо "контакс", -- не проходить же мимо такой прелести.
-- Эй, милейший, -- услыхал он за спиной, -- на поезд опоздаете.
Оглянулся и совсем близко увидел капот подъехавшей черной "Волги". Из открытой дверцы на него смотрел Мочалов.
-- Садитесь, Леонид Дмитриевич. Еду на аэродром и вас на полустанок подброшу. Поезд на самом деле скоро будет. А что вы здесь без спроса фотографировали?
-- Объект, не имеющий отношения к космической технике, -- засмеялся Рогов, -- останки придорожного дуба. Вглядитесь, товарищ генерал, они вам ничего не напоминают?
Мочалов прищурил глаза:
-- Черт побери, а ведь голова какая-то!
-- Вот-вот... Только не какая-то, а классическая говорящая голова из "Руслана и Людмилы".
-- Действительно, -- согласился Мочалов. -- Наблюдательность у вас поистине журналистская. Вы на этом снимке большой гонорар можете нажить, если его пушкинистам покажете... Говорящая голова у врат космического царства. А! Хороша текстовка? Однако, садитесь.
Не прошло и десяти минут, как Рогов был уже на перроне. Подошел поезд. Ни один человек не вышел из поезда, и, как только Леня очутился на подножке, электровоз обрадованно вскрикнул. В вагоне было жарко. Леня разделся и устало прислонился головой к ребристой стене, отделанной ходким на всех железных дорогах ленгрустом. "Противная самонадеянная девчонка", -- подумал он о Светловой, пытаясь разобраться в своих ощущениях. Как и многие люди его профессии, Леня Рогов считал, что человек никогда не должен отказываться от внимания, оказываемого ему журналистами. Только ломаки, бестактные гордецы либо люди, до чертей избалованные славой, по его мнению, поступали так. "Если бы у нее этот отказ был естественным и непринужденным, я бы ее простил, -- подумал Леня, -- а то ведь все от позы, от рисовки. Ах, какая я благородная, отказалась беседовать с журналистом лишь потому, что он не проявил внимания к подруге. Но и ты тоже хорошо, -- оборвал он себя, -- не сумел уговорить".
Леня вздохнул, подумав о девственно-чистом своем блокноте. Это вконец испортило настроение. Рогов достал примятую пачку сигарет и закурил. Пассажиров в вагоне было мало. В его купе сидели только старик в распахнутой старой шубенке да пожилая женщина с хозяйственной сумкой на коленях. Колеса ритмично отстукивали, за окном тянулись темные леса, кое-где разорванные заснеженными полями. Потом небо насупилось и в окне замелькали электрические огни. На перрон московского вокзала он вышел глубоким вечером. Москва встретила обычной суетой и разноголосицей. Леня подумал, что дома его сейчас никто не ждет, и, грустно вздохнув, отправился в редакцию.
x x x
В огромном физкультурном зале было пусто. Старший преподаватель Андрей Антонович Баринов пропустил Алешу вперед и, посмотрев на секундомер, скомандовал:
-- три круга в темпе.
Оба они: и он, и Горелов -- были в синих спортивных костюмах. Невысокая жилистая фигура Баринова казалась литой. Зажав секундомер в руке, он следил за отсчетами стрелки и Алешиным бегом. После третьего круга заставил его остановиться и сделать несколько движений из сложного комплекса космической зарядки. Потом подошел и нащупал у Горелова пульс:
-- Дышите поглубже... так... хорошо. Ну а теперь на батуд!
Когда Алексей подошел к туго сплетенной огромной сетке, Баринов без всякого труда прочитал на его лице волнение.
-- Хотите скажу, о чем вы сейчас подумали? -- дружелюбно спросил Баринов.
-- Скажите.
-- Вы сейчас вспомнили фотографии космонавтов на батуде.
-- Отгадали, -- подтвердил Горелов, -- я действительно подумал об этих снимках. По-моему, еще ни об одном из космонавтов журналисты не рассказывали без того, чтобы не запечатлеть его на батуде.
Баринов улыбнулся:
-- Имейте в виду, Алеша, батуд -- снаряд сложный. Несколько вертикальных подпригиваний -- и у вас немедленно подскочит давление крови.
-- Небось шутите, Андрей Антонович, -- засмеялся Горелов, -- быть того не может, чтобы такая мягкая штука и так повлияла.
Худощавый, жилистый Баринов кивнул головой:
-- Ну, попробуйте.
Алеша вскочил на батуд, недолго на нем раскачивался и сильным толчком подбросил свое тело вверх. Опустив носки, ударился после прыжка о сетку и опять взмыл, смеясь, выкрикнул:
-- Правда за мной, Андрей Антонович!
-- Посмотрим, -- сдержанно заметил Баринов своим чуть глуховатым голосом. После шестого прыжка он заставил Алешу пройти в его небольшой кабинет и попросил лаборантку Нину замерить давление крови. Она назвала цифры.
-- Вот это да! -- одобрительно воскликнул Баринов и сел рядом в Гореловым на диван.
Со стен на них глядели космонавты. Быковский в высоком прыжке застыл над батудом. Герман Титов тренируется на лопинге. Вытянувшись пружинисто на кольцах, улыбался Юрий Гагарин. Терешкова мчалась по льду катка на "гагах".
-- На моих глазах их фотографировали, -- гордо произнес Баринов. -Космонавт без физкультурного зала, плавательного бассейна, стадиона и катка -- не космонавт. Правда, некоторые журналисты утрируют, изображая космонавтов как каких-то циркачей. У одного в статье я, например, так и прочитал: "Титов! Да это же настоящий циркач!" Вот до чего телячий восторг дилетантов доводит. Столько сил вкладываем, и так наивно все это оценивается. Ну скажите, Алексей Павлович, вам бы понравилось, если бы сказали: космонавт Горелов -- настоящий циркач?
-- Пожалуй, не обратил бы внимания.
-- А я обращаю, -- сухо заметил Баринов, -- люблю точность, когда речь идет о моей работе. Мы здесь готовим, как я понимаю, не артистов цирка.
-- Андрей Антонович, а вдруг я стану циркачом? -- засмеялся Горелов. -В космос по каким-либо причинам не пустят, зато освою батуд, лопинг, кольца, хождение по канату. Кругом афиши: в программе популярный канатоходец А.Горелов. И вы, Андрей Антонович, приходите в цирк, садитесь где-нибудь в амфитеатре или партере на первый ряд. И вдруг видите своего питомца...
-- Прокляну! -- пригрозил Баринов. -- И надеюсь, этого никогда не случится. У вас блестящие показатели после батуда. Таких еще не было ни у кого.
-- Вы имеете в виду моих товарищей?
-- И тех, кто уже побывал на орбите.
-- И даже Гагарина?
-- Даже и его.
Алексей ушел в тот вечер от Баринова в самом отменном настроении, долго сидел потом у себя в комнате над английским учебником и, время от времени отрываясь от книги, радостно восклицал:
-- Лучше Гагарина? А? Это же надо!
x x x
Если человек много и упорно работает в будни, он, как никто другой, умеет замечать свободные дни. В городке космонавтов все воскресенья начинались с тихого утра. Голубые автобусы не подкатывали к проходной. Не скрипела входная калитка. Все лаборатории, рабочие комнаты и учебные классы были тщательно опечатаны. Лишь неугомонный полковник Иванников и заместитель по политчасти полковник Нелидов, у которых и в воскресные дни находились неотложные дела и заботы, появлялись в опустевших штабных коридорах.
