Юрий Сенкевич - Путешествие длиною в жизнь
- Предвижу, о чем нас будут спрашивать, и готов ответить.
Он будто репетировал беседу с вероятным оппонентом, и глаза его блестели:
- "Ра" - океанское судно?
- Да! Оно прошло в открытом океане две тысячи семьсот миль.
- Могли ли древние идти таким маршрутом?
- Да, и успешнее: их папирусные суда были построены лучше нашего. И потом, в отличие от нас они ходили всегда по ветру. Это дольше, но проще и сохраняет корабль.
- Удалось ли сотрудничество семи наций на борту "Ра"?
- Да, интернациональный экипаж вполне доказал свою жизнеспособность.
Три вопроса, и на все три ответ начинался с "да". Экспедиция задачу выполнила. "Шенандоа" не в счет, как бы ни были мы ей по-человечески благодарны.
Кстати, уже с Барбадоса самолеты несколько раз летали в район, где остался "Ра", пытались найти его, но безрезультатно. Там в те дни прошел ураган, так что, возможно, кораблик был просто развеян по стебельку. Нет, вовремя мы оставили "Ра"! Мы поступили правильно, благоразумно, не в чем нам себя упрекнуть. Нас поздравляли и чествовали. И все-таки...
На "Шенандоа" мы пришли на Барбадос. Отдохнули там несколько дней и вылетели в Нью-Йорк. Поселили нас в одной гостинице. Завтракали и ужинали мы вместе, а днем разбегались каждый по своим делам. Тур был занят больше других - он был нарасхват: прием у Генерального секретаря ООН У Тана, встречи с многочисленными знакомыми, интервью, выступления... Мы тоже не были обделены вниманием прессы, радио, телевидения. Суета вокруг нашей экспедиции была неимоверная.
Но обычная жизнь брала свое. И раньше всех в нее окунулся наш Абдулла. В первое же утро пребывания в Нью-Йорке он удивил нас за завтраком: "Ребята, тут у них есть рядом Сорок вторая улица, и девчонка там стоит столько-то..." - "Откуда же тебе это известно, ведь ты не говоришь по-английски?!" Оказалось, что выйдя рано из гостиницы, он сразу же встретил на улице своего земляка, который его и просветил. Встретились два очень земных человека. Какие тут могут быть научные проблемы? При чем они? Каждому свое...
Меня, конечно, сразу взялись опекать наши ребята, работавшие в миссии при ООН: возили по Нью-Йорку, показывали город, его наиболее интересные районы. Должен сказать, что я был совершенно оглушен им, - после двух месяцев плавания в океане, где мы привыкли к тишине, огромный город подавлял своим шумом, оживлением. Там же, в Нью-Йорке, я впервые увидел, как американские спецслужбы "пасут" наших. Когда я приехал в нашу миссию и потом вышел с ребятами к машине, чтобы ехать в город, за нами сразу пристроился какой-то автомобиль. Сидевший за рулем сотрудник сразу это отметил: "Может, оторвемся?" - "Да не надо. Мы можем этим Юре навредить. Пускай едут". И потом по пути, когда мы останавливались, заходили куда-нибудь, я видел этих "топтунов", которые совершенно открыто следовали за нами по пятам. Мне стало интересно, и я даже решил пошутить: "Ребята, а может, оторвемся от них?" - "А зачем? Мы ведь не делаем ничего предосудительного. Нет, с ними надо дружить, а то они могут разозлиться и устроить какие-нибудь козни".
Через несколько дней я вылетел домой. В Москве никто не знал, что я прилетаю, - я никого не предупредил и решил прибыть инкогнито. Но полного инкогнито не получилось: в аэропорту встретил улетавшего заместителя министра здравоохранения Бурназяна. Аветик Игнатьевич, неожиданно увидев меня, удивился: "Юра! Ты откуда?" - "Да вот прилетел из Нью-Йорка". - "А деньги-то у тебя есть?" Русских денег у меня с собой не было, только доллары. А поскольку в те времена с обменом были несусветные строгости, никаких тебе столь привычных нам теперь обменных пунктов на каждом шагу, то, по сути дела, я прибыл в Москву без рубля в кармане. Бурназян, сразу поняв мое положение, предложил: "Может, тебе денег дать?" - "Да нет, не надо. Сейчас приеду домой, и все образуется". И все же он приказал своему шоферу отвезти меня домой.
У меня не было не только русских денег, но и ключей от собственной квартиры, - улетая в Марокко, я оставил их у своего приятеля. Звоню ему, а его нет дома. Тем не менее мы поехали. Водитель подвез меня к дому. Как попасть к себе? Поскольку я жил на первом этаже, то решил проблему просто влез через окно. Попросил у водителя отвертку, поковырял ею форточку, потом открыл окно, впрыгнул в комнату.
Справиться с замком изнутри не составило труда. Я вышел к машине, взял свой багаж, занес его в квартиру... Всё, я дома. Потом позвонил приятелю, сказал о своем приезде, но при этом попросил: "Ты никому не говори, что я уже в Москве. Пока я никого не хочу видеть. А ты давай сейчас же подъезжай".
Он приехал, и мы отправились с ним к Белорусскому вокзалу в магазин "Березка", где в тогдашние времена можно было отовариться за валюту. Что мы и сделали, накупив за доллары всевозможных деликатесов, а потом праздновали пару дней без перерыва, закрывшись у меня дома.
Праздники быстро проходят, и мне надо было появиться в институте, а потом дать о себе знать и в редакции "Комсомольской правды", позвонить своим в Ленинград. В институте к моему появлению отнеслись совершенно спокойно - ну вернулся и вернулся, не утонул, ну и слава Богу. Зато в газетах ко мне проявили необыкновенный интерес - начались интервью, просьбы написать статьи, поделиться впечатлениями, просили выдержки из дневников...
Этот ажиотаж был не только в Москве. Я ощутил его и тогда, когда решил навестить родителей и Дашу в Ленинграде. В то время, еще до плавания на "Ра", я часто летал к ним из Москвы, что было накладно, учитывая мою зарплату младшего научного сотрудника. И как-то так вышло, что у меня появились друзья-летчики, командиры "ТУ-104", которые не раз возили меня "зайцем". Одним из них был Валентин Панов, а другим моим благодетелем был Илья Залесинский. С Ильей я однажды летал в Ленинград через Мурманск. Он позвонил мне и сказал: "Лечу в Мурманск с заходом в Москву. Ты подъезжай в аэропорт, я заберу тебя с собой. В Мурманске я пробуду около часа, и оттуда мы полетим в Ленинград".
На этот раз доставить меня в Ленинград предстояло Валентину Панову, конечно же, как и прежде, "зайцем". Я позвонил своим, что вылетаю, попросил предупредить друзей. И вот подруливаем мы к зданию аэропорта Пулково, и Валентин говорит мне: "Там собралась толпа журналистов. Они откуда-то узнали, что на борту летит Сенкевич. Просят подогнать специальный трап". И потом прокомментировал с неподдельным удивлением: "Ну и дела, черт возьми! Впервые вижу, чтобы для "зайца" подавали отдельный трап!" Оказалось, что журналисты попросили аэродромную службу сделать это для съемок: Сенкевич спускается из самолета на родную ленинградскую землю.
Пробыл я в родном городе неделю. В доме - непрерывный праздник, толпа друзей, гости, застолья, шум, гам... Вскоре я от всего устал и вернулся в Москву. Этого требовали и неотложные дела: надо было писать отчет для Академии наук, которая отправляла меня в экспедицию на "Ра". Кроме того, я должен был продолжить тренировки по программе подготовки для полета в космос. Вся наша группа уже находилась в Киргизии, на Тянь-Шане, и я улетел туда. Вернувшись недели через две, постепенно втянулся в повседневную работу.
Но вдруг пришло в Академию наук приглашение, в котором говорилось, что экипаж "Ра" в полном составе должен собраться в Каире, потом перелететь в Москву, далее отправиться в Норвегию, потом в Италию... Началась череда встреч, которые намечалось проводить в тех странах, откуда были коллеги Хейердала по плаванию на "Ра".
Пройдя все необходимые формальности, я улетел в Египет, встретился там со своими друзьями. Потом нас принимали в Москве - в Академии наук, в АПН, были организованы пресс-конференция, встречи с учеными... Когда мы прилетели в Осло, в честь нас был устроен торжественный вечер в здании Национального оперного театра, и на нем присутствовал король Норвегии. Нас приветствовал известный актер Питер Устинов, местные знаменитости. Мы тоже выступали, и не только на том вечере - интерес прессы был неподдельный. Потом это несколько осложнило мою жизнь. Дело в том, что после моего возвращения из плавания наш еженедельник "Литературная Россия" попросил у меня разрешения опубликовать отрывки из дневника, который я вел на "Ра". Чуть позже норвежская газета "Афтенпостен" стала перепечатывать их на своих страницах.
Появление в норвежской печати дневниковых отрывков из "Литературной России" могло отразиться на моих отношениях с Туром Хейердалом: сам того не зная, я едва не подвел его. Оказалось, что Тур имел эксклюзивное право на все публикации о нашем плавании, у него был заключен договор на издание книги. Кроме него, никто из нас не мог до ее выхода ничего писать об экспедиции "Ра". Я этого не знал, поскольку при подписании контракта со мной Тур меня об этом не предупредил, так что я с чистой совестью передал дневники главному редактору "Литературной России" Владимиру Соломатину. При встрече Тур мне сказал: "Юра! Что ты делаешь? У меня же могут возникнуть неприятности!" Я тут же позвонил Соломатину и попросил прекратить публикацию дневников, объяснив ситуацию. Но много позже этот случай мне припомнили мои "доброжелатели", утверждая, что Сенкевич поставил Хейердала на грань финансового краха... То, что это было не так, подтверждает наша дружба с Туром, продолжающаяся и по сей день.
