Лев Трегубов - Эстетика самоубийства
Не случайно героями эстетической стадии у Кьеркегора оказываются персонажи всемирно известных литературных и музыкальных произведений: Дон Жуан, Вертер, Фауст, Нерон и человек, о котором мы уже так много говорили, — Сократ. Все они совершают акт выбора. Дон Жуан в конце жизни переходит на этическую стадию существования; Вертер, Нерон и Сократ выбирают самоубийство.
Мы уже неоднократно упоминали о различном отношении общества к явлению самоубийства у разных народов на различных этапах развития, о влиянии на формирование этого отношения таких факторов, как особенности национальной психологии, религии, господствующих философских взглядов и прочего, что и принято называть «культуральным фоном». Еще раз подчеркнем, что в отношении к самоубийству (мы имеем в виду индивидуальное самоубийство, так как та же проблема применительно к ритуальному самоубийству приобретает совершенно особые, специфические черты, и о них речь пойдет в следующей главе) проявляется уровень социальной свободы личности в рамках того или иного общества, той или иной культуры.
Так Рим, впитавший достижения древнегреческой культуры, выросший, если можно так сказать, на ее корневой системе, унаследовал в целом и то отношение к самоубийству, которое было свойственно свободным гражданам греческих полисов.
Общественное мнение преклонялось перед самоубийствами Лукреции, Катона, Брута, Кассия и других.
Брут и Кассий, последовав примеру Катона, в 12 году до н. э., отстаивая свои идеалы и не желая пережить республику, бросились на мечи. Также кончил жизнь самоубийством Марк Антоний, за ним последовала его любовница, гордая египетская царица Клеопатра. Видя, что ей не очаровать нового владыку мира Октавиана, она не могла перенести мысли, что ей придется украсить собой триумфальное шествие победителя, и она приложила к своей груди ядовитую змею.
Во времена Клеопатры самоубийство было чрезвычайно распространено в Египте, и в этой стране образовалась даже особая академия под названием «синапотануменон», в которой собирались многие особы, желающие лишить себя жизни. В этом собрании самоубийство Антония и Клеопатры считали образцом, и члены академии были озабочены, главным образом, лишь поиском самого легкого, приятного и красивого способа лишения себя жизни.
Презрение к своей жизни достигло в Египте в то время такой степени, что существует легенда, переданная латинским писателем IV века Аврелием Виктором, что Клеопатра торговала своею красотою, причем за ее ночи ей платили не деньгами, а жизнью. И находились люди, которые за одну ночь, проведенную в объятиях гордой царицы, по велевающей Египтом, отдавали свою жизнь поутру.
Хотя достоверность этого факта и вызывает сомнения, однако вспомним, что эта поэтическая легенда вдохновила Пушкина на создание замечательных строк:
Чертог сиял. Гремели хоромПевцы при звуке флейт и лир.Царица голосом и взоромСвой пышный оживляла пир…
И пышный пир как будто дремлет,Безмолвны гости. Хор молчит.Но вновь она чело подъемлетИ с видом ясным говорит:
«В моей любви для вас блаженство?Блаженство можно вам купить…Внемлите ж мне: могу равенствоМеж вами я восстановить.
Кто к торгу страстному приступит?Свою любовь я продаю;Скажите: кто меж вами купитЦеною жизни ночь мою?»
В летописях Тацита, по словам Булацеля, встречается такая масса случаев самоубийств, что трудно даже подробно останавливаться на их рассмотрении.
Молодой, здоровый, прекрасный, богатый и любимый римлянин Клеомброт, прочитав рассуждения Платона в Федоне о бессмертии души, убил себя единственно из желания скорее переселиться в лучший, «бессмертный» мир.
Во время Августа и Тиберия в Риме жил богач Марк Габий Апиций, обогативший кулинарное искусство многочисленными изобретениями. Вся цель его существования, все его желания и все мысли были направлены только на то, чтобы вкусно покушать. Тем не менее история сохранила нам имя этого человека благодаря тому, что он добровольно окончил свое существование, как только из его колоссального состояния у него осталось около половины миллиона сестерциев. Развращенный лакомка полагал, что этой «ничтожной» суммы хватит не более чем на полгода, и поэтому, чтобы «не умереть от голода», как он сам выразился, он созвал всех своих друзей на последний роскошный прощальный пир и, хорошо покушав и выпив самых своих любимых вин, принял сильный яд. Рим рукоплескал его «трагической» кончине.
Отношение к индивидуальным самоубийцам в Древнем Риме со стороны общества как к людям смелым, мужественным, вполне достойным и благородным было во многом обусловлено сильным влиянием идей школы стоиков, основатель которой Зенон сам подтвердил свое учение собственным примером, лишив себя жизни в 264 году до н. э.
Стоицизм учил, что если в жизни человека встречаются препятствия, которые не позволяют ему достичь блага, то лучше умереть, чем жить недостойно. Человек как существо разумное может стать выше всего его окружающего, он может сознательно расстаться со всеми благами и наслаждениями, которые несет жизнь, если они достигаются ценой унижения, позора и утратой собственной свободы и независимости.
Сенека приводит пример некоего Туллия Марцеллина, который провел спокойную молодость, но быстро состарился и заболел болезнью хотя и не смертельной, но долгой и мучительной. Потеряв возможность полноценно наслаждаться жизнью, он начал задумываться о смерти и обратился за советом к философу-стоику, человеку незаурядному, мужественному и решительному. Он сказал: «Перестань-ка, Марцеллин, мучиться так, словно обдумываешь! Очень важное дело! Жизнь — дело не такое уж важное: живут и все твои рабы, и животные; важнее умереть честно, мудро, храбро».
Марцеллин, прислушавшись к словам философа, решил выбрать достойный себя способ смерти — легкий и красивый. Он обошелся без железа и крови: три дня воздерживался от пищи, приказав в спальне повесить полог. Потом попросил принести ванну, в которой он долго лежал и, покуда в нее подливали горячую воду, медленно впадал в изнеможение, — по собственным словам, не без некоторого удовольствия, какое обычно испытывают, постепенно теряя силы. Подобное удовольствие испытывают некоторые люди, теряющие сознание.
Как пишет Сенека, Марцеллин сам избрал свою смерть и отошел легко, «словно выскользнул из жизни».
Марцеллин в конце своей жизни попал в зависимость от собственного тела, которое болезнями и болями досаждало ему, не давая вести привычный свободный образ жизни, и он предпочел скорее освободиться от собственного тела и жизни, с ним связанной, чем утратить часть своей свободы.
Император Адриан, высоко ценивший греческую литературу, поощрявший искусства, науки, поэзию, философию и египетский культ, украсивший Италию великолепными постройками, не был чужд свойственной римлянам того времени развращенности. Физическая красота влекла его в любом виде. В погоне за красотою он не делал различия между мужчинами и женщинами, и всем известна его страсть к прекрасному Аитиною. Увидав его однажды. Адриан уже не мог жить вдали от этого юноши. Дома, в военных походах в Европе, в Азии, в Африке, Антиной сопровождал Адриана и с радостью видел неизменную благосклонность владыки мира.
В Египте Антиной утопился в Ниле в припадке хандры, вызванной, вероятно, чрезмерными излишествами и пресыщенностью роскошью, которой его окружил Адриан. Император так горевал, что одно время опасались, что он либо сойдет с ума, либо поступит подобно своему любимцу. В безграничной скорби неутешный владыка римского государства воздвигал ему множество статуй и алтарей. Изображения этого самоубийцы дошли до нас, и, судя по сохранившимся в Ватикане и в Тиволи изображениям Антиноя, юноша был действительно удивительно красив: «нежные, тонкие черты лица, короткие волнистые волосы, ниспадающие на лоб, густые черные брови, полные губы, необыкновенно развитая, как у женщины, грудь, всегда широко раскрытые глаза и при этом что-то вдумчиво-меланхолическое в приятном очертании всего его лица». В память об Антиное Адриан назвал одно созвездие именем своего любимца, и это имя сохраняется за ним и по настоящее время. Любовь Адриана к Антиною послужила темой для многочисленных романов. Наиболее известный из них — роман Тейлора «Антиной».
Среди исторических самоубийц нельзя не отметить и двух императоров, о которых мы уже упоминали: Нерона и Отона.
Нерон, страстно увлекавшийся театром и считавший себя незаурядным актером, после долгих колебаний, всеми оставленный и не имея надежды на возвращение трона, пронзил себя мечом, воскликнув: «Какой великий артист погибает!» Эта фраза стала исторической, придав ауре самоубийства одного из величайших тиранов в истории человечества оттенок фарсового гротеска.
