Анатолий Корольченко - Битва за Кавказ
Когда командир указал на место, где должна была находиться установка, то предупредил Галю:
— Смотри, Олейникова, вы на самом жарком месте. В случае бомбёжки на вас полетят первые бомбы.
— Ничего, товарищ командир, мы присягу давали, — ответила за Галю Полина Полубоярова.
Обычно в таких случаях командир бросал коротко и строго: «Разговорчики!», — но тут сдержался.
— Ну-ну. Погляжу потом, после дела.
Телефонный звонок прервал размышления Поли:
— Воздух! Занять боевые позиции!
— Есть занять боевые позиции! — ответила Поля и крикнула во весь голос: — Девочки! Воздух! Командир приказал занять позиции!
Девушки бросились к зенитной установке. Где-то били в рельс, надсадно-пронзительно завыла сирена.
В тот день немецкая авиация впервые обрушила свой удар на Грозный. Непонятно, чем руководствовалось немецкое командование, предпринимая этот налёт. Возможно, оно пыталось сломить волю зенитчиков города или показать силу своей авиации, а может, парализовать работу заводов.
Послышался надрывный гул, и в разрывах облаков появились самолёты. Они шли на разных высотах и с трёх направлений: с запада, севера и даже юга.
Нарушая устав, Поля сбросила с плеча противогаз: без него было удобно работать за установкой — ведь она наводчик. Катя и Аня заняли свои места тут же. Чуть в сторонке, припав к биноклю, наблюдала Галя Олейникова.
— Прямо, курсом на завод... — начала было она команду и увидела, как передний самолёт отделился от строя и в крутом пике устремился вниз. Не закончив команду, Галя выкрикнула совсем неуставное: — Полина, стреляй! Бей же!..
Но, прежде чем Полина нажала на спуск, от самолёта отделилось четыре или шесть каплеобразных бомб. Они не падали, а неслись несколько под углом и увеличивались на глазах.
Разрывы слились в один гулкий раскат, и к небу вместе с серым султаном из дыма и земли взлетел огненный шар.
Но Поля его не замечала. Она стреляла по второму самолёту, который ринулся вслед за первым.
Огненные трассы мчались к самолёту, казалось, задевали его, но он, сбросив бомбы, вышел у земли из пике и улетел прочь.
Охваченные пламенем, горели крекинг-установки. Гигантскими кострами полыхали нефтеотстойники. Огонь стал распространяться по пропитанной нефтью земле, и она, до того служившая людям надёжным укрытием, горела...
Не помня, какой по счёту самолёт теперь нёсся не на заводские сооружения, а прямо на них, на пулемётную позицию, Поля видела через кольца прицела узкие, словно лезвие ножа, плоскости с двумя серебристыми дисками бешено вращающихся винтов и ещё вертикальную чёрточку стабилизатора.
Она полоснула по нему очередью из четырёх стволов, и, когда уже была готова вскрикнуть оттого, что посланные ею пули не прошли мимо цели, её оглушили вой и совсем рядом сильнейший взрыв. В глазах вспыхнули радужные круги, и сразу всё померкло.
Бомбы взорвались неподалёку от огневой позиции пулемётной установки. На этот раз лётчики сбросили не зажигательные бомбы, а полновесные фугасные, осколки которых предназначены для поражения людей и разрушения строений. Они-то и поразили насмерть Катю Харланову, тяжело ранили Полю Полубоярову и Галю Олейникову. Лишь чудом осталась невредимой одна Ануш. Спасло её то, что в самую последнюю секунду она укрылась в окопе, и осколки пронеслись над укрытием, едва не задев голову девушки.
Преодолевая страх, она осторожно выглянула из щели, и первой, кого увидела, была Галя, сержант Олейникова. Та лежала ничком, откинув руку с биноклем. Казалось, Галя припала к земле, вслушиваясь, как она вздрагивает при каждом взрыве.
— Товарищ сержант! — бросилась к подруге Ануш. — Галя!
Она попыталась повернуть её на спину и услышала такое:
— Стреляй...
Ануш поглядела через плечо на установку и только тут заметила недвижимых Катю и Полю. Она хотела кинуться к ним, но Галя, явно обращаясь к ней, с трудом произнесла:
— Огонь...
И тогда Ануш поняла, что осталась на огневой позиции одна и что теперь ей нужно заменить выбывший расчёт.
Неподалёку глухо прогремело, и из гигантской цистерны выплеснулись огненные космы. Они упали на землю с шумным плеском и вместе с вылившейся нефтью начали растекаться по земле. Голубовато-оранжевые языки ползли, подбираясь к пулемётам, они жадно лизали всё, что встречалось им на пути, и объятые огнём сооружения полыхали кострами.
Пламя гудело, трещало дерево, скручивалось раскалённое железо. Откуда-то неслась дробь зенитных пулемётов, скороговоркой били автоматические пушки, рвались бомбы, а над всем этим висел надрывный гул самолётов.
— Будьте вы прокляты! — крикнула Ануш и бросилась к установке.
Она упёрлась в наплечные дуги, что есть силы зажала ребристые рукояти и, казалось, слилась воедино с громоздкой пулемётной установкой. Все её мысли, воля, желание сосредоточились на кольцевом прицеле, в котором она видела выныривающих из облаков чёрных стервятников. Сейчас её занимали только эти проклятые, несколько неуклюжие машины с широко раскинутыми колёсами шасси, напоминающими обросшие перьями ноги хищной птицы.
Вот одна попала в перекрестье прицела... Ануш затаилась, выждала секунду, а может, и меньше, и нажала на гашетку. Разом из четырёх пулемётных стволов выбились короткие, словно змеиные жала, огненные язычки.
Самолёт продолжал ещё лететь, но из одного мотора потянулась чёрная, едва видимая струйка. С каждым мгновением она ширилась, становилась заметней, и самолёт, вдруг наклонившись, изменил курс и повернул назад.
«Есть один! — отметила про себя девушка. — Если не подбила совсем, то наверняка повредила...»
Она не видела и не знала, что раненый ею стервятник едва дотянет до Терека и где-то там, в Чёрных песках, раскатисто взорвётся в воздухе, оставив после себя лишь жалкие обломки.
В отражении того налёта отличились и другие расчёты 744-го зенитного пулемётно-артиллерийского полка. Огнём 2-й и 3-й батарей полка удалось сбить три вражеских самолёта. Лётчики сбросили на их позиции более ста зажигательных и фугасных бомб, однако зенитчицы (личный состав полка в основном состоял из девушек) не отступили: они продолжали вести по самолётам огонь.
С того дня, видимо, усомнившись во взятии Грозного, немецкая авиация методично совершала налёты, сбрасывая каждый раз на город сотни тонн бомб. Горели заводы, промыслы, мирные жилища. В небе висело густое облако, сквозь которое не могло пробиться солнце, и Грозный погрузился в сумеречную тьму, насыщенную копотью и дымом.
Известный советский писатель, в ту пору спецкор «Комсомольской правды», Анатолий Калинин писал:
«Прожекторы мечутся по небу, стараясь пробиться сквозь дым. Чёрным парусом он колышется над городом, хлопьями падает на крыши домов, на деревья, на асфальт. Кажется, идёт чёрный снег. Страница раскрытой книги, белая косынка девочки, воротничок гимнастёрки — в траурной каёмке. Нельзя писать, нельзя читать газеты. На улице можно столкнуться лицом к лицу и не узнать друг друга.
Никогда я до этого не видел, чтобы ясный день вдруг стал ночью. Утром, вставая, люди зажигают свечи и лампы. Свеча на обеденном столе в квартире. Свеча в магазине.
А за окном ночь, дымная река течёт над городом, густо и тяжко пахнет гарью. И над всем этим однообразный звук — как будто вьётся комар. Зенитки рвут небо. Из смрадной тучи, нависшей над городом, выплывают шары осветительных ракет. Рука, спускающая их с неба, нанизывает их один на другой, как на ёлку. И вдруг крылатая тень скользит из тучи, рёв над головой, свист, толчок в грудь, и чёрный смерч встаёт перед глазами.
Ещё и ещё. Хищник высыпает фугаски на крекинги, на резервуары, на нефтепроводы. Вспыхивает пропитанная нефтью земля...»
Таким был Грозный в ту суровую осень.
Глава 5.
У ЧЕРНОМОРСКОГО ПОБЕРЕЖЬЯ
У Тамани
Генерал Гальдер возвратился от Гитлера в Винницу засветло, благо езды от «Вервольфа» до города менее часа.
Обычный доклад о положении на Восточном фронте на этот раз затянулся и перерос в монолог фюрера о планах дальнейшего наступления группы армий «А». Свои разглагольствования он дополнял дилетантскими поучениями, и Гальдеру приходилось их терпеливо выслушивать и даже одобрительно кивать, выражая полное согласие.
— Справка готова? — спросил он адъютанта, второпях согнавшего с лица дремоту.
— Так точно! — преувеличенно бодро ответил тот.
В обязанности гауптмана входила подготовка к концу дня справки о военных чинах, посетивших шефа за день, и о поступивших из фронтовых управлений телефонных звонках и важных распоряжениях. Такая справка помогала Гальдеру подводить итоги дня и заполнять заодно тайный дневник.
