Ганс Дельбрюк - История военного искусства
По этой версии можно принять, что превосходная дисциплина спартанцев, сохранившаяся даже после победы и обусловившая возможность трудного маневра перемены фронта на 90° (с 6 000 бойцами), дала им перевес над противником и решила исход сражения. Тем не менее остается много неясностей.
По Ксенофонту, коринфяне с беотянами и афинянами имели 1 550 всадников, а лакедемоняне только 600, причем союзники имели перевес также и в легкой пехоте. Каким же образом лакедемонские гоплиты получили возможность охватить афинский фланг, если этот фланг был обеспечен более сильной конницей и легкой пехотой? По одному замечанию в платоновском "Менексене" (цитируется у Грота) афиняне приписывали свое поражение неблагоприятным условиям местности. Может быть, это объясняет нам бездействие их всадников, - но почему же сражение дано было в такой местности, где нельзя было использовать конницу?
Далее, по Ксенофонту, союзники имели 24 000 гоплитов, а спартанцы только 13 500. Свою первую частную победу спартанцы одержали с 6 000 чел. против 3 600 (6 фил) афинян, тогда как остальное спартанское войско, за исключением небольшой части, было разбито. Следовательно, во втором акте боя 6 000 победоносных лакедемонян противостояли победоносному неприятельскому войску в 20 400 чел., - и оно было побеждено часть за частью. Это звучит крайне неправдоподобно, в особенности если мы вспомним про конницу, поведение и местонахождение которой нам неизвестны. А если теперь мы примем в расчет сообщение Диодора (XIV, 82, 83), что другое предание дает обеим сторонам одинаково по 500 всадников, а пехоты дает спартанцам 23 000 против 15 000, то не лучше ли скромно сознаться, что мы имеем слишком мало достоверных сведений о ходе этого сражения, и воздержаться от анализа его частностей.
6. Через несколько недель после сражения под Коринфом разбитое там войско должно было снова принять сражение, чтобы при Коронее преградить путь возвращавшемуся из Азии Агезилаю. На этот раз, также и по Ксенофонту, силы были более или менее равны; о поведении конницы и легкой пехоты мы по-прежнему ничего не знаем, и по-прежнему каждая из сторон побеждает на правом крыле. Но, в отличие от предшествовавшего сражения, на этот раз оба победоносные крыла, обратившись друг против друга, вступают в правильный бой и сражаются с большим упорством. В конце концов фиванцам удалось оттеснить бойцов Агезилая в сторону и, таким образом, проложить себе дорогу к отступлению, что, однако, стоило им больших потерь. Ксенофонт говорит: "Сражение выделялось из других сражений, которые у нас были". Это следует отнести к необычайно энергичному проведению второго боя, так как обыкновенно при первом столкновении фаланг одна часть тотчас уступала. В "Агезилае" изображено, как на другой день можно было увидеть напоенную кровью землю, мертвецов, лежавших рядом, тело к телу, - не разберешь, где друг, где враг, расколотые щиты, поломанные копья и обнаженные мечи на земле, в телах и в руках.
7. Hellenica, IV, 2, 5. Агезилай выдает награду тем, "которые будут участвовать в походе с лучше всего вооруженными лохами гоплитов, стрелков и пельтастов". К. Harmann, bber die Taktik des Arrian (Progr. Bamberg, 1895 г., стр. 16) толкует это как полк (лох), скомбинированный из трех родов оружия. Это едва ли правильно. Речь идет скорее об отдельных лохах, различного рода оружия каждый.
Глава V. ТЕОРИЯ. КСЕНОФОНТ.
Успехи техники военного дела вызвали к жизни также и его теорию. Она развивалась при обсуждении преимуществ различного рода вооружения. Своеобразный след того, как живо дебатировался этот вопрос среди афинян, мы находим в трагедии Эврипида "Геракл", где поэт заставляет Лика, который презрительно отзывается о Геракле как о простом стрелке из лука, спорить с Амфитрионом; сюжет совершенно не требовал этого спора, и Эврипид, очевидно, просто хотел порадовать общественность поэтическим отголоском ее собственных речей.
Лик говорит :
Да что такое ваш Геракл, скажите?
Чем славу заслужил он? Убивая
Зверей... На это, точно, у него
Хватало мужества! Но разве взял он щит
Или копье когда, готовясь к бою?
Его оружие - трусливая стрела,
Его военное искусство - в быстрых пятках.
Да может ли, скажите мне, стрелок
Из лука храбрым быть? Нет, чтобы мужем
Быть истинным, спокойным оком надо,
Не выходя из воинских рядов,
Следить за копьями врагов, и мускул
В твоем лице пусть ни один не дрогнет.
Амфитрион ему на это отвечает:
Затем, тиран, ты не хотел признать
От лука пользы: слушай и учися.
Гоплит - он в вечном рабстве у своих
Доспехов: сломится ль копье в сраженьи,
Он беззащитен, а случись с ним рядом трусы,
Храбрейший из гоплитов пропадает.
Ну, а владелец лука может смело
Разить врагов: всегда довольно стрел
В его распоряженьи для защиты.
А выстрел издали, когда врагу
Тебя не видно и, прикрытый, можешь
Ты целиться. О, Лик, вредить врагам,
От случая при этом не завися,
Вот - высшее искусство на войне.
В это же время, т.е. во время Пелопоннесской войны, некоторые софисты начали читать лекции по военному искусству. Однако первым, кто взял на себя труд систематически проанализировать сущность военного дела и подробно развить связанные с ним вопросы, был Ксенофонт. Он признал - и постоянно, вновь и вновь подчеркивал это, - что военное дело - не наука, но искусство, которое требует всего человека, со всеми его способностями. "Тактика - только очень небольшая часть военного искусства", - говорит у него Сократ (Воспом., III, гл. 1). Полководец должен разбираться во всем, что относится к вооружению солдат и к обеспечению их продовольствием. "Он должен быть изобретателен, энергичен, заботлив, вынослив, обладать присутствием духа; должен быть обходителен и суров, справедлив и хитер; он должен быть бдителен сам и уметь обмануть чужую бдительность; он должен ставить все на карту и стремиться выиграть все; он должен быть щедрым и алчным; уметь идти на риск и быть всегда настороже". Хороший полководец соединяет в себе прирожденные качества с высоким образованием. Полководцу идет впрок, если он честолюбив, читаем мы в другом месте (III, гл. IV, 3). "Киропедия" представляет собою учебник политики и военного искусства, облеченный в форму исторического романа. Но как бы мы ни ценили эту книгу как литературное явление, сколько бы ни читали ее практики военного дела, все же для наших целей - для изучения истории военного искусства - из нее немного извлечешь. Вечные и неизменные элементы ведения войны - психологические и моральные - Ксенофонт разработал превосходно; но подверженные изменению исторические формы у него даны лишь в беглом и часто фантастическом освещении, так что здесь следует с большой осмотрительностью подходить к роману и не отождествлять его с действительностью. Формы, в которых во времена Ксенофонта развивалось военное искусство, были настолько несложны, что о них почти нечего было говорить; а Ксенофонт не обладал тем творческим даром, который умеет из наличного материала вывести и разрешить новые проблемы. Подобные попытки, когда он все-таки их делает, ему явно не удаются, и мы видим, как он, солдат-практик, впадает даже в оторванное от реальности теоретизирование.
К проблемам, которые, несомненно, должны были занимать каждого греческого полководца, принадлежит проблема соотношения между шириной и глубиной фаланги. Как лучше поставить, скажем, 10 000 гоплитов - по 1 000 ли чел. по фронту и по 10 шеренг в глубину или же по 500 чел. по фронту и по 20 в глубину? В первом случае можно было легче совершить охват противника, во втором - получалась большая мощь удара27. Удивительно, что во всей античной литературе мы, собственно, не находим никаких попыток рассмотреть специально этот вопрос. Мы даже не имеем в преданиях определенных указаний о том, на какую глубину в действительности выстраивалась обычно фаланга. Восемь шеренг в глубину упоминаются так часто, что исследователи хотели видеть в этом словосочетании известную норму боевого порядка, и это очень правдоподобно. Но в отдельных случаях полководец отступает от этой нормы, - и не только тогда, когда это вызывается надобностью, но часто и по произволу. Нам трудно понять сообщение Фукидида, будто в сражении при Мантинее отдельные военачальники выстраивали свои части по собственному усмотрению на различную глубину. В сражении при Делии фиванцы были построены по 25 человек в глубину, а другие контингента по-другому, но во всяком случае гораздо мельче. Ксенофонт приходит к этому вопросу в рассказе о вымышленном сражении Кира с Крезом. Киру сообщили, что египтяне выстроились в 100 шеренг в глубину, тогда как его собственное войско построено всего лишь в 12 шеренг. Один из его военачальников усомнился, достаточно ли будет их сил против такой глубокой фаланги. Кир на это возражает, что если фаланга занимает по глубине больше, чем дальность действия оружия, то ее оружие тем самым становится безопасным для противника, - довод, который во всех отношениях следует признать несостоятельным: даже при 12 или при 8 рядах большая часть оружия уже не может получить непосредственное применение. Однако такому человеку, как Ксенофонт, никак не могло быть неизвестно, что преимуществом глубокого построения является сила натиска: но он еще сам узнает на опыте и сам расскажет нам, какие плоды приносит эта сила.
