На границе Великой степи. Контактные зоны лесостепного пограничья Южной Руси в XIII – первой половине XV в. - Леонид Вячеславович Воротынцев
В силу специфики административного устройства кочевнических объединений имперского типа их границы с соседними земледельческими государствами в большинстве случаев не имели четкой демаркации, что тем не менее не означало отсутствия государственной принадлежности пограничных территорий со стороны Степи. Вместе с тем смешанный тип хозяйственно-экономического уклада, а также административно-территориальная и этнополитическая структура кочевнических «империй», возникавших в западной части евразийской степной зоны (Аварский каганат, Хазарский каганат, Золотая Орда), допускает наличие у этих государств своих фронтирных регионов с определенной спецификой развития.
По сложившейся в отечественной историографии традиции, основные направления изучения южнорусского фронтира ограничиваются хронологическими рамками XVIXIX вв. В то же время американский историк О. Латимор, в контексте традиционного для западной науки определения фронтира как имперской периферии и/или пограничной территории, принадлежащих к разным цивилизационным типам, предлагал рассматривать Южную Русь как исторический феномен развития фронтирного (пограничного) пространства на протяжении всей эпохи Средневековья[39]. Отмечая специфику развития пограничных территорий как «контактных зон», исследователь подчеркивал, что граница между государствами и этническими общностями представляет собой не линию раздела, а зону, «…вокруг которой люди, идеи и организации взаимодействуют в обоих направлениях»[40].
Аналогичная оценка фронтирных территорий содержится в работе российского историка А.А. Андреевой, отмечающей тот факт, что благодаря современным исследованиям термин «фронтир» стал рассматриваться как контактная диалоговая зона встреч различных культур, включающая в себя не только историко-географические и хозяйственно-экономические, но также социально-культурологические и ментальные аспекты[41].
По мнению Майкла Ходарковского, средневековая Россия представляла из себя типичное общество фронтира, где легко проницаемые пограничные зоны вкупе с недостаточно четко определенными политическими и территориальными границами служили приглашением к постоянной экспансии[42]. Данный подход представляется вполне обоснованным, учитывая специфику развития южнорусских земель в период так называемого раннего Средневековья и открывает ряд перспективных направлений в исследованиях регионов южнорусской лесостепи.
В представляемом исследовании автор использует термин «фронтир» в значении пограничной периферии государств имперского типа, расположенной на стыке природно-ландшафтных зон и хозяйственных укладов, вследствие чего данные территории являлись зонами активных хозяйственно-экономических, этнокультурных и политико-административных контактов.
В советской исторической науке гипотеза о формировании контактных зон на территориях природных ландшафтов смешанного типа впервые была выдвинута Л.Н. Гумилевым, отметившим, что именно в лесостепных регионах Евразийского континента имелись оптимальные условия для становления культуры и процветания хозяйства[43]. Вместе с тем приходится констатировать, что тема этнокультурных и экономических контактов между кочевниками и оседлым населением на территории лесостепных регионов Восточной Европы в ордынскую эпоху не получила должного развития в работах советских историков.
Тем не менее сам термин «контактная зона» был введен в научный оборот известным советским византиевистом В.Д. Королюком в 70-х гг. XX в.[44] По оценке исследователя, контактной зоной является любая пограничная с «варварской» периферией территория государства имперского типа (например – Дунайский лимес Византии), имеющая полиэтничное население.
Несколько иной подход в определении «контактной зоны» представлен в работах В.А. Арутюновой-Фиданян. По мнению историка, контактная зона – это не просто территория с полиэтничным населением, разделенная на отдельные географические анклавы, а структура, имеющая особый культурный облик. Контактные зоны образуются на лимитрофных территориях (буферных зонах) только в том случае, когда образуют синтезное культурное пространство, состоящее из феноменов, образовавшихся в результате взаимодействия нескольких национальных культур[45].
В частности, на восточной периферии Византийской империи такими контактными зонами являлись северо-восточные регионы Ромейской державы (Восточный Понт и предгорья Южного Кавказа), а также акритские лимитрофные территории византийско-арабского и византийско-сельджукского пограничья, с неустойчивыми, проницаемыми границами, полиэтничным населением и сложившейся традицией этнокультурных и хозяйственно-экономических контактов[46].
В европейской и американской историографии превалирующей является точка зрения о возникновении первых контактных зон в эпоху поздней Античности, на территориях, непосредственно примыкавших к Рейнскому и Дунайскому лимесам Римской империи. Согласно данным археологических исследований, в результате продолжительных этнокультурных и экономических контактов, происходивших в пограничных регионах Pax Romanica, сформировалась синтезная материальная культура лимеса, включавшая в себя как римские, так и «варварские» (германские, фракийские, сарматские и др.) элементы[47].
Не вызывает сомнений существование контактных зон и на обширных пространствах Евразийского континента в эпоху так называемого Монгольского мира (Pax Mongolica). Административно-территориальная структура Чингизидских государств, вкупе с бурным развитием торговых коммуникаций, способствовала появлению зон межэтнического взаимодействия, располагавшихся, как правило, на периферии Монгольской ойкумены, или на путях прохождения международных торговых маршрутов. В XIIIXIV вв. формируется ряд контактных зон на территории Улуса Джучи, прежде всего в городских торгово-ремесленных агломерациях Поволжья, Крыма, Северо-Восточном Причерноморье и Приазовье, а также на северной, лесостепной периферии Золотоордынского государства[48].
Согласно гипотезе американского историка Чарльза Гальперина, именно на эпоху ордынской зависимости приходится окончательное формирование на южных границах Руси этнорелигиозной контактной зоны, возникшей еще в домонгольское время[49].
Аналогичная точка зрения присутствует в работе украинского археолога и историка В.В. Колоды, характеризующего лесостепные регионы Днепровско-Донского водораздела как территорию оживленных этнокультурных и экономических контактов между восточнославянскими (южнорусскими) земледельческими общинами и тюркоязычными кочевниками Великой степи на протяжении всей эпохи раннего Средневековья (VIII–XIV вв.), включая период ордынского владычества[50]. В работах известного молдавского историка Н.Д. Русева регион Днестровско-Дунайского междуречья обозначается как контактная зона пересечения коммерческих интересов Востока и Запада[51].
Таким образом, под термином «контактная зона» следует понимать территорию интенсивного хозяйственно-экономического и культурного взаимодействия двух и более этносов или этнических групп, происходившего в течение продолжительного времени (жизни нескольких поколений). Зачастую такое взаимодействие приводило к возникновению новых народов или субэтнических групп (акриты на азиатском лимесе Византийской империи, секеи Венгерского королевства, караны восточного пограничья государства Ильханов, чараймаки и хазарейцы чагатайско-хулагуидского порубежья, казаки и севрюки южнорусского лесостепного пограничья).
Возникновение такого рода зон, как правило, тесно связано с существованием и деятельностью на этих территориях носителей открытых культур и имперской структуры управления, обеспечивающей отсутствие длительных конфликтов по национальному и конфессиональному признаку.
Исходя из вышеизложенного, можно сделать вывод о том, что термины «русско-ордынское пограничье», «фронтир» и «контактная зона» являются взаимодополняющими, частично синонимичными и не вызывают смысловых противоречий при их совместном использовании.
Помимо рассмотренных терминологических аспектов исследования, представляется целесообразным обратить внимание на разницу терминов, используемых в научных исследованиях для обозначения Джучидского государства.
Если для дореволюционного и советского периодов развития отечественной исторической науки характерно абсолютное преобладание термина «Золотая Орда»[52], то в постсоветскую
