Александр Тюрин - Капитализм - история большого грабежа. Английский образец
Действующий на юге острова английский генерал Керью гордо писал Елизавете: «Вашему величеству не над чем повелевать в стране, кроме как над трупами и кучами пепла.»[32]
Согласно оценкам современников Ирландия потеряла половину населения.[33]
В результате последующих конфискаций земель, в первую очередь, в Ольстере, к английской короне перешло 800 тыс. акров, занимавших 6 графств. Направленная Лондоном комиссия также подготовила «Порядок и условия колонизации в Ольстере», согласно которому опять нарезались крупные участки на тысячи акров для передачи королевским служащим и предпринимателям.
«Все лица, получившие в использование различные участки, были обязаны заселить их английскими и шотландскими держателями.»[34]
Каждый получатель-предприниматель (undertaker) должен был дать клятву верности супрематии, т. е. англиканской или шотландской пресвитерианской церкви, получал право держать собственный баронский суд и 7 лет беспошлинно вывозить товары в метрополию.
«Названные предприниматели не должны были уступать свои участки или какую-либо часть их ирландцам или лицам, которые не дали клятвы супрематии.»[35]
К колонизации присоединились и компании лондонских купцов. Особенно велико было участие лондонских компаний в земельных конфискациях в графстве Дерри. Даже само графство переименовывалось в Лондондерри.
Определялось, что «пошлины со всех вывозимых и ввозимых товаров должны принадлежать Сити на 99 лет». Лондонский Сити получал фактически монополию на торговлю ирландcкими товарами и судебную власть, также приносящую постоянный доход, создавал в Ирландии свою частную армию.[36]
Вскоре вся ирландская торговля оказалась в руках лондонских купцов, которые беспошлинно вывозили оттуда сырье — лес, рыбу, кожи, сало, мясо. На века вперед Ирландия стала аграрным придатком Англии — и этот ее статус тщательно консервировался.
В 1605–1608 в условиях земельного ажиотажа, когда большое количество спекулянтов землей направилось в Ирландию, клановая система, а вместе с тем общинное землевладение и обычай выбора вождей, были законодательно отменены. Ирландцы — держатели мелких наделов (а таких было большинство) теряли всё. Держатели крупных наделов должны были платить ренту вождю, ставшему лендлордом, и ренту английскому королю как верховному владельцу всех земель. Приватизированные таким образом земли могли отчуждаться, продаваться и покупаться и стали быстро отходить в руки английских колонизаторов.
В 1607–1608 были окончательно конфискованы земли, подвластные графу Тайрону (то есть, владения всего клана О' Нейлов) и Тирконнелу (владения О'Доннелов), клану О'Доггерти (графство Дерри), около 500 тыс. акров…
Но вернемся, так сказать, к английским баранам. Елизаветинский закон от 1572 г. «о наказании бродяг и помощи бедным и нетрудоспособным», содержит прежде всего жестокие наказания для нищих и бродяг. В категорию «упорных и здоровых бродяг и нищих» прямо вписаны трудящиеся, ищущие лучших условий продажи своих изделий или своего труда. Здесь и странствующие ремесленники, и мелкие торговцы, и рабочие, меняющие место жительства ради более высокой заработной платы.
Всех их предписывалось задерживать, подвергать порке, затем прижигать им раскаленным железом хрящ правого уха.
И опять мы видим, что за желание свободно продать свой труд людей подвергают жестоким наказаниям.
Акт 1572 года категорически запрещает просить милостыню всем нищим старше 14 лет. Нарушителей предписывается сечь плетьми, содержать в колодках, принудительное возвращать на прежнее место жительство. В случае рецидива попрошайничества нищего отправляли на виселицу. И опять закон прикрепляет бедных к их родному месту обнищания.[37]
Писатель елизаветинского времени У.Гаррисон описал множество категорий бродяг, которые карались законом. Получалось, что на «родине демократии» большая часть свободно передвигающиеся по стране людей считалась преступниками. Преступником, которому угрожали колодки, порка и виселица, фактически являлся любой представитель простонародья, лишившийся на малой родине средств к существованию. Даже студенты Оксфордского и Кембриджского университетов, если они собирали милостыню без разрешения университетского начальства, рассматривались властями как «бродяги» со всеми вытекающими последствиями.
Закон Елизаветы от 1576 «о помощи бедным» подается либеральными историками, можно сказать, с визгом восхищения. Он предусматривал организацию работы бедняков на дому, которой заведовали сборщики и надзиратели, а также весьма «гуманное» искоренение нищеты с помощью исправительных домов.[38]
«А если кто-нибудь из тех, кто в состоянии производить такую работу, откажется, или уйдет нищенствовать, или будет жить в праздности, или, взяв, (на дом) такую работу, напортит и запутает ее, так что сочтут впредь невозможным выдавать ему работу из этого же склада, то тогда тот (или такие) должен быть принят в исправительный дом».
Последние представляли собой учреждения рабского принудительного труда. Официально провозглашалось, что неимущие должны там «приучаться к труду», отсюда и название — «исправительный дом» (house of correction).
Исправительно-трудовые лагеря 16 века служили обогащению капиталистов, бравших такие учреждения на откуп, а также защищали правящий класс от возможных социальных эксцессов — держать нищих за решеткой как-то надежнее.[39]
Отправляли туда на «исправление» не только плохо выполнивших выданную им на дом работу, но и всех пришлых бездомных людей сроком на три года. Условия работы в исправительном доме уже по тексту акта оказывались весьма суровыми: нищих предписывалось держать взаперти, не давать им отдыха и время от времени подвергать телесным наказаниям.
«Исправительные дома» должны были учреждаться в каждом графстве, в крупных селениях и других местах, которые местные власти сочтут нужным…[40]
На практике все оказалось еще страшнее. «Исправительные дома», где нищие пролетарии оказывались в полной власти надзирателей, были местами беспредельных истязаний и умерщвляющего труда.
Бродяги даже брали на себя вину в совершении какого-нибудь уголовного преступления — и рисковали при том жизни ввиду крайней суровости наказаний — лишь бы попасть в обычную тюрьму, а не в исправительный дом.
Всякого поступающего в это учреждение прежде всего секли, «лениво» работающего держали исключительно на хлебе и воде. За попытку побега приковывали к рабочему месту цепями за руку, ногу и шею.[41] Даже в считавшихся образцовыми «исправительных домах» рабочий день составлял 15 часов. За отказ от работы или плохо выполненную работу администрация исправительного дома могла наказывать заключенного по своему произволу — с применением всего набора средневековых пыточных средств.[42]
Вот так собственно и вырабатывалась протестантская «трудовая этика», которую тоже весьма часто вспоминают либеральные писатели.
И несмотря на все карательные меры число нищих продолжало прибывать — ведь они были издержками накопления капитала, которые перекладывались капиталистами на общество, «экстернализировались».
«В Лондоне местных и пришлых пауперов вместе было около 50 тысяч, что составляло чуть ли не четверть населения города к началу XVII века.»[43]
Известна фраза королевы Елизаветы: «Везде бедняки (Pauper ubique jacet)». Да, корона не отводила глаза от уродливых социальных явлений. Казалось бы, она должна придумать какой-то способ борьбы с причиной нищенства, а не с самими нищими?
Однако нет. В статуте «о бродягах и упорных нищих» от 1598 года снова перечисляются многочисленные категории бродяг. Законодательный акт предписывает местным властям задерживать и подвергать наказаниям лиц, называющих себя студентами (scholars) и занимающихся сбором милостыни, моряков, ссылающихся на кораблекрушения; заодно в разряд преступных попадает ряд профессий, связанных с народным искусством — фехтовальщики, водители медведей, паяцы, певцы (minstrels), фокусники, жонглеры и т. п. К преступникам отнесены медники-паяльщики, разносчики-коробейники и другие мелкие странствующие торговцы (chapmen). А также рабочие, «способные к труду, но праздно шатающиеся и отказывающиеся работать за ту разумную плату, которая им установлена в их местности…»
Люди, реализующие основной, как это считается, принцип капиталистического «свободного труда» — поиск работодателя, предлагающего наилучшие условия труда и оплаты, опять отнесены к преступному элементу.
