Дмитрий Волкогонов - Ленин (Глава 3)
195
Помогите вооружению рабочих - и свобода в России будет непобедима! Народ не пожелает терпеть голода и скоро узнает, что хлеб в России есть и можно его отнять... И так мы завоюем демократическую республику, а затем и социализм..."21
Никто с уверенностью не скажет, что именно так думал Ленин, но Солженицын, по моему мнению, очень близок своим воображением к тому, что могло быть. В навсегда исчезнувшие тайны ленинского сознания можно проникнуть, лишь скрупулезно обследовав то, что было предметом его анализа. По словам лечащего врача Ленина немца Ферстера, больного в 1923 году мучило чувство страха и обреченности. Оставшись наедине со своим уже замутненным сознанием, Ленин, возможно, переживал уже прожитое. Его необратимость, как и караулившая у изголовья смерть, сдавливали спазмами страха виски, голову, тело...22
Ленинский мозг, его голова были и останутся вечной загадкой для художника и исследователя, хотя деяния человека делают эти тайны прозрачными. "Голову носил Ленин как драгоценное и больное. Аппарат для мгновенного принятия безошибочных решений, для нахождения разительных инструментов, - писал А.И.Солженицын, - аппарат этот низкой мстительностью природы был болезненно и как-то как будто разветвленно поражен, все в новых местах отзываясь. Вероятно, как прорастает плесень в массивном куске живого - хлеба, мяса, гриба, - налетом зеленоватой пленки и ниточками, уходящими в глубину..."23
Так великий русский писатель пытается приоткрыть завесу над тайнами ленинского сознания. Именно в этом сознании родился план, с которым Ленин решил ехать в Россию.
В то время как большинство лидеров, партий, государственных деятелей считали, что Февраль открыл новую великую страницу российской истории страницу демократическую, Ленин был убежден, что, если на этой ступени остановиться, он со своей партией в лучшем случае займет малозаметное оппозиционное место в Учредительном собрании. И только. Все крикливые и революционные выступления его представителей будут восприниматься не иначе как экстремистское левачество, к которому снисходитель
196
но привыкли западные парламенты. Если Февраль остановится на тех целях, что провозглашены Львовым, Милюковым, Керенским, то его многолетние соперники - меньшевики - получат исторические шансы. Этого Ленин даже мысленно вынести не мог. Но сегодня ясно: удайся первая попытка России в XX веке стать на рельсы демократии и цивилизации, мы бы сегодня не мучились попыткой второй, исход которой пока не ясен. Февраль семнадцатого - дата упущенных исторических шансов...
Нужно в Россию. Ленин придумал и выпестовал племя "профессиональных революционеров". Нужно, наконец, чтобы они проявили себя. Сегодняшний исторический момент может никогда больше не повториться, а ему уже в следующем месяце сорок семь...
Парвус, Ганецкий и "немецкий ключ"?
Ленин мысленно был в России. Мечта и цель всей его жизни неожиданно оказались географически и политически недалеко. На его Родине, от которой он уже стал порядком отвыкать, зрели потрясающие события. Последнее десятилетие, приблизившее Ленина к полувековому рубежу жизни, сделало его тем типом иммигранта, который уже редко возвращается в родные пенаты. А здесь - революция! Еще несколько недель назад он даже не мыслил о ее столь стремительном приходе. Ленин срочно пишет Ганецкому в Стокгольм с требованием искать выход из швейцарского тупика: как попасть в Россию? Обращается к Р.Гримму - местному социалисту - с просьбой проработать вариант проезда через Германию. Но пока никакого ответа. Быстрее всех действует Ганецкий (Ленин давно отметил про себя его скорую исполнительность, сметку, способность к конспирации); уже 10 марта, всего через несколько дней после революции, Ленин получает 500 рублей "на дорогу"24. Русское Бюро ЦК, действующее за границей, активнее всех заботится о том, как доставить быстрее своих вождей в клокочущую Россию. Но решения, плана "переброски" пока нет. Где-то в душе Ленин допускает вариант, что он может остаться только свидетелем революции, а не ее вождем. Поезд истории может уйти без него! Лидер большевиков
197
пишет в Кларан Инессе: "В Россию, должно быть, не попадем! Англия не пустит. Через Германию не выходит"25.
Возможно, что ничего бы с поездкой так и не вышло, тем более что Ленин откровенно боялся ареста в Англии или немецких подлодок в море. И, кто знает, останься он в Швейцарии до конца войны, сочиняя "Письма из далека", состоялся ли бы октябрьский переворот? Троцкий позже утверждал, что Октября бы не было без Ленина и его... Но ситуация была такой, что в переезде Ленина и его соратников в Россию были заинтересованы не только большевики, но и, особенно, германское военное руководство. Там давно следили за большевиками, оказывая им через подставных лиц крупную финансовую помощь.
В Берлине германский канцлер Бетман-Гольвег слушал доводы "за" не только от генерального штаба, но и от некоторых "собственных" социал-демократов, и в особенности от Гельфанда-Парвуса, издававшего в то время журнал "Ди Глоне". Парвус, беседуя с германским послом в Копенгагене Брокдорф-Ранцау, настаивал на том, что сепаратный мир с Россией опасен. Царь тогда просто задушит революцию. Нужна только победа Германии. Парвус еще не знает, что Ленин вскоре публично заявит, что он всегда был против сепаратного мира с Германией. В своей статье "Где власть и где контрреволюция?", опубликованной 19 июля 1917 года в газете "Листок "Правды", Ленин категорически утверждал, что "сепаратный мир с Германией самым решительным и бесповоротным образом всегда и безусловно отвергал!!"26. Вождь большевиков, как мы уже неоднократно отмечали, давно стоял за поражение своего правительства, а значит, и России в войне; стоял за превращение ее в гражданскую как предтечу победы его революции. Во имя власти Ленин не погнушался натянуть на свою плотную фигуру плащ "пораженца".
Такая позиция лидера большевиков глубоко совпадала и с намерениями германского генерального штаба, ибо голос немецких "пораженцев" был неизмеримо слабее и глуше. В своих воспоминаниях известный государственный и политический деятель Германии Эрих Людендорф, "военный мозг нации", писал: "Помогая Ленину поехать в Россию (через Германию из Швейцарии в Швецию. Д.В.), наше
198
правительство принимало на себя особую ответственность. С военной точки зрения это предприятие было оправданно. Россию было нужно повалить"27 (курсив мой. - Д.В.). Хотя и цинично, но в высшей степени откровенно. Ведь большевистская революция могла предоставить Германии неслыханный шанс выиграть войну, которую она уже проиграла! Людендорф открыто говорил позднее, что советское правительство "существует по нашей милости".
Заметим, к слову, что, когда в мае 1920 года на заседании Политбюро встал вопрос о публикации на русском языке воспоминаний Людендорфа, все присутствующие (Ленин, Троцкий, Сталин, Каменев, Томский, Преображенский) единодушно сошлись на том, что следует "перевести и напечатать лишь те места книги, которые относятся к брестским переговорам"28. Захватив власть, они уже не очень боялись разоблачения, но все же неприятно... Добиваясь поражения России, большевики служили не только целям своей партии, но и фактически устремлениям германского милитаризма.
Как читатель, видимо, понимает, автор в своей книге не может обойти вопрос о так называемом "немецком факторе" в русской революции. Этому вопросту посвящена обширная литература, особенно за рубежом. Русские марксисты предпочитали об этом не говорить, следуя просьбе Ленина (которая, впрочем, не была напечатана сразу после написания): "еще и еще раз просим всех честных граждан не верить грязным клеветам и темным слухам"29. Большевики никогда не пытались аргументированно, доказательно отвести обвинения в прямом или косвенном сговоре с Германией в стремлении "повалить Россию". Хотя финансовая связь, видимо, была косвенной, опосредованной, было трудно, просто невозможно опровергать свои пораженческие призывы. Лучше молчать или демагогически огрызаться: "Не верьте клеветникам". Если и были поползновения оправдаться, то они были неуклюжими, неубедительными, декларативными типа ленинского заклинания: "Просим всех честных граждан не верить грязным клеветам и темным слухам". Просим... не верить. И все.
Как же дело было в действительности? Были ли прямые (или косвенные) договоренности большевиков и германских представителей в вопросах "пропаганды мира" (именно так
199
всегда предпочитали публично говорить в Берлине, касаясь этой щекотливой темы)? Получали ли большевики немецкие деньги "на революцию"? Какую роль во всем этом играл Парвус, которого А.И.Солженицын называет автором грандиозного "плана"? Великий писатель в своем историческом исследовании "Ленин в Цюрихе" утверждает, что план Парвуса заключался в "уничтожающем разгроме России и революции в ней! Если Россия не будет децентрализована и демократизована - опасность грозит всему миру. Победа Германии в войне принесет классовые завоевания пролетариату. Победа Германии - победа социализма!"30.
