Лев Канторович - Холодное море (очерки)
В маленькой радиорубке мерцают серебряные лампы и назойливо пищит репродуктор. В штормовую погоду и в штиль без перерыва и отдыха работает радист. Спит он тут же, в тесной каюте. Спит не раздеваясь, сном тревожным, как на фронте. Ложась, включает репродуктор и вскакивает, как только слышит хриплые позывные. Бледный, заросший колючей щетиной, он бросается к ключу, машинально включает и выключает рубильник. В полусне стучит ответ и записывает в журнале короткие, отрывочные фразы. Изредка радист выходит на палубу, несколько минут дышит свежим, соленым воздухом и, ежась от мороза, уходит в свою пропитанную табачным дымом будочку. Снова ложится на койку и сразу засыпает. Но через полчаса безжалостный репродуктор трещит торопливые точки и тире. Радист снова вскакивает и бежит к ключу.
Часы в радиорубке поставлены по английской станции в Гринвиче. Живет радист по своему времени и никогда не знает толком, что сейчас - ночь или день.
В радиорубку приносят официальные телеграммы, подписанные начальником или капитаном.
С пространными описаниями "бирюзовых льдов" и "ледяных просторов" надоедают корреспонденты.
Матросы и кочегары передают коротенькие записки, адресованные женщинам.
Радист знает все. Ему доверяют и секретные распоряжения и нежные чувства к любимой.
Когда от наушников начинает болеть голова и стучит в висках, радист включает репродуктор и, регулируя приемник, слушает, о чем говорят корабли в далеких морях и станции на берегу...
Начальник экспедиции по радио предложил Анатолию Дмитриевичу вылететь из Диксона для второй разведки льда. Анатолий Дмитриевич ответил, что вылетает в этот же день.
Вечером в легком тумане показался самолет. Он сделал круг над неподвижными кораблями и улетел на восток. К ночи пришла телеграмма с мыса Челюскина: самолет благополучно сел в маленькую полынью около берега.
Анатолий Дмитриевич совершил замечательный полет. Он вылетел, получив сведения с Челюскина о том, что под берегом есть небольшое пространство чистой воды. Но он должен был пролететь больше тысячи километров. На это необходимо около шести часов, а за такое время могли произойти подвижки льда и чистая вода могла превратиться в ледяное поле. Дорнье-валь самолет-лодка. Он может опускаться только на воду. Лед для Анатолия Дмитриевича означал бы катастрофу. Вернуться обратно в Диксон он также не смог бы, так как предельный запас горючего позволяет его самолету лететь расстояние не больше полутора тысяч километров.
Получив приказ начальника, Анатолий Дмитриевич вылетел почти втемную, полагаясь на удачу, на счастье. Когда он кружился над караваном, никому не пришло в голову, что эта красивая, сильная машина с четырьмя спокойными людьми, может быть, идет к гибели.
Ледяное поле надвинулось на берег, но самолет успел сесть на воду.
В коротком рапорте Анатолий Дмитриевич доносил, что караван зашел слишком далеко на север. Если держаться южнее, ближе к берегу, то пройти ледяную перемычку будет значительно легче. Дальше, до самого Челюскина, лед сильно разрежен.
Корабли повернули на юг. Держась курса, указанного летчиками, караван прошел перемычку и через три дня был на Челюскине.
Анатолий Дмитриевич дождался прихода каравана. Он провел несколько часов на флагманском ледоколе и в холодную, ветреную погоду улетел обратно на Диксон.
СОЙМИКО
Мальчика, родившегося на зимовке в заливе Гадаяма, назвали Соймико.
Он родился полярной ночью, без врачей и акушерок, в тесной каюте замерзшей промысловой шхуны.
Новорожденного завернули в какие-то старенькие тряпки и закутали в меха.
Мать лежала на койке, крытой невыделанными оленьими шкурами, и кормила сына. Когда нужно было купать ребенка, отец приносил снег и грел воду на дымном камельке.
Соймико рос крепышом.
Скоро мать перестала давать ему грудь, начала уходить на охоту.
Соймико оставался один в каюте. Он спал вместе с собаками, грелся, прижимаясь к мохнатым, теплым зверям.
Его кормили свежим рыбьим жиром. Соймико быстро прибавлялся в весе.
Однажды он сам встал на ноги и пошел, держась за шею собаки. Прошел всю каюту, устал, повалился на спину и засмеялся, глядя на черный, закопченный потолок.
Ему еще не было года, когда его стали кормить мясом. Он ел жареную белужатину, мясо оленей и белых медведей, печенку тюленей и моржей. Он ел все, что добывали промышленники.
К морозам Соймико привык с рождения. Он никогда не хворал и не переносил, если его пытались тепло одевать. Отец сшил ему сапоги из нерпы и рубашку из мягкой оленьей шкуры.
Соймико исполнилось год и четыре месяца, когда его родители снова поехали на зимовку. Они выехали из Красноярска вниз по Енисею и добрались до Диксона. Их поместили на барже Севморпути. Они жили со своими собаками в крохотной дощатой хижине на палубе и ждали отправки на место зимовки.
По договору они должны два года провести в старой избушке, на берегу шхер Минина. Это место славится песцовыми, оленьими и медвежьими промыслами, и там никто не был уже три или четыре года.
Севморпуть обещал снабдить зимовщиков всем необходимым в Диксоне. Они уехали из Красноярска, взяв с собой только своих собак и маленький мешок с чесноком и луком. Но, по неряшливости каких-то чиновников из Севморпути или по какому-то преступному недоразумению, на складе в Диксоне не оказалось ничего, кроме пшена, муки и небольшого количества масла. Зимовщики должны были ехать на невероятно трудную работу без самых необходимых вещей.
Когда в Диксон прилетел из Игарки начальник Ленской экспедиции, зимовщики пошли к нему. Они рассказали о своих несчастьях: нет теплых вещей, нет продовольствия, на двоих промышленников на два года охоты им выдали только одно старенькое ружье и пятьдесят патронов. Наконец, они не знают, как попасть на свою зимовку: шхеры Минина забиты льдом, и ни один капитан не хочет туда идти.
Начальник вытащил из чемодана свои запасы шоколада, сгущенного молока, какао и отдал все это для Соймико. Потом выпросил на рации собачий совик, пимы и еще одну винтовку. На всех пароходах он рассказал о родителях Соймико.
Люди с пароходов поделились с зимовщиками патронами и порохом.
Когда пароходы уходили с Диксона, я простился с родителями Соймико. Они все еще не знали, попадут ли в шхеры Минина, но зимовать решили во что бы то ни стало. Если никто не согласится идти в шхеры, они поедут в какое-нибудь другое место, но не вернутся раньше, чем через два года.
Мы передали друг другу поручения в город: как знать, кто из нас раньше попадет на Большую землю?
Моя шлюпка отвалила от баржи, и Соймико, веселый, толстый, красный от мороза, помахал мне рукой и улыбнулся.
Соймико по-эскимосски означает - волчонок.
ОХОТА
Маленький ледокол трое суток ходил у входа в бухту.
Резкий ветер нагонял облака густого, холодного тумана, почти без перерыва шел снег. Обрывистые берега часто совершенно скрывались из виду. Тогда ледокол опасливо отходил еще дальше в море.
Капитан ледокола - старый, опытный "ледовый" капитан. Он славятся своей великой осторожностью. Он так осторожен, что некоторые даже смеются над ним, называют трусом. Но трусом капитан никогда не был. Если бы он действительно боялся, он не смог бы стать северным моряком, не мог бы столько лет плавать в невероятных трудностях и непрерывных опасностях. Капитан один отвечает за судно, груз и жизнь людей. Север приучил его подозревать опасность всюду, всегда быть готовым к любым случайностям, к самым неожиданным катастрофам. И он стал подозрителен и осторожен.
Он плавает капитаном около двадцати лет, у него прекрасные штурмана, но в трудные минуты он никогда не уходит с мостика. Все делает сам. "Нетрудных минут" на Севере почти не бывает.
В плавании для всей команды загадка: когда капитан спит? Эти три дня он вовсе не ложился. Все время на палубе, ходит большими шагами, кутаясь в потрепанную шубу, бормочет какие-то невнятные заклинания или ругательства.
Он запачкал правую щеку сажей, и грязь красуется на его красном, обветренном лице все три дня: он ни разу не умывался.
Глаза капитана слезятся от напряжения и от колючего ветра. Он все время, не отрываясь, глядит в сторону берега. Когда на короткое время расходится туман, мучительно старается разглядеть в еще заметной полоске узкую щель входа в бухту.
Картам этого места капитан не верит. Никогда еще ни один мореплаватель не заходил в бухту. Никто не измерил ее глубин, никому не известны мели и подводные камни. Линия берега обозначена на карте совершенно наугад.
Теперь в бухте должна высадиться и остаться на зимовку партия промышленников-зверобоев с семьями. Капитан должен провести ледокол, найти стоянку и выгрузить зимовщиков со всем их снаряжением.
В команде недовольны робостью капитана. Многие считают, что давно пора бросить ходить вокруг да около, давно пора подойти к берегу.
