Джек Лондон - Из неизданных произведений
На этом они и разошлись: Дамон и Патиас в поисках привидений, а Джордж с Фредом - в поисках котов.
Первая пара зашагала к подъезду замка, ко обнаружив его запертым, а неземных обитателей лишенными желания отреагировать на настойчивые стуки старинного дверного молотка, они попробовали воспользоваться окнами высокого портика. Но, увы, те оказались тоже на запоре; вскарабкавшись с трудом на портик, они разыскали на втором этаже незапертое окно. Забравшись внутрь, они зажгли по свече и приступили к обследованию замка.
Здесь все было старым, пыльным и затхлым, как они и ожидали. Они тщательно все осмотрели, начав с третьего этажа: открывали стенные шкафы, отгибали ветхие гобелены - искали потайные двери -- простукали все стены. Такие предосторожности были подсказаны недавно прочитанными романами Эмиля Габорио. Следуя подсказке месье Леко, они проникли в подвал, но там была такая свалка, что друзья вынуждены были отказаться от этой затеи.
Вернувшись на второй этаж с ящиком и парой стульев, они удобно устроились в самой чистой из комнат. И хотя полдюжины свечей неплохо освещали их апартаменты, они все-таки чувствовали себя неуютно и одиноко и, как выразился Дамон, для поднятия духа засели за шахматы.
Так за игрой пролетело полтора часа. Первая партия прошла великолепно. Вынув часы, Питиас отметил: "Половина первого и никаких призраков..."
- Потому что в комнате так дымно, что их, бедных, не видно, - возразил Дамон. - Давай распахнем окно и дадим комнате проветриться.
Проветрив помещение, они расставили шахматы для новой партии. Едва Дамон протянул руку к белой королевской пешке, как вдруг замер с испуганным лицом, а с ним и Питиас. Оба в молчании уставились друг на друга, что-то необъяснимое их явно насторожило. И как только Дамон вновь сделал попытку прикоснуться к пешке, он снова замер, и они опять вопросительно уставились друг на друга. Безмолвие вокруг было абсолютным и давило на них свинцовой тяжестью, напрягая их нервы до предела. Каждый из них пытался разорвать свое оцепенение, но сил не хватало. Им вспомнилось предостережение Джорджа. Неужели вот оно, невозможное? Неужели началось? Вот они, злые силы, в которые они не верили, это они отняли у них способность говорить! Им хотелось кричать как в кошмарном сне, хотелось разорвать эти страшные оковы. Питиас был смертельно бледен, на лбу Дамона выступили капли пота, сползая по носу, они падали на крахмальный воротничок и его белоснежную манишку.
Эти две минуты, пока они сидели в напряжении, уставясь друг на друга, показались им целым веком. Интуиция подсказывала, что дело близится к развязке. Они знали: такое напряжение не может дольше продолжаться.
Внезапно в неподвижном ночном воздухе раздался душераздирающий дикий вой, он проник в открытое окно, кто-то карабкался по стене, послышался стук камней по настилу, победный вой сменился кошачьим воплем отболи и ужаса, быстро перешедшим в придушенное ворчание, и они услышали энергичный голос Фреда: "Номер первый!" И точно так же как утопающий, вынырнувший из океанских глубин, испытывает блаженство, вдохнув живительный воздух, возрождается к жизни, так и они почувствовали себя, правда, всего лишь на мгновение. Чары все еще не
были разорваны. Оцепенение вернулось, охватило их с новой силой. Теперь оба испытывали неудержимое желание рассмеяться, такой дикой казалась им обстановка. Но потусторонняя сила не позволяла им даже этого, их лица исказило какое-то идиотское выражение, так их напугавшее, что они напрягли всю свою волю, чтобы преодолеть сковавший их страх, и у них на лицах появилось выражение стыда и смущения.
В этот миг словно свет озарил их сознание. Возвратилась способность к движению. Они поняли это по шевелящимся губам. Они было уже привстали, чтобы спастись бегством, когда их охватил стыд, и они вновь опустились на стулья. Питиас взял пучок шутих, поднес к свече и бросил на середину комнаты.
Те зашипели и засвистели, защелкали и запрыгали, наполняя комнату танцующими клубами дыма, опутавшими их плотным покровом, таинственным и подозрительным в воцарившемся безмолвии. А потом Дамоном овладело странное чувство. Весь страх от сверхъестественного, казалось, исчез, сменился неукротимым, всепоглощающим желанием приступить к игре. Смутно и как-то непонятно он осознал, что перенял перевоплощение, почувствовал, что мгновенно превратился в кого-то другого, или кто-то другой превратился в него. Его собственная личность исчезла, и словно во сне он ощутил, как другая, более сильная личность вселилась в него, прогнав, подавив его собственную. Ему показалось, что он стал слабым, старым, под бременем лет, но это бремя непонятным образом казалось легким, поддерживаемое горячим, энергичным возбуждением, кипевшим и трепетавшим в нем. Было такое ощущение, будто судьба и сама его жизнь решится на шахматной доске, а душа и все-все зависит от того, в чью сторону теперь склонятся весы в этой игре.
Безотчетная ненависть и слепое желание отмщения усиливали в нем жажду жизни. На него, ему казалось, ополчился целый сонм злых сил, тысячи дьяволов звали к исполнению желания. С дикой страстью в данный момент ненавидел он это существо, сатану, что противостоял ему по ту сторону доски. И он взирал на него в упор, с вызовом; пока он видел эту ехидную физиономию и эти полуприкрытые вероломные глаза, злоба в нем вскипала. Нет, то был не Питиас, тот исчез - когда и куда, его это теперь не интересовало.
И точно так же, как с Дамоном, те же самые странные вещи происходили и с Питиасом. Он тоже презирал оппонента, сидящего напротив наделял, его всевозможными из существующих отвратительных качеств. Этот другой был в его власти, он знал и радовался вызывающе, улыбался прямо ему в лицо, не скрывая своего ликования. Страстное желание его низвергнуть, раздавить росло в нем неудержимо. Он тоже жаждал скорее начать.
И их игра началась. Дамон решительно предложил гамбит, Питиас ответил, он защищался. Атака Дамона была великолепной, молниеносной - он был встречен такой смелой и неожиданной комбинацией, что на двадцать седьмом ходу был разгромлен, а у Питиаса еще оставалась королевская пешка. Поменяв тактику на более продуманную и спокойную, Дамон атаковал снова, создав Питиасу такую ситуацию, что тот был вынужден либо потерять королеву, либо получить мат на четвертом ходу. Однако серией ходов Питиасу удалось выйти из трудного положения, правда, пожертвовав две пешки и офицера.
Воодушевленный успехом, Дамон пошел в решительную атаку, но был остановлен более расчетливой игрой оппонента, который, разрядив обстановку на правом фланге и умело маневрируя, восстановил положение и вновь оказался с противником на равных. Одна из интереснейших игр в мире получала продолжение. Шла схватка исполинов, участники забыли о существовании мира. Когда в окне забрезжил серый рассвет, положение Дамона оказалось весьма серьезным.
Под угрозой мата его вынуждали сдвоить ладьи, он это видел. Потом соперник запер его королеву и взял офицера. Мат, казалось, был неизбежен, но внезапно в его положении обнаружился просвет. Он нашел великолепный выход. Несколькими ходами он прогонит королеву противника и добьется перелома в игре.
Увы, вмешался рок. Во дворе раздался кошачий вой, сбивший его мысли. Он позабыл найденный ход, а угроза мата так его напугала, что он сдвоил ладьи, и на шестом ходу его ожидало неизбежное поражение.
Его мозг работал лихорадочно, все несправедливости, перенесенные в жизни, взывали к решительному возмездию; все горькие обиды, и наглый обман, и предательство противников - все возникло в его мозгу с поразительной остротой. Разразившись проклятием в адрес улыбающегося демона напротив, он, качнувшись, вскочил со стула. "Убить!" - дьявольская мысль сверлила сознание, и, кинувшись на Питиаса, он с диким воплем схватил его за горло. Он повалил его на шахматы и не со злой яростью, а с исступленной радостью стал душить и душил, пока лицо у того не почернело и неначалась агония.
Если бы на лестнице не послышались торопливые шаги, для Питиаса все кончилось бы трагически. Двое полицейских ворвались в комнату и с помощью Фреда и Джорджа разняли их.
Придя в себя, до крайности смущенный Дамон помог привести в сознание приятеля.
- Это было типичное для замка Берчхолл убийство, на этот раз едва не доведенное до конца, - сказал сержант, когда они, стоя на углу, обсуждали происшедшее. - Всю жизнь племянник Дуинсмор был проклятьем старика. С детства он приносил ему одни беды. И, повзрослев, доставлял Берчхолу немало серьезных неприятностей, пока с помощью финансовых махинаций не разорил его окончательно. У него остался только замок. И вот однажды ночью Дуинсмор убедил старика сделать замок ставкой в шахматной игре. Это был его последний шанс. Когда же тот проиграл, то потерял рассудок и, повалив племянника на шахматный стол, вцепился ему в горло.
