Татьяна Бакунина - Русские вольные каменщики
По другому дело обстояло с карьеризмом. Он, конечно, должен был проникать в русские ложи, но по сравнению с западно — европейским масонством выражен был чрезвычайно слабо. Не было главного условия для его развития — покровительства двора. У нас масонство всегда только терпелось, но никогда не поощрялось. Посвящение не способствовало карьере, а иногда даже мешало. Можно отметить случай, когда именно масонство помешало назначению Фон Визина (1821 г.) на пост губернатора. Александр, при этом отозвался, что «полагает его весьма способным к сей должности, но вместе с тем объявил, что он известен за весьма большого масона, о чем и сожалеет».[30]
Лучший пример того, что карьеризм уходил на второй план даже у человека стремившегося в ложу ради знакомства с сильными мира сего — рассказ И. П. Елагина: «Я с самых юных лет моих вступил в так называемое масонство или свободных каменщиков общество, — любопытство и тщеславие, да узнаю таинство, находящееся, как сказывали, между ими, тщеславие, да буду хотя на минуту в равенстве с такими людьми, кои в общежитии знамениты, и чинами и достоинствами и знаками от меня удалены суть, ибо нескромность братьев предварительно все сие мне благовестила. Вошед таким образом в братство, посещал я с удовольствием Ложи: понеже работы в них почитал совершенною игрушкою, для препровождения праздного времени вымышленного… препроводил я многие годы в искании в Ложах и света обетованного и равенства мнимого: но ни того, ни другого ниже какие пользы не нашел, колико ни старался…» Он оставил масонство и только много лет спустя, после разговора с людьми искушенными и влиятельными в масонстве, и упорного чтения, он пришел к убеждению «что масонство по древности своей, по прехождению его от народа в народ, по почтению от всех просвещенных языков, должно заключать в себе нечто превосходное и полезное для рода человеческого»… Новые стремления и чаяния снова привели И. П. Елагина в ложу, где он сделался ревностным вольным
каменщиком, а имя его, вслед затем, было присвоено трехстепенной системе, поборником которой он стал.[31]
Положительный отзыв о масонстве мы находим в записках человека, нравственный облик которого не ясен и который, будучи директором особенной канцелярии министра полиции, вступил в масонство с целью «наблюдать чтобы Ложи соответствовали общей государственной цели — безопасности».[32] Говорит он так: «Слова: иллюминат, франкмасон обратились, как будто, в брань; но в корне своем, ложи не иное что, как школа духовного развития и возвышения человека. О злоупотреблениях я молчу: где их нет?»
И действительно, злоупотребления единичны и не характерны для русского масонства. Столпы и руководители, так же как и масса вольных каменщиков, те, имена которых редко упоминаются, или вовсе неизвестны — были проникнуты самыми чистыми стремлениями дознания истины, объединения в братский союз, основанный на любви, были заняты «перевоспитанием взрослых человеков», как они сами говорили.[33] Терпимость ко взглядам другого, обязанность иметь «ту религию, в которой все люди согласны»,[34] привлекала в орден людей разных толков и направлений, различных общественных положений, одинаково штатских и военных.
В книге Т. О. Соколовской, лучшего и беспристрастного знатока русского масонства, которая проделала кропотливую работу изучения архивных документов, дана прекрасная характеристика русских вольных каменщиков: «Имена наших прадедов-масонов дошли до нас далеко не все, но и те, что дошли, считаются не десятками: их многие сотни. Масонские бумаги русских прежних масонов пожелтели от времени. Но они старательно сохранили нам и то, что происходило в ложах, и имена тех, кто присутствовал в ложах; сохранились и протоколы лож, и именные списки членов, и пригласительные на заседания карты, и деловые письма, и дружеские послания.
Длинной цепью протянулись имена масонов: вот они, эти звенья масонской цепи, вот принцы крови, люди княжеского, графского и баронского родов, родовитые дворяне, именитые граждане, люди „подлого состояния“, люди при деле и люди без дела, помещики, мещане, общественные деятели, люди науки и искусства, воспитатели ума и воспитатели духа, духовные лица, педагоги, блестящие храбрые воины, люди различных корпораций и различных ремесл, поэты, люди от мира и не от мира сего, люди крепкой воли и светлой души, люди только воли или только души, — силуэты и светлые, легко очерченные, и резкие, черные».[35] Нельзя лучше обрисовать состав русского масонства, чем это сделано в приведенных словах.
Для суждения о количественном распространении русского масонства на помощь приходят цифры.
Еще в 1792 году московский генерал — губернатор. кн. Прозоровский доносил императрице: «В масонских ложах, как сказывают мне, очень много и за несколько лет собиралось их до 800 человек…»[36] Этой цифрой, относящейся, невидимому, только к ложам московского повиновения, сразу разрушается странное утверждение одного из современных нам исследователей русского масонства, который говорит: «приблизительный подсчет обнаруживает, что их вообще было мало, поразительно мало, не больше, чем декабристов. В частности, московских масонов новиковского круга было всего около тридцати; близко же связанных постоянными отношениями оказывается среди них не более десяти».[37]
О первых десятилетиях XIX в. сведения совершенно точны. Общее число вольных каменщиков колебалось между 1300 в 1816-18 годах и 1600 членов в 1820-22 годах.[38] Значительное число 700–800 и больше — падало на петербургские ложи. Остальное количество распределялось между Москвой, число лож которой не уступало Петербургу, и провинцией. Ложи были во многих городах: Белостоке, Вологде, Киеве, Кишеневе, Кронштадте, Митаве, Нижнем-Новгороде, Полтаве, Рязани, Томске, Феодосии, Одессе, Каменец-Подольске, Симбирске, Ревеле и других городах, главным образом юго-восточной России. Всего, к тому времени насчитывалось 32 ложи.[39] Число членов каждой отдельной ложи колебалось от 15 до 150 членов, включая в это число и почетных. Нормальным числом следует считать для ложи того времени 30-40-50 членов.[40]
Не увлекаясь выводом средних цифр, которые не могут быть одинаково характерны для всего взятого мною периода, скажу о том, как изменялся состав лож по мере развития масонства в России.
Как я уже упомянула, масонство по преданию было занесено при Петре Великом, при чем, первыми членами и должностными лицами ложи были он сам, Лефорт и Гордон. Таково предание. Очень вероятно, что именно Петр, одновременно с другими новшествами, занес в Россию и масонство. Заимствовав это учение в момент его появления на Западе, Россия таким образом не отстала от Западной Европы, а шла в ногу с ней.
Естественно, что первыми членами ложи на русской почве должны были стать иностранцы, окружавшие Петра; и в тот момент, когда предание становится исторической действительностью, мы видим капитана Джона Филиппса первым гроссмейстером для России, назначенным в 1731 году Великой Лондонской Ложей. Через десять лет его сменяет на этом высоком посту тоже англичанин, генерал русской службы Джемс Кейт. С именем этого последнего связано много масонских песен, бывших в употреблении в столовых ложах, и его имя прославлялось, как основателя масонства в России.
В царствование Елизаветы Петровны масонство начинает проникать уже в чисто русские слои, и в единственном сохранившемся от того времени реестре гранметрам и масонам, мы видим имена Голицыных, Сумарокова, Дашкова, Воронцова и многих других. Из 35 названных лиц — лишь 10 имен принадлежат иностранцам.[41]
А с того времени, когда масонство начало особенно сильно развиваться, то есть с 1774-75 годов, членами лож оказываются лица всех сословий, званий и профессий, вплоть до купцов и ремесленников. Тогда же гроссмейстерство для России перешло от иностранцев к русскому:
И П. Елагин занял это почетное место.
В XIX веке отмечены случаи посвящения крепостных. Таков например Николай, крепостной лакей П. И. Шварца, и Семен Жуков, слуга обрядоначальника (К. П. Скворцова?) ложи «Умирающего Сфинкса». Последний, при опросе, сказал, что пришел искать света, увидав как благотворно отразилась масонская работа на его господине. Оба они были братьями-служителями.
Для иллюстрации того, каково было соотношение различных классов и профессий в русских ложах, приведу следующую таблицу:
Члены царствовавших домов 6 Придворные чины 16 Высш. Государств. чиновн. и почетн. должн. лица 32 Сенаторы 19 Министры 10 Чиновники 136 Дипломатические чиновники 21 Служащие по Мин. Нар. Просв. (директора и смотрители училищ, учителя) 17 Служащие по судебной части 5 Служащие по полицейской части 7 Магистрат Прибалтийского края 9 Военные (на действит. службе и в отставке) 757 Помещики и дворяне 30 Предводители дворянства (губ. и уездные) 19 Торговое сословие 43 Священнослужители православного исповедания 12[42] Священнослужит. др. испов. (преимущ. лютер.) 15 Ученые, педагоги, исследователи (в том числе 1 студент) 14 Профессора 36 Врачи 45 Писатели, поэты, переводчики 70 Композиторы и музыканты 12 Художники 15 Лица других свободных профессий (архитекторы, инженеры, адвокаты) 10 Актеры 6 Ремесленники 3 Крепостные 2 Невыясненных званий 474Ссылаясь на цифры, необходимо оговориться: они мало показательны. Распределение по графам сделано было на основании тех биографических данных, часто случайных, которые оказались в печатной литературе. Так, например, почти все члены лож были дворянами и помещиками, также точно, как и большинство из них имело военные чины. Я же отношу к рубрикам «помещики и дворяне» и «военные» только тех, о которых не сохранилось никаких других характеризующих их сведений. Очень возможно, что к моменту завершения работы по составлению Словаря, соотношение приводимых цифр изменится, и во всяком случае уменьшится число лиц невыясненных званий.
