Лев Стекольников - Необыкновенный махаон

Трудно сказать, почему так легко согласились пойти Крупин и Ковалев.

Из чувства ли дружбы или просто рады были случаю поохотиться на свободе, — не знаю.

Вернулись они на четвертый день, когда мы уже начали сильно беспокоиться.

— Пришлось нести ящичек в руках, а это мешало шагать, — объяснил Ковалев.

Я крепко-крепко пожал им руки.

В тот же день уезжал начальник. Уже прощаясь, он неожиданно сказал:

— Да покажите же мне вашу драгоценность!

Я открыл крышку ящика.

— Да… — протянул он. — Большая, но ничего особенного не нахожу. У нас, под Кировом, по-моему, таких много летает. Есть даже лучше…

Они не видят и не слышат.Живут в сем мире, как впотьмах… —

вспомнились мне стихи Тютчева.

Прошло с тех пор много лет. В Зоологическом музее хранится чудесный мааков махаон.

Он чуть поблек от времени, но не потускнело во мне чувство благодарности к моим славным спутникам в странствиях по Дальнему Востоку.

Сибирский коконопряд

Негде ногою ступить: на ветках, на коре, на земле — всюду гусеницы.

Они ползают, едят, точат. Словно густым туманом,

окутала паутина тайгу, поредела и пожелтела хвоя.

Это случилось с топографом Сенцовым. В засушливое лето 1946 года он производил съемку в тайге Красноярского края. Работать было трудно.

Только что окончилась война. В колхозах не хватало еще рабочих рук, и в отряд свой Сенцов получил вместо четырех только двух человек.

Заболевший вычислитель остался на базе, и топограф пошел в тайгу с двумя семнадцатилетними пареньками — Петей и Ваней. Была у них еще вьючная лошадь Машка да собака Тузик.

Участок работ не был «белым пятном».

В тридцатых годах здесь прошло лесоустройство, но за пятнадцать лет просеки заросли кустарником и высокими травами — розовым кипреем и белыми зонтиками борщевика.

По утрам брезентовые спецовки наших путников намокали от холодной росы. Днем же в тайге было душно и тучами вилась мошкара.

Впереди шел Ваня. Он умел хорошо выбирать на просеке места для установки угломера, чтобы и вперед далеко видно было, и на старую точку стояния можно было взгляд кинуть и ориентироваться.

Шел он с топором за поясом, с рейкой в правой руке, левой рукой ведя на поводу Машку, которая, тяжело качая вьюк, с трудом переступала через валежник. Коренастый медлительный Петя работал «задним» реечником, то есть он должен был переходить по сигналу топографа на уже обработанную точку.

Так они и двигались по тайге. Впереди Ваня с лошадью, посреди Сенцов с угломером и треногой, позади Петя, с тремя рюкзаками и рейкой.

Стоял душный полдень начала июля. Сенцов, направив трубу угломера на стоящего впереди Ваню, заметил, что тот не следит за сигналами.

Струился горячий воздух. Рейка в объективе так «танцевала», что отсчитать по ней было трудно.

Послышался лай Тузика. Рейка наклонилась.

— Рейку прямо! — закричал Сенцов.

Ваня поправил рейку, но продолжал глядеть по сторонам.

— Привал на обед! — скомандовал топограф и, накрыв чехлом инструмент, пошел к переднему реечнику.

— Что случилось?

— А вот посмотрите, Сергей Павлович, — ответил Ваня.

Сенцов огляделся. То, что он увидел, заставило его вздрогнуть. Перед ним был участок леса, пораженного страшным вредителем — кедровым или сибирским коконопрядом.

Некоторые деревья, начисто обглоданные гусеницами, стояли словно скелеты, окутанные серой паутиной.

На сучьях можно было заметить коконы, похожие на толстые сигары.

На других соснах, сохранивших еще часть зеленого наряда, неторопливо ползали мохнатые серо-бурые гусеницы.

Пахло умирающим деревом и еще чем-то противным. В тишине слышались резкие крики птицы-кукши, прилетевшей полакомиться гусеницами.

На стволах сидели толстые рыжие бабочки. Их можно было брать руками.

«Вот не было печали!» — подумал Сенцов. Он сразу понял и оценил опасность, грозящую лесу.

Понял он и то, что придется ему послать в лесничество Ваню, а самому остаться в тайге с одним рабочим. Понял и то, что не похвалят его за простой в работе.

Однако он не колебался.

— Ваня, придется тебе в лесничество «сбегать». Это не так далеко. К вечеру завтра доберешься.

— А как же вы, Сергей Павлович?

— А это уже моя печаль.

Пообедали, хотя и без аппетита.

Отвратительный сладкий запах, казалось, сообщился каше и чаю.

— Тьфу, зараза! — не выдержал Петя. — Сергей Павлович, может, спалить их?

— Опасно, можно лесной пожар устроить.

Сенцов написал донесение. Ваня спрятал его за околыш фуражки, взял сухарей на два дня и ушел.

— Давай ставить палатку, Петя. Придется нам с тобой «отдыхать», — невесело пошутил Сенцов.

Петя мрачно уставился в землю.

— Сергей Павлович, давайте продолжать работать.

Топограф удивился:

— Как так! Что нам, Тузика заставить носить рейку?

— Зачем Тузика? Я буду и передним и задним реечником. А вы будете носить инструмент и вести Машку.

Сенцов засмеялся:

— Так, пожалуй, дойдет до того, что и без рабочих научусь снимать.

Потом подумал и сказал:

— Попробуем!

И началась «горе-работа», как говорил Сенцов.

Сам он, нагруженный треногой и угломером, тащил за собою Машку.

Придя на место, надо было привязать лошадь, установить инструмент, производить наблюдения, записывать, чертить — словом, успеть за короткий срок сделать многое.

А Машка не стоит спокойно. Ее донимает мошкара и слепни, и она норовит подойти поближе к хозяину. — Обмахни, мол…

— Пошла, пошла! — сердится Сенцов. — Ты мне инструмент, столкнешь!..

А Пете, установившему рейку на задней точке, приходилось бежать устанавливать переднюю рейку. А потом возвращаться опять назад, чтобы, сняв заднюю, вновь спешить вперед. Проще говоря, ему приходилось каждое расстояние проходить три раза.

Надо сказать, что и Тузик, видимо из преданности, пробегал трижды каждое расстояние. Вперед он бежал с веселым лаем, а вот назад возвращался, горестно подвывая.

За три дня осунулись и почернели лица наших путешественников. Но было утешение, что работа, хотя и медленно, подвигается.

На четвертый день они поднялись на высокий холм с голой вершиной. Отсюда был хорошо виден пораженный участок леса. Серым пятном выделялся он на темно-зеленом ковре тайги.

Наконец-то вернулся Ваня.

Еще издали он кричал:

— Вас очень, очень благодарят, Сергей Павлович!..

Еще через два дня топограф заметил самолет, который кружился над тайгой, постепенно снижаясь.

— Он ставит дымовую завесу! — удивленно закричал Петя.

Действительно, когда самолет прошел на бреющем полете над пораженным участком, за ним протянулось легкое мутно-белое облачко.

— Это не «дымовая завеса», а гексохлоран или ДДТ, — засмеялся Сенцов. — Теперь коконопряду — смерть. Лес спасен.

Когда, спустя месяц, топограф вернулся на базу, то он узнал, что ему объявлен выговор за слабый темп работы и благодарность за бдительность от Управления лесничества.

Впрочем, выговор был вскоре снят.

Аполлон

Там, где сияющими льдами

Забиты узкие лога,

Где пахнут снегом и цветами

Высокотравные луга, —

Над желтой звездочкой дриады,

Веселым светом опылен,

Прозрачный, пестрый и мохнатый

Кружится белый аполлон.

Поодаль голубеют ели,

А рядом скачет водопад.

И гулом полнится ущелье,

И брызги облаком кипят.

Дробится солнце в звонких каплях.

И бабочка в косых лучах

Летит, как маленький кораблик

На серебристых парусах!..

Есть бабочки, при виде которых в памяти возникает определенный пейзаж. Так, белая капустница связана с сырыми зелеными полями Прибалтики, а рыжая крапивница напоминает нам окраины большого города: задворки и пустыри, поросшие мать-мачехой и жгучей крапивой; сине-зеленый мааков махаон неотделим от цветущих луговин Уссурийского края, а бурая, крупная многоцветница связывается у нас с горячими «шляхами» Украины. И есть бабочка, которую встречаешь чаще всего в горах. И названа она по имени древнегреческого бога света — аполлоном.

Возможно, что вы ее никогда не видели. Аполлон редок в Европейской части СССР и встречается, как говорят ученые, «спорадически». Это значит, что нет закономерности в появлении этой бабочки в том или ином месте.

Видел я аполлона на горных пастбищах Кавказа. Помню, как у меня кружилась голова не то от разреженного воздуха, не то от запаха цветов. Там были розовые ромашки и желтые васильки, синие кубки горечавки и лиловые фонарики водосбора. Были и анемоны, растущие не как в наших рощах, не поодиночке, а букетиками. Встречал эту бабочку и на алтайских лугах, на «джейляу».