Николой Костомаров - Русская республика (Севернорусские народоправства во времена удельно-вечевого уклада. История Новгорода, Пскова и Вятки).
Теперь взглянем, кем могли быть призванные князья. Летопись говорит о варягах.
Варяги есть составленное по-славянски скандинавское слово Vaeringiar; а у скандинавов это слово есть перевод греческого слова cpoiaeQCCTOl, что означает союзники, или точнее, по смыслу, присяжные воины; этим именем назывались составленные из иноземцев наемные дружины, служившие у римских, потом у византийских императоров. С IX-го века начали в Византийской Империи появляться в рядах этих служилых иноземцев скандинавы или норманны, и перевели на свой язык греческое слово (pOlÖEQaTOi словом Vaeringiar. Оно в скандинавских былинах (сагах) появляется под 1040 годом, по поводу рассказа о пребывании в Греции норвежского принца Гаральда Гардраде. Эти варяги проходили из своего отечества через Россию водяным путем, по Днепру и Двине, как об этом свидетельствуют наши летописи [5].
Русские, ознакомившись с жителями прибалтийского прибрежья, в лице проходивших через свои земли варягов, стали обращать это имя вообще на страны, откуда являлись к ним эти проходимцы. Под варягами разумели не один какой-нибудь народ, а неопределенную массу народов, живших при море, которое у русских получило название Варяжского от служилых иноземцев, проходивших через земли русских славян. Так как Балтийское море было главнейшим путем сообщения с западной Европой Новгорода и прилежащих к нему северо-русских стран, то скоро значение варяжскою стало еще обширнее: римско-католическая вера называлась варяжскою , католическая церковь носила название "варяжской божницы", и римско-католического священника звали "варяжский поп" [6]Широкое значение слова "варяг" в нашей летописи относится к древним временам сообразно с тем значением, какое это слово имело в эпоху составления летописи. Когда летописец, рассказывая о событиях IX-ro века, упоминает о варягах, то значит, что он употребляет то название, какое существовало в то время, когда он жил сам, а не то, которое было в те времена, когда описываемые им события совершались. В договорах Олега и Игоря, заключенных прежде и дошедших к летописцу целиком, нет слова "варяги", да и быть его не могло, потому что люди, составлявшие этот договор, не были варягами (Vaeringiar). Впоследствии поморье варяжское не ограничивалось одними жилищами скандинавов; так и в Волынской Летописи к поморью варяжскому причисляются страны славянские, например: "она бо бе рода князей сербских, с Кашуб, от помория варяжскаго"[7] Читая рассказ писателя конца XI-го и начала XII века о варягах, не следует думать, чтобы народы, о которых идет речь в IX веке, действительно назывались варягами, а слово "варяг" лучше переводить нам для себя выражением: обитатели берегов Варяжского моря, т.е. прибалтийцы.
Слово "варяг" в XI, XII и XIII веках значило в некотором смысле то же, что теперь слово "немец" у простолюдинов, означающее вообще западного европейца, или "черкес" в смысле жителя кавказских гор, хотя под этими именами могут скрываться разноплеменные народы. Варягов, по известиям летописцев, было много родов: одни назывались Русь, другие Свое, третьи Урмяне, четвертые Гете. Может быть, в голове летописца их было и больше, да он не счел нужным здесь всех пересчитывать, потому что привел их единственно для того, чтоб отличить от других варягов тех из них, которые назывались Русь, чтобы читающий знал, что Русь не Свое, не Урмяне, не Англяне, не Геты и не что другое еще, а Русь. Варяги, изгнанные из русского материка и Варяги-Русь были не одни и те же: на это прямо указывает летопись, приписываемая Нестору, словом Русь, которое она придает единственно варягам, призванным в отличие от других, и словом друзии, которым она отличает от Варягов-Руси группу других варягов, т.е. прибалтийских народов. Варяг — слово географическое, но в более тесном смысле оно приняло этнографическое значение; так как большинство жителей Прибалтийского края принадлежит к скандинавскому племени, то слово варяги без обозначения, какие именно варяги, нередко принималось в смысле одних скандинавских народов, и потому летописец, упоминая о Варягах-Руси, указывает тотчас гке на отличие от других, имеющих с ними одно географическое название. Это ощутительно высказывается еще в известии о том, как Олег утвердился в Киеве: тогда у Олега были в войске варяги, но они наравне с другими народами прозвались Русью ( "беша у него Варяэи и Словени и прочи прозвавшася Русью"). Следовательно, в войске Олега летописец разумеет таких варягов, которые прежде не назывались Русью.
Варяги, изгнанные народами Северной Руси, были скандинавы, и именно шведы. И прежде, как это видно из их преданий, они делали набеги на русский материк и овладевали Гольмгар-дом, называя таким образом Новгород и впоследствии, по случаю отношений их к Новгороду, то дружественных, то неприязненных. Есть в скандинавских сагах известие об оставлении шведами северо-западной России, которое подходит именно к половине IХ-го века, к тому времени, когда, по нашей летописи, совершилось изгнание варягов за море. Это место в саге Олафа святого. В конце Х-го или в начале XI-ro века старец Торгний рассказывает, что дед его вспоминал о короле Эрике, сыне Эдмунда, который, будучи уже во цвете лет, собрав большие силы, овладел Финляндией, Карелией, Эстонией, Курляндией и другими многими странами, на восток лежащими, и оставил по себе память в высоких насыпях и других памятниках.
Около того же времени рассказывается в житии св. Ансха-рия, писанном Ринбертом, жившим в половине IX-го века, что скандинавы потеряли власть свою над Корами (curones, Коре наших летописцев), народом литовского племени. Этот писатель указывает, что изгнание скандинавов совершилось взаимным усилием нескольких народов, соединившихся для изгнания чужеземцев. Свидетельство Ринберта также совпадает с известием нашей летописи об изгнании варягов и дополняет последнее тем, что сообщает о взаимодействии народов литовского племени в общем деле освобождения северо-западной России.
Варягов, призванных после изгнания для управления, летописец отличает народным прозванием Русь, а потому их нужно искать в том народе, который носил название Русь. Мы находим действительно это название на берегу Балтийского (Варяжского) моря, при устье Немана, которое и до сих пор сохранило название Рус, а правый берег его называется на месте руским. Как далеко в глубокой древности простиралось это название в географическом объеме, невозможно определить; по есть свидетельства, указывающие на существование названия Руси в смысле страны на побережье Немана. Так в XIV-.м веке историк Тевтонского Ордена, Петр дюисбургский, помещает страну Рус-сию на побережье Немана, при его устье. У Адама бременского, историка XI-го века, Пруссия, называемая им Самбия, представляется граничащей со страной Руссией. Точно также у Тит-мара Пруссия граничит с Руссией. В жизнеописании св. Бруно, составленном его товарищем Вибертом, описывается его страдание и смерть, происходившие в Пруссии, и то же самое рассказывается в житии св. Ромуальда, и страна, где случилось событие, называется Руссией, а король этого края, Нетимер, замучивший св. Бруно и его сподвижников, называется королем русским. В XVI-м веке принемапская страна называлась Русью, как это видно из одной приписки к житию свят. Антония сий-ского, где писатель называет себя русином от племени варяжского, из Руси[8], которая называется этим именем по реке Руси. Что за нижней частью Немана название Русь принадлежит глубокой древности, указывает и название Пруссия, сокращение слова Порусия, т.е. страна, лежащая по реке Русс. Географическое название земле этой дано славянами.
Многие имена пришельцев, сохранившиеся в договорах Олега и Игоря, представляют сходство с собственными именами людей и местностей литовского мира, и некоторые из них по складу обличают происхождение от литовского корня[9]
Немловажным подтверждением вероятности происхождения призванных варягов из прусско-литовского мира служит существование части Прусской улицы в Новгороде и этнографического названия ее обитателей — пруссы. В продолжение многих веков эта часть города заселена была боярскими фамилиями и сохраняла аристократический характер, так что не один раз во время народных усобиц черные люди, составлявшие в Новгороде демократическую стихию, ополчались на эту часть города с неистовством, отличающим подобные борения народных партии. Между тем в древней нашей летописи указывается, что пришельцы-варяги, переселившись с призванными князьями, сделались жителями Новгорода (Ти соуть людье новгородци от рода варяжска). Это известие побуждает нас в течение последующей истории Новгорода искать следов таких чужеплеменных пришельцев, и мы не находим ничего, кроме прусс к этом роде, и притом с аристократическим характером, чего неизбежно следовало ожидать, потому что те, которые пришли как советники и помощники лиц, призванных для управления, должны были передать потомству своему сознание важности происхождения. Наконец побуждает к признанию призванных варягов литовским племенем и древнее предание, существовавшее уже издавна и записанное во многих хронографах XVI и XVII веков, что они пришли из Прусс. Это было убеждение наших предков, и ему неоткуда было явиться иначе, как перейти от прежних поколений. Во всяком случае, хотя вопрос, откуда именно пришли первые призванные князья, остается неразрешенным, но из всех гипотез, какие существовали по этому предмету, гипотеза о их прусско-литовском проихождении, имеющая на своей стороне старинное предание, нам кажется вероятнее всех других.
