Рафаэль Гругман - Смерть Сталина. Все версии. И ещё одна
1 сентября 1929 г.
«…Оказывается, в Нальчике я был близок к воспалению лёгких. Хотя я чувствую себя много лучше, чем в Нальчике, у меня “хрип” в обоих лёгких и всё ещё не покидает кашель. Дела, чёрт побери…»
16 сентября 1929 г.
«…Я выздоравливаю помаленьку».
Через год, 2 июля 1930 г.
«…Я за это время немного устал и похудел порядком. Думаю за эти дни отдохнуть и войти в норму».
2 сентября 1930 г.
«…Я понемногу оправляюсь».
24 сентября 1930 г.
«…Я здоров и чувствую себя как нельзя лучше. Возможно, что Уханов видел меня в тот самый день, когда Шапиро поточил у меня восемь (8!) зубов сразу, и у меня настроение было тогда, возможно, неважное. Но этот эпизод не имеет отношения к моему здоровью, которое я считаю поправившимся коренным образом».
Через год, 14 сентября 1931 г.
«…Здоровье у меня поправляется. Медленно, но поправляется».
Вплоть до 1937 года Сталин ежегодно выезжал для лечения на южные курорты. Затем в Москве стартовали политические процессы, которыми он дирижировал, начались войны с японцами и финнами, присоединение Бессарабии, Прибалтики, западных областей Украины и Белоруссии. Всё это вынудило его безвылазно находиться в столице.
В ночь на 22 июня Сталин спал не более двух часов. В первый день войны, прибыв в Кремль в 5:45 утра, он беспрерывно работал 12 часов, ничего не ел и выпил за день только стакан крепкого чая[11]. В таком режиме, если это можно назвать режимом, он работал в годы войны, иногда по 15 часов. Нередко охрана находила его спящим на диване, одетым и обутым[12]. Четыре напряжённых года без отпуска и выходных — организм работал на износ, и в любой момент мог произойти сбой.
Но и после Потсдамской конференции (17 июля — 2 августа) возможности отдохнуть не было. 6 августа американцы сбрасывают ядерную бомбу на Хиросиму — начинается новая эра в противостоянии великих держав. 8 августа, выполняя данное союзникам обещание, Советский Союз вступает в войну с Японией, преследуя, однако, свои цели: вернуть территории, по итогам русско-японской войны 1904–1905 годов потерянные и закреплённые за Японией Портсмутским мирным договором (южный Сахалин, Порт-Артур и Курильские острова).
Перенапряжение сказалось в первую послевоенную осень. До войны главной медицинской проблемой Сталина были боли в суставах, поэтому во время длительных заседаний он не мог сидеть на одном месте и прохаживался по кабинету. После войны к заболеваниям добавилась гипертония, развитию которой способствовало множество факторов — возраст, курение (стаж около 50 лет), длительное умственное перенапряжение, эмоциональные стрессы…
Микроинсульт, настигший Сталина между 10 и 15 октября, едва не убил его.
Из журналов посетителей Сталина, опубликованных «Историческим архивом» в 1996–1997 годах, видно, что в период с 8 октября до 17 декабря 1945 года Сталин в Кремле отсутствовал и никого, следовательно, не принимал. По свидетельству Юрия Жданова, в 1949 году ставшего вторым мужем Светланы, его отец (А. А. Жданов) почти всё время находился рядом со Сталиным, и бывали дни, когда возникал вопрос о передаче ему временных полномочий руководства партией и страной[13].
Два месяца Сталин ни с кем не общался и не разговаривал по телефону (даже с дочерью, с которой у него окончательно испортились отношения после того, как в 1944 году она вышла замуж за Григория Морозова)[14], и это породило слухи, что болезнь сопровождалась временной потерей речи.
После первого микроинсульта, из которого 66-летний Сталин выкарабкался с трудом, врачи посоветовали ему соблюдать щадящий режим работы и осенью, во время неустойчивой погоды, находиться на юге.
Последующие годы — (1952-й явился исключением, и мы подробно остановимся на причинах, заставивших Сталина пренебречь рекомендациями врачей) он следовал их указаниям: сократил время пребывания в Кремле (иногда отсутствовал по нескольку дней), большей частью работал на даче и каждую осень проводил на кавказском побережье, в отпуске.
Пережив микроинсульт и зная, что возможны рецидивы, вместо того чтобы уйти на заслуженный отдых, Сталин вернулся в большую политику. Бесследно инсульты не проходят, и второй, более тяжёлый, случился в октябре 1949-го. Когда же Сталин отказался от врачей, прекратил принимать лекарства и занялся самолечением, последовал третий удар, ставший фатальным. Ленин, между прочим, также пережил несколько микроинсультов, также не прислушался к советам врачей, рекомендовавшим ему полностью отказаться от активной политической деятельности, и совсем молодым, по нынешним понятиям, скончался от обширного кровоизлияния в мозг на пятьдесят четвёртом году жизни.
Так, может, стоит не выдумывать детективные романы, не играть в следователей-чекистов, высасывающих из пальца несуществующие заговоры, а согласиться с первоначальным заключением врачей о естественной смерти 73-летнего старика? Согласиться, даже если когда-нибудь выяснится, что при попытках вернуть его к жизни были допущены непреднамеренные ошибки?
Вспомним, что последующие лидеры партии и советского государства, за исключением Горбачёва, также не дотянули до 80-летнего рубежа, но никто не искал в их смерти следов заговора. Четыре месяца не дожил до 70-летнего юбилея Юрий Андропов: кремлёвская медицина делала всё, что было в её силах, но не смогла справиться с букетом его заболеваний (диабет, гипертония, инфаркты, атеросклероз, колит, артрит, подагра, хроническая почечная недостаточность). Брежнев умер, месяца не дожив до 76-летия; Черненко скончался на 74-м году жизни; Хрущёв — на 78-м; атлет Ельцин, мастер спорта по волейболу, едва перешагнул 76-летний рубеж.
Врачи не кудесники. Вспомним, что уже в XXI веке в аналогичной ситуации, после обширного инсульта, используя современные методы лечения, израильские врачи 8 лет (!) держали в вегетативном состоянии парализованное тело Ариэля Шарона, премьер-министра Израиля, но так и не смогли оживить мозг.
Не станем спешить с выводами и для рассмотрения иных версий, включая спекулятивные, вместе со Сталиным вернёмся в большую политику, начав с событий внешнеполитических. Нас ждёт битва за Палестину, результат которой, по мнению ряда историков, привёл к изменению внешней и внутренней политики СССР и к новым политическим процессам, а в конечном итоге (это нам предстоит доказать или опровергнуть) и к заговору против Сталина. Но прежде о конфликте с любимой дочерью. Не секрет, что семейные переживания и конфликты способствуют развитию сердечно-сосудистых заболеваний. В данном случае семейный конфликт ко всему прочему способствовал развитию антисемитизма — вначале на бытовом уровне, в виде вмешательства в личную жизнь дочери, что, учитывая общественное положение главы семьи, вскоре отразилось на внутренней политике государства.
Конфликт с дочерью. Начало
Конфликт дочери и отца начался зимой 1943 года, после дня рождения Светланы 28 февраля (обращаем внимание на дату: через десять лет этот день станет последним в сознательной жизни Сталина).
«Я была школьницей 17-ти лет, меня полюбил человек на двадцать лет старше меня, а я влюбилась в него. Этот невинный роман, состоявший из прогулок по улицам Москвы, хождения в театры и кино, из нежной привязанности двух разных, но понимавших друг друга людей, вызвал ужас окружавших меня «оперуполномоченных» и гнев отца»[15].
— Дура! — закричал он, узнав, что его дочь целовалась с Каплером. — Не могла себе русского найти.
— Я люблю его, — ответила Светлана и впервые в жизни получила от отца две звонкие пощечины.
Нет ничего зазорного в том, что позабылась десятая-двенадцатая любовь, промелькнувшая мимолётно на четвёртом десятке лет, и в вихре жизненных бурь стёрлись в памяти и имя возлюблённого, и даты. Но первая любовь, трагично разрушенная родителем, до мельчайших подробностей врезается в сердце, не оседает в глубинах памяти, оставаясь всегда на плаву. И если не сложилась личная жизнь, то горечь и обида — навек, и рана не забывается, и прощения родителю нет, как бы разумом ни хотелось простить. Во всяком случае, «нет» прощению на уровне подсознания.
Девочка, осенью 41-го забрасывавшая отца нежными письмами, через два с половиной года получила от него такой эмоциональный удар, что четыре месяца не виделась с отцом (не желала видеться!), и не разговаривала, и даже коротенькой записочки не написала. Она ничего не забыла и, будучи уже взрослой женщиной, летом 1963-го в подмосковном посёлке Жуковка, куда вывезла на отдых детей Осю и Катю, за 35 дней написала книгу воспоминаний «Двадцать писем к другу», где с эмоциональной болью описала драматические события, случившиеся после её дня рождения. И через 10 лет (мы ещё будем говорить о трагической развязке и, на первый взгляд, невероятном совпадении дат, ведь третий инсульт Сталина пришелся на день рождения дочери) оба — и дочь, и отец — помнили разлучивший их роковой день 28 февраля 1943 года.
