Барбара Такман - Первый блицкриг. Август 1914
Н.Н. Головин, открывший свой труд посвящением «Памяти павших на поле брани русских воинов», так объяснил, мотивы, побудившие его взяться за перо: «В нас говорило чувство долга защитить память той армии, которая, в полном смысле слова пожертвовав собой, дала победу своим союзникам».
Обращаясь к освещению августа 1914 года в Восточной Пруссии в начале 20-х годов, автор подчеркнул:
«Мы использовали для нашей работы печатные труды, вышедшие как за границей России, так и в самой России. Крупным недостатком первых является базирование их исключительно на данных, сообщенных нашими бывшими врагами немцами. Подобной односторонности не избегли даже труды наших ближайших союзников французов… Вполне попятно, что с научной точки зрения ценность подобных трудов очень невелика… Наиболее ценными для нашей работы источниками являются печатные труды, изданные в Советской России»[10].
В трудное время гражданской войны появились первые специальные исследования, посвященные Восточно-Прусской операции. В 1920 году Комиссия по исследованию и использованию опыта войны 1914–1918 годов выпустила очерк относительно действий 1-й русской армии[11]. Видный советский военачальник И. И. Вацетис в 1923 году специально обратился к операциям в Восточной Пруссии, написав обстоятельную монографию[12].
Во второй половине 20-х и в 30-е годы поток исследований вопроса нарастал. Все без исключения аспекты наступления русских армий в Восточной Пруссии в августе 1914 года были рассмотрены в общих и специальных трудах. Своего рода итогом двух десятилетий военно-исторической работы в СССР явилось издание в 1939 году Генеральным штабом РККА объемистого сборника материалов «Восточно-Прусская операция». Помещенные в нем восемьсот с лишним документов позволяют проследить деятельность русского верховного главнокомандующего, командования Северо-Западного фронта и армий, то есть оперативную деятельность русских войск до корпусов включительно. Можно уверенно утверждать, что никаких «открытий» в трактовке проблемы не предвидится, усилиями советской историографии начисто ликвидированы все «белые пятна» и взгляд на Восточно-Прусскую операцию 1914 года давно и прочно установился. Он выработан коллективными усилиями большой группы советских историков, отдавших многие годы жизни для работы над темой.
Существование тщательно разработанной, опирающейся на документы научной концепции относительно Восточно-Прусской операции в августе 1914 года делает настоятельно необходимым внесение определенных корректив в изложение Такман. Речь идет о том, чтобы углубить разбор описываемых событий, а главное, исправить методологический просчет автора. Уподобив историческую науку пресловутому «калейдоскопу», она не сумела должным образом «вписать» происходившее в Восточной Пруссии в августе 1914 года в общую картину коалиционной войны и научно оценить все последствия злополучного наступления там русских армий для хода и исхода боевых действий.
В 1914 году противники Германии — державы Антанты — подняли оружие в соответствии с имевшимися у них обязательствами. Еще в 1892 году в Петербурге была подписана франко-русская военная конвенция, предусматривавшая, что в случае нападения держав Тройственного союза Франция выставит против Германии 1,3 миллиона человек, Россия — 800 тысяч человек. Руководящей идеей российского Генерального штаба на протяжении последующих двадцати лет было сохранение за собой свободы стратегических действий, которые должны были привести к конечному поражению неприятеля. Иными словами — определения сроков и направления главного удара против Германии или Австро-Венгрии. Однако по мере того как политика царской камарильи приводила страну ко все большей зависимости от ее союзников, эти разумные соображения были отброшены. Вместо четкой формулировки § 3 франко-русской военной конвенции 1892 года, где говорилось, что в случае войны против Германии Франция и Россия «предпримут решительные действия возможно скорее», русская сторона в 1911–1913 годах обязалась выставить на германском фронте обусловленную 800-тысячную армию на 15-й день мобилизации и в тот же час начать наступление.
В 1912 году при обмене мнениями между генералами Жилинским и Жоффром было даже определено направление главного удара против Германии в Восточной Пруссии от Нарева на Алленштейн. Установление срока перехода в наступление заведомо означало, что в дело может быть введена только треть русской армии, ибо она и планировалась к сосредоточению на пятнадцатый день стратегического развертывания. Для подхода второй трети требовалось еще восемь дней, для сосредоточения же последней трети — дополнительно сорок дней. И это перед лицом противника, располагавшего развитой системой путей сообщения на куда меньшей территории, который заканчивал сосредоточение войск много раньше!
Обязательства перед Францией заранее создавали громадные трудности на всем русском фронте, ибо России предстояло иметь дело с двумя противниками — Австро-Венгрией и Германией. По русскому плану «А» (Германия направляет главные силы против Франции, как и случилось в 1914 году) основным противником признавалась Австро-Венгрия, против нее направлялось сорок восемь с половиной дивизий, против Германии — тридцать дивизий.
В результате нигде русское командование не могло рассчитывать на превосходство в силах, необходимое для достижения решительного успеха. В то же время второстепенное значение Восточной Пруссии для России не оправдывало отвлечение на этот театр все же очень значительных сил. Но в Париже, памятуя о Седане, думали прежде всего о том, чтобы русская армия отвлекла максимальные германские силы на себя.
Анализируя русский план войны, русский исследователь профессор А.Коленковский отмечал:
«Выбор австро-венгерского фронта для главной, решающей операции был правильным, так как в случае успеха можно было отделить Венгрию от Австрии, в то же время русские армии приблизились бы к восточной области Германии — Силезии, потеря которой для Германии имела несравненно большее оперативное и экономическое значение, нежели потеря Восточной Пруссии. В силу таких соображений русскому командованию следовало иметь против австрийцев по крайней мере полуторное превосходство в силах, план же предусматривал равенство в силах с противниками. Больше сил в начале войны было взять негде, а обязательства перед Францией требовали немедленного перехода в наступление против германцев в Восточной Пруссии… В общем, надо признать, что русский план не соответствовал имеющимся силам и не обеспечивал захвата инициативы, необходимой для достижения наступательных целей на двух театрах»[13].
Руки русского командования были заранее связаны как в отношении выделения необходимых сил, так и сроков начала операции, которые заранее признавались производными от положения на франко-германском фронте. Говоря о планировании кампаний на русском фронте в полной зависимости от французов, Н. Н. Головин находил: «Обязательство начать решительные действия против Германии на пятнадцатый день мобилизации является в полном смысле слова роковым решением… Преступное по своему легкомыслию и стратегическому невежеству, это обязательство тяжелым грузом ложится на кампанию 1914 г…Это и полном смысле слова государственное преступление»[14]. Но разве нельзя было предвидеть печальные последствия всего этого? Что, все русское командование поголовно» состояло из слепцов, не видевших, что так рано армия не может наступать? Конечно, нет. Обнаружившееся в Восточной Пруссии в августе 1914 года было очевидно на оперативно-стратегической игре, проведенной военным министром Сухомлиновым, начальником Генерального штаба Янушкевичем и начальником оперативного управления (генерал-квартирмейстером) Даниловым в Киеве в апреле 1914 года. И как бы в насмешку 90 процентов высших начальников встретили начало войны именно на тех должностях, которые они исполняли во время игры в Киеве.
Основное внимание во время нее, как случилось и в августе 1914 года, уделялось молниеносному овладению Восточной Пруссией. Участников игры нисколько не смущало, что планировался удар по расходящимся направлениям — на Восточную Пруссию и Галицию. Учитывая трудности сосредоточения русской армии, казалось, было бы необходимо обратить самое пристальное внимание на тыловое обеспечение. Для царских генералов этот вопрос представлялся невыразимо скучным, и, чтобы раз и навсегда разделаться с организацией и управлением армейского и войскового тыла, в игре постановили: «Перевозки и весь тыл фронтов и армий работают без задержек и перебоев». Предложения некоторых участников игры сообразовать темпы наступления с работой тыла были оставлены без внимания.
