Х. Льоренте - История испанской инквизиции. Том II
II. Не стану также повторять басню об епитимье, наложенной на Филиппа III за то, что он проявил жалость к одному осужденному во время аутодафе. Я слишком осторожен, чтобы принимать на веру рассказы, выдуманные некоторыми путешественниками, и анекдоты, которые они опубликовали, чтобы потешить читателей.
III. Не таково предварительное следствие, начатое против дона Хуана Австрийского,[35] побочного сына Филиппа IV и брата Карла II, отложенное по приказу короля. Дон Хуан имел смертельного врага в лице Иоганна Эбергарда Нитгарда,[36] иезуита, главного инквизитора и духовника королевы-матери. Интриги этого священника оказались действенными и нашлись подлые люди, постаравшиеся в ноябре 1668 года угодить ему доносом на брата короля как на подозреваемого в лютеранстве, врага духовного сословия и духовных учреждений, в особенности иезуитов. Следствие вызвало лишь общие смутные предположения, не дававшие никакого повода к нареканию; но глава святой инквизиции прибавил к этому копию письма от 21 октября того же года, написанного принцем королеве-матери. Несколько фраз из этого письма он дал для определения богословам; они были изложены в следующем порядке: 1) «Я должен был бы убить отца Нитгарда для блага государства и для моего благополучия». 2) «Такой совет дали многие почтенные богословы, торопившие меня совершить это как действие дозволенное». 3) «Я не хотел совершить это, чтобы не участвовать в осуждении его на вечные муки, так как вероятно, что иезуит был бы тогда в состоянии смертного греха». Цензоры, которым главный инквизитор поручил это дело, объявили первую фразу ложной и еретической; вторую — необдуманной и оскорбительной, а суждение, которое она выражает, ложным и еретическим; третью — безрассудной, позорной и обидной для набожных ушей. Тайна соблюдалась плохо, в результате несколько иезуитов обнаглели до того, что с кафедры горячо говорили об опасностях, «которым подвергалось королевство из-за позорного и еретического поведения принца, жестокосердного настолько, чтобы преследовать католическую веру в лице ее служителей». Политические события монархического государства (повествование о которых чуждо моей теме) заставили королеву-мать приказать отцу Нитгарду подать в марте 1669 года в отставку и уехать в Рим. В 1672 году он был назначен в столице христианского мира кардиналом и титулярным архиепископом Эдесы.[37] После его отъезда король назначил главным инквизитором дома Диего Сармиенто Вальядареса, епископа Овиедо и председателя совета Кастилии, который велел тотчас прекратить дело, начатое против дона Хуана Австрийского.
IV. Эта глава посвящена тому, чтобы обратить внимание на смелость инквизиторов в преследовании принцев. Думаю, что мне разрешат включить в их число испанских грандов, так как Карл V объявил их принцами, равными в почестях владетельным государям Германии, имеющим право садиться и надевать шляпу на собраниях, на которых присутствовал монарх, например во время коронации императора. Независимо от этого существует несколько грандов Испании, которые действительно являются владетельными государями в своих владениях в Италии, Неаполе и Германии; таковы, например, герцоги де Мединасели, д'Альба, де л'Инфантадо, д'Альтамира и некоторые другие. Многие из них происходят из королевских домов Арагона и Кастилии по женской линии: таковы графы де Виамануэль, по мужской линии через инфанта Кастилии дона Мануэля, законного сына Фердинанда III, короля Кастилии и Леона.
V. Итак, я должен включить в список принцев, униженных инквизицией, маркиза де Приэго; графа де Кабра,[38] великого магистра военного ордена де Монтеса,[39] герцога де Гандина, св. Франсиска де Борха; блаженного Хуана де Риберу и достопочтенного дома Хуана де Палафокса.[40] Были и другие, которых в 1559 году преследовали в Вальядолиде и в Севилье по обвинению в лютеранстве вследствие показаний, данных в тюрьмах разными узниками, в особенности Доминго де Рохасом и Педро Касальей. В эту эпоху преследовали многих других грандов Испании, о которых я говорил в главе ХХIV. Участь знатных особ, о которых идет речь, разделили: графиня де Монтеррей и вдовствующая маркиза д'Алканисес, донья Эльвира де Рохас; замужняя маркиза д'Алканисес, донья Хуанна Борха, сестра св. Франсиско Борха; донья Анна Энрикес, дочь маркиза д'Алканисеса, супруга дона Хуана Альфонса де Фонсека Мехиа, барона де Сантофимиан; дон Антонио Манрике де Лара, герцог де Нахера, который умер; дон Фад-рике Энрикес де Рибера, брат маркиза де Тарифы, впоследствии герцога д'Алькалы, и дяди блаженного Хуана де Риберы; дон Бернардин де Мендоса из дома герцогов де л'Инфантадо, главного командира испанских галер; дон Альваро де Мендоса и донья Мария де Мендоса из той же семьи. Правда, почти ни один их этих судебных процессов не повлек за собой для жертв ни ареста, ни лишения связи с внешним миром; ограничились серьезным предостережением каждому оговоренному, за исключением вдовствующей маркизы д'Алканисес: по ее собственной просьбе местом заключения ей был назначен монастырь Св. Екатерины в Вальядолиде, где две ее дочери были монахинями. Она имела причины бояться заключения и избежала этого несчастья с помощью хорошего заступничества, которое сумела приобрести. Все эти лица ни в чем не повинны; подозрения, имевшиеся против них, были основаны лишь на том, что они были довольно тесно связаны с докторами Агостино и Педро Касалья, Домиником де Рохасом и доном Педро Сармиенто де Рохасом, братом доньи Эльвиры; их обвиняли также в том, что они слышали разговоры об оправдании (верою) и не донесли о них. Но могли ли они донести, если не знали, что эта доктрина еретическая?
Глава XXVIII
ПОВЕДЕНИЕ СВЯТОГО ТРИБУНАЛА ОТНОСИТЕЛЬНО СВЯЩЕННИКОВ, ЗЛОУПОТРЕБЛЯЮЩИХ ТАИНСТВОМ ИСПОВЕДИ ИЛИ ОБВИНЯЕМЫХ В ДРУГИХ ПРЕСТУПЛЕНИЯХ ТОГО ЖЕ РОДА
Статья первая
СУДОПРОИЗВОДСТВО
I. С большей чем когда-либо суровостью преследуя мирных лютеран, испанская инквизиция была принуждена принять меры против католических священников, которые злоупотребляли таинством исповеди, чтобы побуждать кающихся к преступной связи. Однако политика инквизиторов в столь щекотливом деле была чрезвычайно осторожна, так кик они боялись дать лютеранам новое оружие против тихой исповеди священнику, а католикам предоставить предлог не прибегать к ней так часто. В самом деле, есть преступления, которые могли бы опозорить религию, если бы она не была превыше всяких нападок; святотатство, о котором я говорю, совершается в религиозном обряде, долженствующем дать жизнь душе через посредство человека, на которого сверхъестественная власть возложена Иисусом Христом, сказавшим апостолам: «Примите духа святого; кому простите грехи, тому простятся; на ком оставите, на том останутся».
II. Это преступление может внушить лишь справедливое отвращение, тогда как я нахожу разумным пожалеть человека, который просто по заблуждению принимает мнение, противное католической религии, может быть, без упорства и только потому, что не читал и не слыхал ничего, что могло бы его образумить. Я никогда не стал бы одобрять христианина, не желающего смиренно подчинить свое суждение и свой разум авторитету католической Церкви, которая есть собрание всех верных христиан, соединенных с его видимым главою, первосвященником римским, преемником св. Петра, которому Иисус Христос поручил своих духовных овец, обязав время от времени утверждать их в вере. Дерзко было бы думать, что простой частный человек, каким бы ученым его ни считали, может легче раскрыть смысл Священного Писания, чем святые и прославленные Отцы Церкви, предшествовавшие ему и старательно исследовавшие этот предмет; ведь Иисус Христос просил отца своего за Петра, чтобы вера его не угасала. Некоторые папы обесчестили (насколько Бог это допустил) римский престол жизнью, полной скандалов; некоторые из них даже заблуждались в вере, как, например, Либерии,[41] Гонорий[42] и Иоанн XXII; другие способствовали ослаблению и упадку благочиния церковного. Но католическая вера непрерывно со времен св. Петра сохранялась римской Церковью которая не заслужила (как утверждали некоторые пылкие протестанты) названия Нового Вавилона, подобно тому как папа не заслужил имени Антихриста или Великого зверя из Апокалипсиса.
III. Я согласен, что враги католической Церкви иногда имели повод жаловаться; но справедливо ли ставить в вину религии дело нескольких человек? Пусть же они будут столь же беспристрастны, как и я: хотя их мнения были осуждены Церковью, они внушают мне только сожаление и желание видеть их возвращенными в лоно с католической Церкви путем смирения, без насилия и угнетения, даже с готовностью принять некоторые их справедливые утверждения. Но признаюсь, что преступление духовника, расставляющего сети невинности или раскаянию, должно внушать только ужас, и никакое наказание мне не кажется достаточным. Между тем тяжело видеть, что обычай узаконил иные принципы и поведение.
