Жан Ришар - Латино-Иерусалимское королевство
Именно тогда научная мысль, в свою очередь, начала интересоваться латинским Востоком, который только что перестал существовать, ибо королевство Кипрское, ставшее венецианским владением в 1489 г., в 1575 г. попало в руки турок. В 1611 г. Бонгар собрал главные хроники (Гильома Тирского, Альберта Ахенского, Фульхерия Шартрского, Жака де Витри, Санудо…) в своих «Деяниях Господа через франков». Дю Канж отводил латинскому и в то же время византийскому Востоку значительное место в своих исследованиях: он подготовил работу о «Заморских семьях». Юрист Тома де Ла Томассьер изучал «Иерусалимские ассизы». Но в XVIII в. крестовым походам стали уделять меньше внимания, т. к. некоторые философы видели в них масштабные грабительские экспедиции, проявления средневекового фанатизма: в «Заире» Вольтер вывел на сцену Ги (Гвидо) де Лузиньяна, чью историю он описал особенно неприглядно.
Историческое возрождение XIX в. ознаменовалось появлением новых работ, посвященных латинскому Востоку: вышла в свет «Библиотека крестовых походов» Мишо и Рейно, предварившая издание нарративных источников об истории крестовых походов, которое начала Академия надписей и изящной словесности. Возникло «Общество латинского Востока», и ученые, такие как граф де Риан, Людовик де Мас-Латри и Е.-Г. Рей опубликовали многочисленные статьи и труды по этой истории. Одновременно с этим немецкие эрудиты углубились в исследования того же рода: Пертц отвел в «Памятниках Германии» место для исторических текстов о Востоке; Хагенмайер установил хронологию событий первого крестового похода и нескольких последующих лет. Особая честь в продвижении этой истории принадлежит австрийцу Рейнхольду Рерихту. Завершив длинную серию статей и книг, среди которых самым полезным был «Регестр королевства Иерусалимского», его монументальная «История Иерусалимского королевства» стала неоценимым подспорьем для изучения латинского Востока: это был первый синтез работ XIX в. (наряду с «Франкскими колониями» Рейя); к несчастью, очень сжатая печать этого объемного труда помешала пользоваться им без затруднений.
После Рерихта интерес к исследованию крестовых походов не угас. Во Франции Г. Шлюмберген и Фердинанд Шаландон посвятили им часть своих работ; в Америке зародилась историческая школа во главе с В. Б. Стивенсоном, затем Даной К. Минро и мадам Ла Монт. За несколько лет вклад в историю крестоносцев стал обширным и особенно важным: г-н Дюссо в своей «Исторической топографии античной и средневековой Сирии» идентифицировал города, упоминаемые в древних текстах, несмотря на всю сложность подобной работы; П. Дешан, вернувшись к очеркам Рейя и Камилла Энлара, своими раскопками открыл перед археологами, исследовавшими военную архитектуру крестоносцев, равно как и саму их историю, новые горизонты. И наконец, Р. Груссе в трех объемных томах своей «Истории крестовых походов и Иерусалимского королевства», увидевших свет в 1934–1936 гг., поставил свои знания востоковеда на службу латинскому Востоку, дополнив в очень живом повествовании данные Рерихта с помощью недавно открытых текстов — прежде всего арабских или сирийских, среди которых дамасская хроника Ибн Каланиси занимает первое место. После небольшого перерыва Клод Каэн, в завершение своих долгих исследований, опубликовал «Северную Сирию в эпоху крестовых походов» — яркий и емкий труд. Более старая работа Брейе «Церковь и Восток в средние века: крестовые походы» уточняет основные моменты в этой истории.
С нашей стороны, может показаться довольно смелым пытаться внести свой вклад в это знание. Поэтому мы не ставили себе целью создать о Латино-Иерусалимском королевстве очерк, сравнимый с вышеперечисленными работами: нет никакой необходимости в том, чтобы заново излагать сюжет, столь мастерски разработанный г-м Груссе. Мы всего лишь стремились поведать в относительно кратком виде об истории Иерусалимского королевства так, как ее восстановили вышеупомянутые ученые, уделяя особенное внимание самым малозаметным сторонам этой истории — существованию королевства и его населения, его монархическим, феодальным и церковным институтам. По этим вопросам также выходили публикации, но «История монархических институтов Латино-Иерусалимского королевства» Гастона Додю, правда, полностью пересмотренная в великолепном труде мадам Ла Монт «Феодальная монархия Иерусалимского королевства» — в отношении собственно королевских институтов нам кажется довольно устаревшей. Поэтому, не желая посвящать этим вопросам исчерпывающее исследование, мы попытались набросать несколько идей о функционировании франкских институтов. В особенности мы старались использовать в тесной связи — что раньше делали довольно редко — юридические тексты, дипломатические акты с нарративными источниками.
Мы смогли проделать всего лишь неполную работу: однако надеемся, что в нашей книге можно будет найти несколько новых сведений о латинском Востоке, несмотря на ограниченный объем, в который мы должны были уложиться, чтобы изложить столь длительную и захватывающую историю.
Географические рамки нашего повествования не включают три крупных фьефа, которые относительно тесно были связаны с Иерусалимской короной — графство Эдесское, графство Триполи и княжество Антиохийское, которые стали предметом исследования современных авторов. То есть мы будем рассматривать только историю королевства Иерусалимского, с комплексом второстепенных графств и мелких бароний, в тех границах, в которых его воспринимали латиняне XII–XIII вв. (как, например, это показывает параграф 58 Устава тамплиеров), от Мертвого моря и египетской границы до «Па де Шьен», на границе с Триполи.
В этих рамках королевство не представляло собой единое географическое пространство: в него входили две различные области, Сирия и южная Палестина — правда, для средневековых, людей термин Сирия («Surie») обозначал весь сирийско-палестинский регион; жителей королевства обыкновенно называли сирийцами, равно как, но в более ограниченном смысле, и местных христиан. Палестина, состоявшая из Иудеи, Самарии, Галилеи и филистимлянского побережья, по большей части является известковым плато на высоте до тысячи метров, антиклинальной выпуклостью, протянувшейся с Севера на Юг; плато спускается к морю, образуя террасы (лишь одна из них, Сефелах, обладает урожайностью), господствуя над прибрежной равниной, восточная граница которой довольно плодородна, тогда как ее граница песчаника, tell («торон» на языке средневековья), к Западу исчезала под песчаными дюнами. На засушливом и безводном плато, лишенном растительной почвы, разделенном узкими долинами, где пещера громоздится на пещере, на островках, увенчанных крепостями, в Иудее можно было выращивать только скудные культуры. На севере Самария, лучше орошаемая и расположенная на более низком уровне, была плодородной областью, а Галилея, которая со своими горами вулканического происхождения простиралась в северном направлении, представляла прохладный и покрытый зеленью край. В свою очередь, палестинское плато, обрываясь у моря отвесным склоном Кармильской горы, с другой стороны натыкалось на «пучину» (Ghor) Иордана, куда вел часто головокружительный спуск (Мертвое море находится на двенадцать сотен метров ниже Иерусалима, расположенного от него всего в двадцати километрах). На юге плато терялось в степях Негеба и в известковой пустыне Тиха. На севере Палестины низинная равнина Эсдрелон (или «равнина Акры») представляла собой созданную самой природой дорогу через Галилею, между побережьем — прекрасный рейд Хайфы (древний Каифас), это первое пристанище на негостеприимном филистимлянском берегу — и внутренней Сирией с Дамаском. За Эсдрелонской равниной брала начало южная Сирия, которая по большей части состояла из горного хребта Ливана и его отрогов. После переплетения крутых холмов, простиравшихся к востоку от Акры, высота Ливана резко понижалась. Хребет достигал моря в районе мыса Накура, возле крепости Сканделион, и оттуда шел вдоль побережья, иногда отступая и образовывая маленькие прибрежные равнины; земля в этой области вся испещрена ущельями и горловинами, просто созданными для засад, которые представляли собой природные границы, разделявшие сеньории Тира, Сидона и Бейрута. Берег в этих местах состоит сплошь из скалистых выступов, мысов и рейдов, где возникли древние финикийские порты, в которые крестоносцы вдохнули новую жизнь. На восточном направлении Ливан господствовал над низинами Марж Айюм (долина Литани) и Бекаа (долина Оронта), представлявшими всегда желанную цель для франкских баронов, рыскавших в поисках добычи.
Наконец, к востоку от Палестины, за бесплодной долиной Иордана (Гхор) простирались плато древнего Моаба, орошаемые гораздо лучше, чем Иудея, и дававшие богатый урожай — еще одна территория, куда франки совершали набеги; в этих местах им удалось основать свои постоянные поселения только в Ярмуке (земле Суэца), бесплодной Идумее и по соседству с ней, более урожайном, Белге (Заиорданской земле), добравшись до самого сердца Синайского полуострова.
