Вальтер Скотт - Дева озера
Но чуть он скрылся меж камней,
Как совесть пробудилась в ней.
"Сколь ты тщеславна и пуста,
Твердили совести уста,
Ведь твой бы Малькольм стал навряд
Речь на саксонский строить лад,
А также, преступив обет,
Глядеть другой печально вслед".
"О пробудись, певец, от сна!
Вскричала горестно она.
Дремоту грустную развей,
Я тему арфе дам твоей,
Поникший дух согрею твой
Величье Грэмов ты воспой!"
Но это вымолвив, она
Была немного смущена:
Во всей округе, как на грех,
Был Малькольм Грэм красивей всех.
7
Ударил по струнам старик
Ему был ведом их язык.
И перешел их гордый гнев
В меланхолический напев.
Старик согнулся, говоря:
"Меня ты, Элен, просишь зря,
Ты только мне терзаешь грудь,
Не властен в песнях я ничуть:
Струнами властвует, звеня,
Тот, кто стократ сильней меня;
В восторге я коснулся их,
Но звук безрадостен и тих,
И марш победный обращен
В надгробный плач, в протяжный стон.
О, счастлив буду я вполне,
Коль смерть сулит он только мне!
Есть слух, что арфы этой глас
В дни наших дедов смертный час
Владельцу своему предрек.
О, пусть меня настигнет рок!
8
Вот так же ей пришлось рыдать,
Когда твоя кончалась мать
Хотел извлечь я из струны
Напевы гневные войны,
Любви желал воздать сполна,
Но непокорная струна,
На все ответствуя одним
Стенаньем горестным своим,
Парадный оглашала зал,
Хоть Дуглас бед еще не знал.
О, если груз былых невзгод
Опять на Дугласов падет
И пенье арфы принесло
Прекрасной Элен только зло,
То радости грядущих дней
Не будут воспевать на ней:
Я песню скорбную спою,
В нее вложив тоску свою,
Потом сломаю арфу сам
И душу господу отдам".
9
"А ты, - она сказала, - пой,
Чтоб обрела страна покой.
Любой напев тебе знаком,
Что прозвучал в краю родном,
И там, где Спей свой бег
стремит,
И там, где протекает Твид,
В былые дни и в наши дни
Вот и мешаются они,
И вперебой твой слух томят
То скорбный плач, то шаг солдат.
Откуда нынче ждать беды?
Уже давно мы не горды.
Так отчего отцу опять
Перед судьбиной трепетать?
Еще какую ждать напасть?
Он отдал титулы и власть.
Да, буря листья унесла,
Но ей не сокрушить ствола.
А я, - рекла она, сорвав
Цветок, пробившийся меж трав,
Я не любила никогда
Былые вспоминать года.
Мне этот нежный цвет полей
Венца монаршего милей.
Росой омытый, он возрос
Пышнее королевских роз,
И, коли честен ты и прям,
То, верно, согласишься сам
К моим идет он волосам!"
И девушка спешит скорей
Цветок приладить меж кудрей.
10
Ее взволнованная речь
Сумела старика увлечь,
И к ней свой просветленный взор
Он благодарственно простер
И, умилившийся до слез,
Благоговейно произнес:
"Прекрасная, ты знать должна,
Чего ты нынче лишена.
Мечтаю я о той поре,
Когда ты снова при дворе
По праву будешь принята.
Твоя безмерна красота!
Кто сам хорош собой - и тот,
Тебя увидев, лишь вздохнет,
И Сердце девичье в крови {*}
{* Хорошо известный герб Дугласов. (Прим. автора.)}
В нем разожжет огонь любви.
11
Вздохнула девушка: "Мечты!
(И дрогнули ее черты.)
Нет, мшистый камень мне милей,
Чем трон шотландских королей,
Я веселее не смогу
Быть во дворце, чем на лугу.
Пусть барды там поют толпой
Им не угнаться за тобой.
Пускай поклонники бы там
За мной ходили по пятам,
Но из твоих выходит слов
Здесь Родрик мне служить готов!
Саксонцев бич, отчизны честь,
Он страх на всех успел навесть,
Но рад провесть денек со мной,
Прервав набег очередной!"
12
"Ты плохо, - старец ей в ответ,
Для шуток выбрала предмет:
Кровавым Родрика зовут,
Над ним не посмеешься тут.
Он в Холируде, я видал,
Вонзил в соперника кинжал,
И расступился молча двор
Перед убийцей. С этих пор
Он страшен - горная страна
Жестоко им покорена.
Мне не хотелось бы опять
Тот день печальный вспоминать,
И все же Дуглас в скорбный день
Мечась, как загнанный олень,
Где отыскал родную сень?
Лишь атаман разбойных сил
Нас в эту пору приютил.
Ты расцвела, и он, поверь,
О свадьбе думает теперь.
Лишь вести ждет из Рима он,
Что брак сей папой разрешен.
Хоть Дуглас, и в чужом краю
Отвагу сохранив свою,
Поныне грозен и силен,
А Родрик красотой пленен,
И ты бы ныне, да и впредь,
Могла б как хочешь им вертеть,
Над ним не смейся, осмелев:
Перед тобой - свирепый лев".
13
"Поэт! - ответила она,
Гордыни, как отец, полна.
Не позабыла я о том,
Чем для меня был этот дом,
Мы честь хозяйке воздаем.
Уже за то ее я чту,
Что приютила сироту,
Что сын ее бесстрашный нас
От короля шотландцев спас.
Мы всем обязаны ему,
И за него я смерть приму,
Всю кровь отдам по капле я,
Но не возьму его в мужья.
Я в монастырь пойду скорей
Влачить остаток жалких дней,
Я лучше за море уйду
Свою оплакивать беду,
Скитаться по миру начну,
В чужую убегу страну
Не назовет меня женой
Тот, кто любим не будет мной.
14
Старик, ты хмуришься опять?
Что можешь ты еще сказать?
Я знаю, он - храбрец, старик,
Но как морские волны дик.
Он честь блюдет, - покуда гнев
Не вспыхнет, сердцем овладев.
Хоть, жизни не щадя своей,
Он за своих стоит друзей,
Он бессердечен, точно сталь,
Врагов ему ничуть не жаль.
Не стану спорить я о том,
Что одаряет он добром,
Какое дал ему разбой,
Свою родню, придя домой.
Но остается стыть зола
На месте шумного села.
Хоть я обязана вдвойне
Руке, отца сберегшей мне,
Но не могу питать любви
К тому, кто весь в чужой крови.
Его достоинствам дано
Лишь показать, что в нем черно,
И озарить дурное в нем,
Как будто молнии огнем.
Еще в младенчестве, пока
Была по-детски я чутка,
Чуть появлялся черный шлем,
Терялась, помню, я совсем.
Заносчивый, холодный взор
Меня пугает до сих пор.
И если ты, старик, всерьез
Слова о свадьбе произнес,
Страшиться мне пришел черед,
Коль страх и Дугласов берет,
Бог с ним. Поговорить пора
О том, кто был у нас вчера".
15
"Что мне сказать? Будь проклят час,
Когда явился он у нас!
Не зря звенел отцовский меч,
Но чтобы нас предостеречь!
Ведь тот, кто прежде им владел,
Укрывшись тут от ратных дел,
Знал: если меч звенит, дрожа,
Враги стоят у рубежа.
Суди сама - добро ль суля,
Тут был лазутчик короля?
Ужель, последний наш оплот,
И этот островок падет?
Но если даже честен гость,
Умерит разве Родрик злость?
Ты, верно, помнишь до сих пор,
Какой он учинил раздор,
А оттого лишь был он зол,
Что Малькольм в пляс с тобой пошел.
Хоть Дуглас охладил их пыл,
Поныне Родрик не остыл.
Будь осторожна! Но постой,
Что слышу я? Не ветра вой,
Не шелест трепетных ветвей,
И не шипенье горных змей,
И не волненье сонных вод...
Все ближе, ближе голос тот!
Он повторяется! Внемли!
Уж не труба ль поет вдали?"
16
Вставали, словно бы со дна,
Четыре темные пятна,
И расширялись и росли,
Преображаясь в корабли:
Их чем-то, видимо, привлек
Забытый всеми островок.
Все ближе, ближе, ближе он;
И ярким солнцем сто знамен
С изображением сосны
На кораблях озарены.
Узрели дева и старик
Сверканье копий, стрел и пик,
И плед шотландский на ветру
Вздымался к шляпе и перу.
Они заметили потом
Гребцов, согбенных над веслом:
Гребцы склоняются вперед,
И по волнам корабль несет.
А на носу, построясь в ряд,
Певцы с волынками стоят;
Волынки свой заводят гуд,
И звуки хриплые плывут,
И, поднимая гордо взгляд,
Певцы поют на старый лад.
17
А корабли вперед плывут,
И все слышней далекий гуд,
Хотя нельзя еще сперва
Понять отдельные слова,
Но, вырываясь из-за гор,
Все явственней, все ближе хор.
Вслед за тревожною трубой,
Весь клан сзывающей на бой,
Внезапно возникал в ушах
Воинственный, тяжелый шаг.
Уже казалось, что на зов
Сбежались тысячи бойцов,
И начал сотрясаться лог
От топота солдатских ног.
А этот топот среди скал
Обычно людям предвещал,
Что скоро гул и гром войны
Им будут явственно слышны.
Сулил призывный глас трубы
И, нарастая, звон мечей
Все становился горячей;
Кипела битва, и опять
Враг принужден был отступать,
Клан побеждал, но враг был смел,
