Сесили Вероника Веджвуд - Тридцатилетняя война
Теологический диспут завладел умами представителей всех классов, проповеди формировали их мировоззрение, трактаты о морали и нравственности заполняли досуг. Среди католиков необычайную популярность приобрел культ святых, он стал неотъемлемой и даже доминирующей частью образа жизни и образованных и малограмотных людей; человек вновь начал искренне верить в чудеса, вселявшие в унылую повседневность надежды на лучшее будущее. Трансформации в материальном мире, крушение установившихся традиций и порядков пробуждали тягу к духовному, таинственному и необъяснимому. Те, кого не устраивала церковь, находили прибежище в оккультизме. Розенкрейцерство из Германии перенеслось и во Францию, в Испании расцвело иллюминатство. Боязнью колдовства заразились и высокообразованные люди, среди широких масс населения распространился культ Сатаны. Черная магия проникла в самые отдаленные районы — от севера Шотландии до средиземноморских островов — и одинаково устрашала и суровых кельтов, и забитых крестьян России, Польши и Богемии, и практичных купцов Германии, и невозмутимых йоменов Кента.
Веру в сверхъестественное насаждали памфлетисты, фиксировавшие и раздувавшие каждое странное и непонятное явление. Мистика стала сопровождать человека на каждом шагу. Видный ученый в Вюртемберге совершенно серьезно считал, что его брат умер от рук «разбойников или призраков»[9]. Князь Ангальтский, образованный и здравомыслящий молодой человек, описывал в дневнике привидения[10], не выражая при этом ни удивления, ни сомнений. В семействе курфюрста Бранденбурга искренне верили в су-шествование «белой женщины», предупреждающей о близкой смерти: якобы после ее оплеухи вскоре умер надоедливый паж[11]. Герцог Баварский заставлял жену изгонять злых духов, чтобы снять с нее проклятие бесплодия[12].
Вошло в моду псевдонаучное увлечение астрологией. Даже Кеплер полушутя-полусерьезно утверждал, что астроном может существовать только благодаря причудам своей «маленькой и глупенькой дочки» — астрологии[13]. Он был одним из тех немногих настоящих мыслителей, которых неспокойные времена побуждали заниматься исследованием не достижений религии, а строения и возможностей материального мира. Во второй половине XVI века анатомические школы появились в Падуе, Базеле, Монпелье и Вюрцбурге. Попытки создать общества для изучения естественной истории были предприняты в Риме в 1603 году и в Ростоке в 1619-м[14]. В Копенгагене и во всех школах Дании молодой и просвещенный король поощрял преподавание физики, математики и естественных наук. Открытие кровообращения Уильямом Гарвеем революционизировало медицину точно так же, как перевернуло представление о материальном мире утверждение Галилея о том, что Земля вращается вокруг Солнца.
Но еще до Галилея отчасти была признана противоположность между верой и наукой. Лютер яростно выступал против блудного разума, называя его «шлюхой». Философия, наука, рациональность мышления допускались лишь в том случае, если они руководствовались религиозным откровением. Истину рождало только божественное откровение. Научные факты, в которых человек не может быть уверен, как и в своих способностях, являются продуктом деятельности дьявола, сознательно вводящего всех в заблуждение. Естественный консерватизм человеческого разума помогал церкви противостоять новому мировоззрению. Человек хотел ясности и определенности, а не новых зацепок для сомнений и колебаний. Научные открытия отягощали его странными и непонятными теориями о земле, по которой он ходит, и о нем самом, и ему было гораздо проще и удобнее иметь дело с твердыми и не допускающими разнотолков религиозными догматами.
Никогда еще церковь не была так сильна, как в первые десятилетия XVII века. И лишь одному поколению было суждено увидеть то, как она лишится политического господства. Крах зарождался в 1618 году. Главным было противоречие между богооткровенными и рациональными верованиями. Но церковь не осознавала в полной мере эту угрозу и не объединилась для того, чтобы ей противостоять. На первый план вышел менее значительный конфликт между католиками и протестантами, и церковь начала рыть себе могилу.
На поверхностный взгляд в Европе существовало две религии — католическая и протестантская, но последняя была так явно разделена внутри себя, что было три враждебных партии[15]. Реформацию возглавляли два выдающихся лидера — Лютер и Кальвин, и их учения, а вернее — политические последствия учений, разделили это движение на два далеко не дополняющих друг друга направления. Лютер, человек в большей мере эмоциональный, а не рациональный, очень быстро стал жертвой амбиций правящих классов. Светским правителям понравилось его учение, освобождавшее их от вмешательства чужеземного папы, и молодое движение, еще слабое и не оперившееся, попало в услужение государству. Духовная сила лютеранства не погибла, но ее частично задушили материальные интересы. Новая церковь обрела богатство и респектабельность, монархи ее защищали, а торговцы всячески поддерживали. Мы указываем на это обстоятельство вовсе не для того, чтобы осуждать лютеранство. Ни князья, ни простые люди не принимали лютеранскую веру исходя из каких-то циничных и корыстных соображений, как это могло показаться в последующих анализах их мотивов. Они верили, потому что хотели верить. В этих религиозных чувствах, конечно, было больше веры, чем желания, но многие из них отдали жизни за свою веру.
Первоначальное отторжение папы имело свои последствия. Светские власти использовали его в борьбе против господства духовенства. Если реформаторская церковь не оказала существенной помощи мятежникам, то она по крайней мере разрушила единство католического христианства и открыла дорогу для более свободного волеизъявления.
Вмешательство Лютера в церковные дела разрешило религиозные проблемы лишь для определенной части общества. Смуты не только не утихли, а, напротив, усилились. С пришествием новой веры сохранилось превосходство католической церкви. Возрождению католической и протестантской Европы способствовало не только учение Лютера. В 1536 году Кальвин опубликовал трактат «Christianae Religionis Institution — «Наставление в христианской вере», через два года Игнатий Лойола основал «Общество Иисуса».
Лютер видел в религии духовную опору и успокоение для человечества, переживал за людей — и заговорил, потому что не мог больше молчать. Для Кальвина религия была познанием Слова Божьего, собранием неотвратимых умозаключений из Священных Писаний, непререкаемых и совершенных безотносительно к материальным потребностям человека. Главными постулатами кальвинизма были и остаются Божественная благодать и предопределение. Судьба каждого человека — рай или ад — предустановлена всемогущим Господом, и человек рождается с Божьей благодатью или без оной.
Это суровое учение, не для всех утешительное, имело одно немаловажное преимущество по сравнению с доктриной Лютера. Оно предлагало не только новую теологию, но и новую политическую теорию. Введя институт старейшин, Кальвин вверил мирянам контроль за нравственностью общины и деятельностью служителей Бога. Новая теократия, ставившая во главу угла Бога, а общину — над священниками, сочетала принципы авторитаризма и представительства с ответственностью индивидуума перед обществом. По мере распространения новой религии она оказывала на монархии Европы и духовное и политическое воздействие.
Католическая церковь Ренессанса оказалась в таком положении, когда грубые методы ее основателей стали неуместными, а «варвары», живущие за Альпами, требовали от папы перемен. Назрела необходимость в реформах, которые подтвердили бы жизнеспособность католицизма.
Первый шаг в этом направлении был сделан в 1524 году, когда появился орден театинцев. Этот орден не был монашеским, хотя его члены и давали тройной обет целомудрия, бедности и послушания. В него вступали регулярные священники, которые предавались не только размышлениям и познаниям, но и читали проповеди, работали с населением. Членами ордена могли стать лишь сыновья из аристократических семей: основатели намеревались сделать из него некий учебный центр для подготовки нового духовенства, — однако желающих вступить в него было не так много и орден превратился не в школу пастырей, а в семинарию, готовившую будущих лидеров церкви. Контрреформация получала не приходских священников, а епископов, кардиналов и пап.
Действительная Контрреформация началась только лишь после образования «Общества Иисуса» в 1534 году. Это был последний из воинствующих орденов и, пожалуй, величайший. Он представлял собой иерархическое объединение специально обученных людей, связанных клятвой верности вышестоящему руководителю и управлявшихся генералом; его организация во многом напоминала армейскую. Когда католическая церковь после Тридентского собора наконец обрела силу для борьбы, она уже располагала боевым подразделением иезуитов, готовых насаждать веру любыми средствами и в любой точке земного шара. Инквизиция, зародившаяся в Испании, вновь заработала в Риме, служа действенным орудием для обнаружения и искоренения ереси.
