Сергей Захаревич - Босфорский поход Сталина, или провал операции «Гроза»
К этому моменту на территории Финляндии еще находились около 40 тысяч солдат и матросов бывших царских армии и флота. Финский Сенат потребовал разоружения и выхода с территории страны этих частей. Законные требования финского правительства вызвали раздражение правительства советского, обозвавшего парламентариев соседнего государства «контрреволюционерами».
Словесной перепалкой дело не ограничилось, последовала команда из Питера — и 27 января 1918 года представители финского рабочего класса, оставшиеся в парламенте в меньшинстве, при поддержке русских частей организовали переворот, захватив столицу и всю южную часть Финляндии. Страна оказалась расколотой на две части: Сенат располагался в городе Вааса, а рабочее правительство (Народная делегация) — в Хельсинки (тогда еще Гельсингфорсе). Так действия ленинского правительства спровоцировали гражданскую войну в соседнем государстве.
Советская Россия с самого начала поддержала Финляндскую социалистическую республику, провозглашенную по настоянию Ильича. Однако планам предоставления ей военной помощи сбыться было не суждено из-за политического и военного давления со стороны Германии.
Когда в марте — апреле 1918 года, совершив «Ледовый переход», русские эвакуировали свой Балтфлот из Гельсингфорса, положение финской Красной гвардии стало крайне сложным. В апреле Красная гвардия была разбита в районах Тампере и Виипури (Выборга), а 15-го числа того же месяца высадившиеся на финское побережье немецкие войска заняли Гельсингфорс.
В ходе боев с обеих сторон погибло около 7 тысяч человек, еще 12,5 тысяч красногвардейцев умерло в лагерях для военнопленных от голода и болезней [29, с. 58–70].
Вот так Ильич «дал свободу народам». Справедливости ради следует отметить, что Ленин не стремился превратить бывшие колонии царской России в колонии РСФСР. Он старался «осоветить» их любой ценой с тем, чтобы включить в сообщество подобных (советских же) государств, причем где будет находиться командный центр этого сообщества, в Питере ли, в Москве или Киеве, Ильичу, по всей видимости, было не столь важно. Логика вождя такова: «Пока у руля этих республик «левые» — они наши ибо «левые» подчинены партийной дисциплине Коминтерна, которым в свою очередь управляет РКП(б), где все решается большинством голосов». При подобном раскладе новоявленные советские республики (а точнее, их «левое» руководство) сами стремились присоединиться к РСФСР.
На этой почве у Ленина со Сталиным, занимавшим в 1921 году пост наркома по делам национальностей, возник примечательный конфликт при подготовке «Декларации об образовании СССР». «Об образовании СССР… Одну уступку Сталин уже согласился сделать. В первом параграфе сказать вместо «вступления» в РСФСР — «Формальное объединение вместе с РСФСР в союз советских республик Европы и Азии».
Дух этой уступки, надеюсь, понятен: мы признаем себя равноправными с Украинской ССР и др. и вместе и наравне с ними входим в новый союз, новую федерацию…» (Из рабочей записки В.И. Ленина).
Дело в том, что Сталин (с апреля 1922 года генеральный секретарь ЦК партии) выдвинул идею так называемой «автономизации», то есть вхождения самостоятельных советских республик в состав РСФСР на правах автономий, фактически — в качестве колоний. Ленин отверг эту идею (он не желал возрождения империи в каком бы то ни было виде) и выработал иную, более демократичную форму объединения — вхождения на равных правах. В этом отразилась сущность двух диктаторов: Ленин — диктатор-революционер, Сталин же — диктатор-царь.
Уже упоминавшийся выше персонаж В. Суворова курсант-артиллерист на вопрос: «Ты коммунист?» отвечает: «Не коммунист, а член партии. Разницу понимать нужно». Так вот, Сталин являлся таким же «членом партии». Он никогда не был идейным революционером и социальные эксперименты большевиков его интересовали постольку-поскольку. В революции он увидел для себя шанс прийти к большой власти, и таких, как Сталин, в рядах революционеров было предостаточно, но не каждый умел ждать своего часа так, как Коба. Ему нужен был российский престол со всеми его атрибутами, он шел к нему долго и упорно. Но вернемся назад.
В период с 1918 по 1920 год Ленину и большевикам было «не до жиру». В первую очередь требовалось одолеть внутреннюю контрреволюцию, поэтому идея «экспорта революции» была отложена на неопределенный срок.
Подходящий (с точки зрения партийного руководства РКП(б)) момент наступил только после полного разгрома Колчака и Деникина на Восточном и Южном фронтах и эвакуации войск Антанты на севере и юге. Юденич был разбит в декабре 1919 года, а отношения с Японией удалось на время нормализовать созданием Дальневосточной республики (ДВР).
Оставались такие «мелочи», как разрушенная до основания экономика страны, крестьянские восстания и «белый» Крым. Но Ленина в тот момент это беспокоило не в первую очередь.
Первой на пути Красной Армии в Европу стояла Польша, именно через нее, транзитом, «мировая революция» должна была быть «экспортирована» на штыках бойцов Тухачевского и Егорова как минимум до Рейна.
«Военные возможности Советской республики значительно превосходили возможности Польши, однако Советское правительство, стремясь избежать вооруженного конфликта с Польшей и стараясь установить с ней добрососедские отношения, в январе 1920 года предложило начать мирные переговоры на основе признания за Польшей границ по линии существовавшего тогда советско-польского фронта» [10].
Более вероятной представляется версия о том, что Ленин не планировал начинать войну с Польшей до полного разгрома «белых» в Крыму. Именно поэтому большевики в 1920-м предложили полякам начать мирные переговоры на основе признания за Польшей границ по линии существовавшего в тот момент советско-польского фронта — Полоцк, река Березина, станция Птичь — Чудов — Дережко — Бар, то есть на 250–300 километров восточнее границы, установленной для Польши Версальским договором.
Ленинское правительство не устраивали подобные границы: они просто уже видели Польшу в составе РСФСР. Большевики элементарно тянули время, возможно, они даже подписали бы мирный договор. Однако, обеспечив безопасность на западной границе, «красные» рассчитывали добить Врангеля, а уже потом разобраться и с Польшей, начхав на все договоры (как они начхали на договор с немцами в Брест-Литовске). Но как бы то ни было, польская сторона 7 апреля 1920 года отказалась от дальнейших переговоров с Советами. У маршала Пилсудского были свои далеко идущие планы.
14 ноября 1918 года Регентский совет Польши передал свои полномочия Пилсудскому, который сразу же после того распустил указанный орган. Передало свои полномочия Бригадиру и «левое» Временное народное правительство Польской республики. Этот шаг поддержали и польские «правые» — эндеки. Протестовали только «левые» революционеры (оно и понятно — деньги Коминтерна необходимо было отрабатывать). Они пытались убедить народ в необходимости участия поляков в европейской социальной революции.
Однако свои надежды польское население связывало вовсе не с революцией. В стране царила эйфория от обретения независимости. Общество верило, что теперь все проблемы будут разрешены в одночасье и все беды уйдут вместе с иностранным господством. Вот как характеризовал настроение польского народа в то время один из руководителей польской социал-демократической партии (ПСДП) Енджей Морачевский:
«Невозможно передать упоение той безумной радостью, которая охватила в тот момент польское население. Спустя 120 лет исчезли границы, нет «их» (русских. — С.З.)! Свобода! Независимость! Объединение! Собственное государство! Навсегда! Хаос? Ничего. Все будет хорошо. Все будет, поскольку мы освободились от кровопийц, воров, грабителей, от фуражки с кокардой, будем сами хозяйничать…» [44, с. 85].
Сам Пилсудский не искал поддержки среди существующих в Польше политических партий. Ему необходима была более надежная опора и он обрел ее в лице армии. Преданные главкому вооруженные силы должны были сыграть роль «партии власти», стать опорой в политической борьбе.
Но армия была необходима Бригадиру не только в качестве внутриполитического средства. Вооруженным силам молодой Польши предстояло реализовать «концепцию границ» Магдебургского узника. После того как 28 июня 1919 года Германия подписала Версальский мирный договор, существовавшая угроза западным границам Польши исчезла. Зюк мог теперь приступить к осуществлению своих восточных планов.
«Он уже не пытался вступить на путь переговоров с целью урегулирования спорных вопросов и заключения мира. Ибо отдавал себе отчет в том, что только с помощью силы он может заставить Советскую Россию признать его планы…
Нередко пишут, что Пилсудского толкала на восток его мания антикоммунизма. Но в этом утверждении заключена лишь часть правды. Действительно, к коммунизму и осуществленным большевиками общественным переменам он относился враждебно… Однако, в сущности, хотя он коммунизм отвергал и осуждал, ему было безразлично, какой строй утвердится в России. Он был уже готов, хотя и с характерной для антикоммуниста гримасой неудовольствия, признать правительство большевиков, так как ошибочно (ошибочно ли? — С.З.) оценивал его характер и был убежден, что оно погрузит Россию в хаос, лишив ее великодержавности. А это считал исключительно благоприятным для Польши явлением» [44, с.98].
