Как Петербург научился себя изучать - Эмили Д. Джонсон
Глава 5
Письменные экскурсии и литературные туры
Письменные экскурсии, несомненно, являются самой экзотической и малоизученной разновидностью русского путеводителя. Поскольку при ближайшем рассмотрении такие работы очень напоминают обычные путеводители, даже дотошные российские библиографы часто не отмечают их особых характеристик. В каталогах и в списках литературы лучшие из них почти всегда появляются под общими заголовками «описания» или «путеводители». Их более схематичные собратья, контуры которых настолько очевидны, что характерная структура и особенности экскурсии как письменного жанра не вызывают сомнений, слишком часто забываются, отбрасываются как простая техническая литература. В какой-то степени эта неопределенность по поводу терминологии понятна: организаторы туров, которые облагородили и усовершенствовали письменные экскурсии как форму литературы в 1920-х годах, сами никогда по-настоящему не думали о названии. В заголовках и во введениях авторы обычно называли такие произведения «экскурсиями», но также появились термины «прогулка» и «путеводитель». Независимо от используемого обозначения, письменные экскурсии отличаются от других путеводителей как своей четкой функцией, так и своей целевой аудиторией. По крайней мере на первый взгляд они служат профессиональными руководствами, дающими инструкции потенциальным организаторам туров. Как правило, они содержат предложения о том, как наилучшим образом представлять материал, в них имеются ссылки на динамику групп, концентрацию внимания и совместные мероприятия, а также общие обсуждения педагогических преимуществ экскурсионного метода. Все это обучение профессиональным навыкам может навести на мысль, что письменные экскурсии действительно относятся к категории «технической литературы»: они представляют собой книги, которые интересны лишь узкому кругу специалистов. Однако в лучших из них методические рекомендации оказываются вкраплены в подробное и часто лирическое описание места или маршрута, дополненное рассказами об историческом прошлом, анекдотами, обсуждением художественных стилей и поэтическими фрагментами. Весьма удобные для чтения, они могут привлечь как массовую, так и профессиональную аудиторию.
Одним из лучших примеров такого рода проработанного экскурсионного пособия является «Быль и миф Петербурга» Анциферова 1924 года. Книга посвящена вопросу о происхождении города и размышлениям о его судьбе и состоит из четырех экскурсий. Три из них условно подпадают под категорию географических или исторических, но включают в себя, в первую очередь чтобы оттенить стандартные документальные источники, народные сказки и литературные цитаты. В последней автор рассматривает пушкинского «Медного всадника», указывая на мифологические элементы в стихотворении и связывая их с народным отношением к Петру I. Анциферов в работе с литературой был великим первопроходцем, настолько опередившим всех своих коллег, что разговоры о влиянии на него кажутся чуть ли не вводящими в заблуждение. Наследие, которое он получил от своего наставника Гревса, наиболее ярко проявляется в турах, посвященных общественным наукам. В этом отношении первые три маршрута по Петербургу в книге «Быль и миф» являются особенно хорошими примерами, отчасти потому, что они охватывают темы, соответствующие начальному и наиболее подробно описанному разделу программы Гревса, изложенной им в «Монументальном городе». Они «дают характеристику условий зарождения Петербурга, его ядра и первоначального заселения». Процесс развития столицы сравнивается с ростом древних русских городов [Анциферов 1991а: 9]. Следуя совету Гревса в «Монументальном городе», Анциферов разрабатывает эти экскурсии таким образом, что фокус повествования от географии и предыстории постепенно переходит на планировку улиц, документально подтверждая разрастание поселения из центральной точки.
Однако более значительное сходство наблюдается в описании Анциферовым самих туров. Позаимствовав один из приемов у Гревса, он предлагает провести первую экскурсию на смотровой площадке Исаакиевского собора. Как отмечает Анциферов, обычно он начинает с того, что просит группу представить, как могла выглядеть дельта реки, раскинувшаяся у них под ногами, в кембрийский период, когда волны омывали всю долину. Затем он обращает внимание на естественные транспортные маршруты, которые привлекли в этот район и русских, и шведов, заставив их игнорировать его печально известный суровый климат и болотистую почву. Описывая основание Санкт-Петербурга и его раннюю историю, Анциферов затем указывает на следы различных планов упорядочения и благоустройства города. Он признает, что, особенно в периоды быстрого развития, спонтанный рост часто побеждал планирование и многие широко разрекламированные имперские проекты провалились, но он также отмечает, что даже неудачные предложения иногда оставляли на городе неизгладимый отпечаток. Анциферов, например, указывает, что «линии и проспекты Васильевского острова» напоминают о плане Ж.-Б. Ле Блона прорыть сеть каналов и превратить этот район в «подобие Венеции» [Анциферов 1991а: 23, 24].
В сущности, в этом первом маршруте Анциферов рассматривает тело столицы как первичный документальный источник и, основываясь на изучении ее контуров, дает ответы на вопросы, предложенные Гревсом в первом разделе «Монументального города». Какие факторы привели к росту города? Было ли его развитие в значительной степени спланированным или спонтанным? Какие следы его ранней истории сохранились сегодня? В следующих двух экскурсиях, описанных в книге «Быль и миф Петербурга», Анциферов пытается ответить на эти вопросы и использует схожие стратегии. Вторая прогулка открывается еще одним панорамным видом на город, на этот раз с Троицкого моста. В «Монументальном городе» Гревс рекомендовал знакомить экскурсантов и с такими характерными видами, отметив, что они дополняют более стандартные панорамы сверху[197]. Обратив внимание на места, связанные с событиями 1703 года, Анциферов переходит к исследованию Петропавловской крепости – ядра, из которого вырос город Санкт-Петербург. Там он проводит детальное сравнение с более традиционными русскими укреплениями, отмечая, в частности, отличия строительства начала XVIII века от постройки большого Кремля в Москве и выражает мысль о том, что крепость, казалось, была призвана заменить Кремль. Всегда зная, куда его группе следует смотреть, Анциферов часто дает подробные инструкции относительно порядка осмотра и подходов[198]. Он показывает, как он контролирует взгляд своих слушателей, чтобы убедиться, что они получают визуальные впечатления, которые идеально иллюстрируют тезисы, высказанные в его монологе.
Третья экскурсия, описанная в книге «Быль и миф Петербурга», начинается от Петропавловской крепости и проходит через территорию, прилегающую к Троицкой площади на Петроградской стороне. Этот район, бывший в течение первых нескольких лет существования Санкт-Петербурга центром города, пришел в упадок, после того как строительство распространилось на другой берег Невы. Почти полностью перестроенный в конце XIX и начале XX века, к 1920-м годам он сохранил мало следов самой ранней фазы своего развития. По этой причине в своих попытках восстановить первоначальные контуры района Анциферов в ходе прогулки опирается на информацию, почерпнутую из старых гравюр, и на подсказки, предоставленные оригинальными топонимами. Он отмечает расположение старых улиц, рынков, кондитерских и постоялых дворов, описывает архитектурные формы, использовавшиеся в петровский период, и характеризует первых поселенцев района. Экскурсия завершается посещением единственного в окрестностях Троицкой площади (помимо Петропавловской крепости) сохранившегося сооружения начала XVIII века: небольшого деревянного домика Петра, в котором он проживал на первом этапе строительства Санкт-Петербурга.
Эта последняя
