Андрей Дикий - Пропавшая грамота. Неизвращенная история Украины-Руси
Из сохранившегося письма полковника Кривоноса, одного из главных сподвижников Хмельницкого, к князю Заславскому видно, что Кривонос считает деятельность евреев главной причиной восстания. Он пишет Заславскому: «Жыдив зволь Ваша мылостъ до Вислы завернуты, бо та вийна вид жыдив зачалася – воны то и Вас з розуму звели».
Московский купец Кунаков, проехавший Украину зимой 1648–1649 гг., то есть, непосредственно после начала восстания, разбирая его причины, говорит: «Жиды черкасов (то есть украинцев) грабили и издевались над ними: как только который черкас выкурит водки или сварит пиво, не сказавши жиду и не снимет перед жидом шапку, жиды придирались к нему, грабили и уничтожали, а его имущество отбирали, жен и детей насильно забирали на работу».
Львовский каноник Юзефович пишет: «Господство поляков дошло до такого невыносимого утеснения, что даже над церквами давали они власть роду жидовскому. Священник казацкий, попросту называемый поп, не мог в своей церкви совершить таинства крещения, венчания и других, если наперед не заплатит жиду за ключи установленной паном платы и должен был каждый раз от дверей церковных относить их и отдавать жиду. По заслугам претерпела ты беды свои, Польша». Так пишет поляк – католический священник, современник событий.
В сохранившихся письмах Хмельницкого указывается, как на доказательство крайнего угнетения народа, тот факт, что он должен был терпеть разные кривды от евреев.
То же самое мы находим в мемуарах современников событий – поляков Каховского и Грондскаго. Последний, описывая подробно все тяжелые повинности крестьян, говорит, что они «росли изо дня в день, по большей части потому, что отдавались на откуп евреям, а те не только выдумывали разные доходы, весьма несправедливые для крестьян, но и суды над ними присвоили себе».
Волынский еврей Натан Гановер в своих мемуарах пишет о крепостных, что они «работали барщину у магнатов и шляхты, которые отягощали их тяжелыми работами в доме и на поле. Шляхта накладывала на них большие повинности, а некоторые шляхтичи страшными способами вынуждали их переходить в господствующую веру. И был народ русский в такой степени унижен, что все народы, даже из всех народов самый униженный – жиды, также господствовал над ним».
Из всех приведенных выше выдержек из аутентичных исторических документов видно, в каком невыносимо тяжелом положении находились широкие народные массы Украины-Руси.
Видны также и причины, породившие ненависть к евреям, характерную для настроений масс того времени. Были в этом виноваты евреи или польское правительство и стоявшие за его спиной иезуиты, создавшие такие условия, что евреи для того, чтобы существовать, вынуждены были эксплуатировать народ – дела не меняет.
Бегство на восток
Как же реагировало на это все угнетаемое и притесняемое население Украины-Руси? Грушевский и его последователи, извращая историческую правду, говорят о «колонизационном походе на восток», умалчивая то, что при этом «колонизационном походе» его участникам надо было перейти границы Московского государства и получить разрешение от воевод пограничных московских городов поселиться в пределах Московского государства.
На самом же деле это было бегство от невыносимого социального, национального и религиозного угнетения на Украине-Руси в единоверное и единокровное соседнее Московское государство. Бегство, почти не прекращавшееся с конца XVI века, когда потерпевшие неудачу повстанцы времен первых казацко-крестьянских восстаний группами и в одиночку начали переходить границу.
В московских архивах сохранился богатейший материал об этой массовой иммиграции населения Украины-Руси в Московское государство и отношение к иммигрантам московского правительства.
В общей инструкции воеводам пограничных московских воеводств приказывается: «Чтобы черкасам переселенцам не было ни от кого никаких кривд и убытков – чтобы их лошадей и всякого скота никто не крал и не отбирал, а сам воевода был к ним ласковый и приветливый». По отношению к тем, которые бы хотели вернуться, – инструкция приказывает разрешать им «свободное возвращение со всем имуществом».
«Черкасов добрых, семейных записывать на службу и наделять их пахотными землями, сеножатями и всякими выгодами», – говорит дальше инструкция воеводам.
Кроме того, оказывалась и государственная помощь новоприбывшим, о размерах которой можно судить по сохранившимся отчетам-донесениям воевод.
Так, воевода севский в 1639 году сообщает о помощи оказанной «черкасам и переселенцам из Литовской земли»: выдано «государевого жалованья за выход» по 5 рублей мужчинам; матерям и женам по полтора рубля; детям от 15 лет и старше – по рублю, а младшим по полтине. Кроме того выдано натурой: семейным по 5 четвертей ржи и 2 пуда соли, а одиноким по 3 четверти ржи и по 1 пуду соли. Для поселения им отведены усадебные участки для построек их жилья и по три десятины в каждом из трех полей (то есть по 10 гектаров пахотной земли). Ежегодное жалованье «за несение царской службы» было назначено: атаманам по 7 рублей, есаулам по 6 рублей, а рядовым по пяти рублей.
Приблизительно в таких же размерах оказывалась помощь переселенцам и в районах других воеводств, а также на полупустых землях будущей Слободской Украины (Харьковщины), которая и название свое получила от «слобод» – свободных поселений, которыми селились переселенцы. Давалась также – в разных местах различно – и помощь «на дворовое строение», то есть на приобретение строительных материалов.
Точных статистических данных о числе переселенцев не имеется. Но что число это было не малое, видно из разных косвенных источников. Так, в г. Короче в 40-х годах XVII века отдельной слободой жило 440 семейств «черкасов» (то есть украинцев). Сходные цифры мы видим и во всех остальных московских пограничных городах: в Путивле, Севске, Валуйках, Белгороде, а кроме того, густые поселения в районе Чугуева, где обосновался и бежавший с 3000 своих сторонников гетман Острянин. «Черкасские слободы» встречаются не только в приграничных районах, но и значительно севернее: в Кромах, Ливнах, Орле и в других городах.
В связи с этим массовым бегством своих подданных, Речь Посполитая обратилась к Москве с требованием вернуть ее беглых людей (в требовании говорится о 20 000), но Москва ответила категорическим отказом.
Не будучи в состоянии опровергнуть факт массового бегства из Украины-Руси в Московское государство, который, разумеется, не мог бы иметь места, если бы действительно существовала вражда к «чуждым москалям», как это утверждают шовинисты-сепаратисты, они пытаются опорочить жизнь переселенцев в Московском государстве.
Так, например, Грушевский в своих исторических трудах подробно описывает один случай, когда в Короче судили и наказали плетьми, а потом передали мужу одну казачку, Оринку Лободу, за то, что она, подвыпивши, говорила «непригожие слова» против царя, недовольная тем, что царь не хочет выкупить из татарской неволи ее сына. Или не менее подробно описывает «ущемление привычных казацких свобод», которое заключалось в том, что московские власти вмешивались в дела казаков, которые не исполняли принятых ими при переселении обязательств.
Как сообщает Грушевский, казак Петро Данчура из Белгорода с товарищами, получивши жалованье и разные пособия на обзаведение хозяйством, деньги пропили и проиграли. Воевода белгородский доносит в Москву, что «поелику Данчура с товарищи пропились и в зернь проигрались, пашни не завели и дворов не построили, то нет надежды на их службу впредь» и спрашивает, как ему поступить. Москва ответила: «Петру Данчуре с товарищи за их воровство учинити наказание: бити батогами нещадно и, учиня наказание, дати жалованье по нашему указу сполна и приказать впредь не бражничать и никаким воровством не воровать, на землях своих строиться и землю орати».
Подобными примерами Грушевский и его последователи пытаются доказать, что переселенцы в Московское государство, попали «в тяжелое положение».
Конечно, не всё шло гладко в начале совместной жизни переселенцев с коренным населением Московского государства. Воспитанные на примерах польской анархии и понятиях о «казацкой свободе» (тоже недалекой от анархии), переселенцам был чужд твердый порядок и регламентация взаимоотношений, свойственные централизованной Москве. Но большинство из них легко и быстро сживались с новым строем и только единицы или небольшие группы выражали свой протест или возвращением в переделы Украины-Руси, или, чаще всего, уходом в «воровские ватаги» в погоне за легкой полуразбойничьей жизнью. Возможно, что пропивший и прогулявший жалованье казак Данчура искренно верил, что на основании «казацкой свободы» он был вправе это сделать, но вряд ли можно утверждать, что с такими явлениями не надо было бороться и что борьба с ними – это «ущемление свободы».
