Елена Майорова - Женщины в эпоху Крестовых походов
Женский круг французского двора определяла, конечно, Адель Шампанская. Она родилась около 1140 г. и в 20 лет была выдана за Людовика VII Французского. Молодая энергичная Адель при пожилом супруге играла значительную политическую роль. Во второй половине XII в. женщины вышли из тени и шаг за шагом стали занимать авансцену. Их мнение стали принимать во внимание. Стараниями королевы обе дочери Людовика от Алиеноры Аквитанской были выданы за двух шампанских принцев, ее братьев: Мари — за Анри Щедрого, Алиса — за Тибо V, графа Блуа. Младший брат Адель Гильом по прозванию «Белые Руки» с помощью сестры-королевы занял главную церковную кафедру Франции — получил сан архиепископа Реймсского.
Не всегда Адель ладила с сыном. Видя возвышение Фландрского дома через брак Изабеллы Эно с Филиппом, она, оттесненная на задний план, яростно воспротивилась и попросила помощи у Анри II Английского. Тот прибыл в Нормандию, выступил в роли посредника и уговорил французского короля помириться с матерью. Быть может, Филипп не сразу простил вдовствующей королеве ее самовольство и довольно долго был с ней холоден, но врожденные гордость и достоинство Адель заставляли с ней считаться даже этого, далекого от всяких ненужных сантиментов правителя.
Вдовствующая королева была на стороне Агнессы. Через свою мать, Матильду Каринтийскую, Адель находилась в родстве с баваркой, а кроме того, она не приняла в качестве невестки Изабеллу Эно. Так что маленькая Бланка попала в очень непростую ситуацию.
Можно предположить, что в глубине души гордая кастильская принцесса презирала Агнессу, согласившуюся стать незаконной супругой Филиппа, и, главное, опасалась ее возможных амбиций. Род правителей Мерани имел своим предком Лиутпольдинга, и хотя сейчас несколько оскудел, сестра Агнессы Гертруда была королевой Венгрии, другая сестра, Гедвига, — причислена к лику святых. Ее брат Отгон IV, вступив в брак с Беатрисой Гогенпнауфен, наследницей пфальцграфства Бургундского, присоединил к своим владениям Франш-Конте. Но в том же году Отгон и его брат Генрих приняли участие в убийстве германского короля Филиппа Швабского, за что были преданы опале и потеряли Истрию.
Вызывать недовольство могущественного свекра было опасно: печальный пример его супруги-датчанки еще не успел забыться. Так что Бланка старалась подружиться с Агнессой — единственным существом (по словам хрониста), которого любил Филипп-Август. Но, по-видимому, Агнесса и не проявляла никаких властных притязаний, инстинктивно ощущая, что ее супруг желает видеть рядом с собой нежную и женственную подругу, а вовсе не целеустремленного хитроумного политика.
В то же время как женщина и супруга Бланка сопереживала и отвергнутой королеве Ингеборг — во всяком случае, ее судьба напоминала, что неугодная жена может легко быть отставлена. На память тут же приходила мать Леонора Английская, которая была так глубоко уязвлена изменой отца.
Не осталось никаких исторических свидетельств того, как относилась в то время Бланка к свекру.
Статуя, воздвигнутая в аббатстве близ Санлиса, представляет его мужчиной с плотной и красивой фигурой, завитыми волосами, энергичными бровями и слегка заостренным носом. «Он был плешив и красен», — пишет современник. Очень редко, но вспоминается его физический недостаток: недоброжелательные историки именуют его «Одноглазым» — значит, имелись проблемы со зрением. Словом, Филипп Французский был начисто лишен физической привлекательности. Но прежде всего он являл пример блестящего политика, что не могло не вызывать уважения как у друзей, так и у врагов.
Филипп был противником и, можно сказать, антиподом блистательного дяди Бланки, Ричарда Львиное Сердце. Как, должно быть, гордилась победоносным братом ее мать Леонора Плантагенет, королева Кастилии, и какие уничижительные слова доставались нищему, трусливому и завистливому французскому королю! Однако умная принцесса в юном возрасте, когда другие открыты и опрометчиво откровенны, уже хорошо умела скрывать свои чувства и мысли. Впрочем, кажется, крестоносная одержимость дяди не вызывала в ней отклика. И в дальнейшем, при всей своей набожности и религиозности, она очень настороженно относилась к стремлению близких послужить делу креста в Заморье — как будто чувствовала, какие беды принесет ей Святая земля.
Во Франции крестоносная идея была далеко не забыта. Еще в 1199 г. приняли крест родичи королевы Адели, 22-летний Тибо Шампанский, замечательно одаренный юный принц, и 27-летний Людовик Блуасский, оба благодаря сложным англо-французским брачным отношениям, племянники как Филиппа-Августа, так и английского короля. Очевидно, что вдовствующая королева болела душой за братьев и гордилась религиозным подвигом детей своего дома. Она глубоко скорбела о смерти в 1200 г. молодого Тибо, незадолго до того единодушно избранного верхушкой крестоносцев своим предводителем.
Пока эти знатные господа заверяли Венецию, где был назначен общий сбор, в пылком желании всех баронов Запада освободить Иерусалим, во Франции дела обстояли далеко не блестяще. На горизонте счастливой семьи, едва обретенной Филиппом, сгустились тучи. Иннокентий III уже не соглашался на полумеры и еще более определенно требовал от французского короля разорвать недостойную связь и вернуть к себе законную супругу. Несколько утрируя высокомерное отвращение, он называл королеву Агнессу «самозванкой и дворовой женщиной». Филипп возмущался, кипел и оставался непреклонен. Время проходило в выслушивании послов, обмене письмами, предложениями, отказами и становящимися все более отчетливыми угрозами. Папа мог освободить вассалов французского короля от клятвы верности — это было бы катастрофой для Франции, поскольку бароны тут же обратились бы к Англии или Империи. Агнесса страдала, видя, в каком опасном положении оказались ее любимый и вся страна.
В конце концов решили прибегнуть к компромиссу: пойти навстречу требованиям папы и вернуть Ингеборг, но лишь для того, чтобы развестись с ней на законных основаниях. После провозглашения Ингеборг законной королевой — но только на 7 месяцев! — церковное проклятие было снято, вновь открылись двери церквей и зазвонили колокола. Задним числом можно предположить, что, скорее всего, Иннокентий приказал бы своему легату расторгнуть королевский брак с датчанкой. Но тут Агнесса, недомогавшая все время противостояния между королем и папой, умерла родами, разрешившись нежизнеспособными близнецами. Слабый ребенок, нареченный ею Тристаном-Печальным, пережил мать всего на несколько часов, девочка последовала за ними позднее; к счастью, ее успели окрестить.
Горю короля не было предела. Но не менее силен был и его гаев против Ингеборг — он считал ее виновницей смерти своей любимой. Несчастная девушка снова оказалась за крепкими затворами монастыря.
А Людовик и Бланка на некоторое время могли успокоиться — король был женат, но потомства от этого странного брака не ожидалось.
Итак, траур — сначала по графу Тибо, затем по Агнессе. Бланка училась, смиряя порывы юности, вести себя сдержанно и смиренно, опускать глаза, говорить мало и тихим голосом. Полсотни коленопреклонений и столько же «Аве Мария» на ночь, две мессы (одна из них обязательно была заупокойной), на которой она присутствовала с утра, а за ними в течение всего дня мессы третьего часа, шестого, девятого, вечерня и предвечерие. И всему этому человек Средневековья отдавался с искренней верой, коря себя за иные порывы и желания. Со временем то, что было личиной, становилось сутью.
После свадьбы юные новобрачные до фактического завершения брака жили в замке Гуле, привыкая друг к другу. Хроники отмечали, что этот союз удался: нельзя было не видеть их замечательную взаимную привязанность. В 1203 г. брак был завершен и в дальнейшем щедро благословлен потомством.
По-видимому, Бланка вовсе не была ни скучной, ни пресной, что можно вообразить, зная какой она стала впоследствии. Другие стороны своей натуры — тонкое очарование, чарующую непонятность и загадочность сложного — она являла мужу наедине. С ним она была нежна и обходительна, податлива и открыта. Людовик любил ее верно и преданно. Но не только сердечная склонность связывала молодых правителей — общие политические интересы делали любовников единомышленниками.
Единственный оставшийся в живых дядя Бланки Джон Английский нажил новых врагов, на что был большой мастер. Он развелся со своей супругой, бездетной Эдвайзой Глостерской, и взял в жены 15-летнюю Изабеллу Тайфер, наследницу графа Ангулемского. Красавица уже была помолвлена с 40-летним Гуго Лузиньяном и влюблена в своего доблестного жениха. Но Джона это не смутило: он немедля обвенчался с чужой невестой. Возможно, он действительно был наповал сражен красотой Изабеллы и жаждал заполучить ее во что бы то ни стало. Однако некоторые циничные историки утверждают, что он взял бы ее себе, будь даже она страшна как смертный грех. Для Джона важно было не допустить союза дома Лузиньянов с графом Ангулемским. Владение Ангулемом, приданым Изабеллы, стратегически важным графством в северной части Аквитании, играло важную роль в планах Джона.
