Руслан Скрынников - Крушение царства: Историческое повествование
По замыслам Отрепьева Нагие должны были помочь ему привязать знать к новой династии. Однако государь явно переусердствовал в стремлении утвердить свое родство с Нагими. Он посадил их в думе выше Голицыных, Шереметевых, Куракиных, Татевых, Лыковых. Никчемный человек, пьяница, Михаил Нагой вознесся совсем высоко, получив чин старшего боярина думы — конюшего. Возвышение Нагих пришлось не по нраву княжатам, в жилах которых текла кровь Рюриковичей и Гедиминовичей. Природная знать не забыла, что свой шестой брак царь Иван заключил в опричнине, а невесту ему сосватал опричный любимец Афанасий Нагой. Нагие не блистали знатностью. Боярам имя Афанасия Нагого было столь же ненавистно, как и имя Малюты Скуратова.
Назвавшись сыном Грозного, Отрепьев невольно воскресил тень опричнины. Ближние люди царя принадлежали в основном к хорошо известным опричным фамилиям (Басманов, Нагие, Хворостинин, Молчанов и др). Но время опричных кровопролитий навсегда миновало, и Отрепьев достаточно четко улавливал настроения народа, уставшего от гражданской войны. В Москве много говорили, что Шуйский был обязан помилованием ходатайству Бучинских и царицы Марфы Нагой. На самом деле Марфа вернулась в Москву через много дней после прощения боярина. Что касается польских советников, то они как люди просвещенные не одобряли кровопролития. Но одновременно они выступали за твердую политику в отношении боярства. Курс на общее примирение подвергся подлинному испытанию через несколько месяцев после коронации, когда Боярская дума, вдова-царица и духовенство обратились к самодержцу с ходатайством о прощении Шуйских. Обращение вызвало бурные дебаты в «верхних комнатах», где царь обычно совещался с ближними советниками. На этот раз не только бывшие опричники, но и польские секретари возражали против смягчения наказания изменникам-боярам. В собственноручном письме Лжедмитрию Ян Бучинский напомнил: «Коли яз бил челом Вашей милости о Шуйских, чтоб их не выпущал и не высвобождал, потому как их выпустить и от них будет страх… и вы мне то отказали». Однако мнение советников, не занимавших ключевых постов в государстве, уже мало что значило.
Пожалуй, главной чертой Отрепьева как политического деятеля была его приспособляемость. Царствовать на Москве ему пришлось недолго, а главная задача, поглощавшая все его силы и способности, заключалась в том, чтобы усидеть на незаконно занятом троне. Лжедмитрий инстинктивно понял, что у него нет шансов удержать корону на голове при тираническом образе правления. Поэтому он выработал своего рода политическую доктрину, которой охотно делился с ближними людьми и придворными. «Два способа у меня к удержанию царства, — говорил он, — один способ — быть тираном, а другой — не жалеть кошту, всех жаловать; лучше тот образец, чтобы жаловать, а не тиранить». Как видно, самозванец забыл о недавних жестоких казнях в Путивле. На троне Отрепьев, однако, должен был вести себя иначе, чем в повстанческом лагере.
Возвращение Шуйских в Москву явилось символом окончательного примирения между «законным» государем и знатью. Боярская дума торжествовала. Знатнейшая в государстве фамилия — князья Шуйские получили назад все конфискованные вотчины и имущество. Более того, они вновь заняли самое высокое положение в думе.
Отрепьев с усердием исполнял роль государя кроткого и милосердного. Его амнистии должны были покончить с воспоминаниями об убийстве членов семьи Бориса Годунова и жестоких преследованиях его родни. Михаил Сабуров храбро защищал от «вора» Астрахань. Государь не только простил его, но и пожаловал в бояре. Сабуровы и Вельяминовы, отправленные с семьями в изгнание, были все возвращены на службу. Государь милостиво объявил о прощении Годуновых и назначил их воеводами в Тюмень, Устюг и Свияжск. Самые ревностные сторонники царя Бориса один за другим получали назад думные чины и служебные назначения. Боярин А. А. Телятевский был освобожден из тюрьмы и послан воеводой в Чернигов. Боярин М. Катырев стал управлять Новгородом Великим. Б. Я. Бельский оказался в подчинении у него.
Лжедмитрий старался снискать в народе славу справедливого государя. Он объявил о том, что намерен водворить в своем государстве правопорядок, запретил взятки в приказах. Приказных, изобличенных в мошенничестве и злоупотреблениях, немилосердно били пиками на торгу. По словам И. Массы, не было дьяка в приказе, который не отведал бы царской немилости.
Составить сколько-нибудь точное представление о правлении Лжедмитрия весьма трудно. После его смерти власти приказали сжечь все его грамоты и прочие документы. Тем большую ценность представляют те немногие экземпляры, которые случайно сохранились в глухих сибирских архивах. В далеком Томске затерялась грамота царя «Дмитрия Ивановича» от 31 января 1606 года. Великий государь оказал милость населению сибирского городка, велел объявить «служилым и всяким людям, что царское величество их пожаловал, велел их беречи и нужи их рассматривать чтоб им ни в чем нужи не было и они б служивые и всякие люди царским осмотрением и жалованием по его царскому милосердию жили безо всякие нужы». «Добрый» царь желал внушить подданным, что его правление будет временем торжества правды и посрамления зла, когда бы оно ни было совершено. Вновь назначенные чиновники должны были по царскому повелению собрать у населения все жалобы на прежних воевод «в насильствах, и в продажах, и в посулах или в каких обидах», чтобы «безволокитно» дать населению суд и управу на неправедных чиновников.
Манифесты Лжедмитрия способствовали формированию в народе образа «доброго царя». Действия самозванца по отношению к московскому населению производили не меньшее впечатление. По всей столице, записал К. Буссов, было объявлено, что великий государь и самодержец будет два раза в неделю — по средам и субботам — принимать жалобы у населения на Красном крыльце в Кремле, чтобы все обиженные могли без всякой волокиты добиться справедливости. Даже непримиримый противник Отрепьева И. Масса признавал, что установленные им законы в государстве были безупречны и хороши.
В первые же месяцы своего царствования Лжедмитрий уразумел, что его власть лишь тогда будет прочной, когда он заручится поддержкой всего дворянства. Выходец из мелкопоместной семьи, Отрепьев хорошо понимал нужды и потребности российского дворянского сословия. Даже обличители «мерзкого еретика» изумлялись его любви к «воинству». На приемах во дворце Лжедмитрий не раз громогласно заявлял, что по примеру «отца» он рад жаловать «воинский чин», ибо «все государи славны воинами и рыцарями (дворянами. — Р.С.): ими они держатся, ими государство расширяется, они — врагам гроза».
Ян Бучинский уверял короля, будто всего за шесть месяцев «Дмитрий» роздал из казны семь с половиной миллионов золотых, или два с половиной миллиона рублей. Секретарь самозванца переусердствовал, восхваляя щедрость своего господина, а заодно неслыханное богатство московской казны. На самом деле эта казна опустела после трехлетнего голода и взрыва гражданской войны. Отрепьев не мог израсходовать больше того, что было в казне. На заседании Боярской думы М. И. Татищев объявлял, будто после Бориса осталось всего двести тысяч рублей. Текущие поступления составили сто пятьдесят тысяч, и у монастырей царь заимствовал несколько десятков тысяч рублей. Следовательно, в распоряжение Отрепьева поступило примерно пятьсот тысяч рублей. После переворота чиновники заявляли полякам: «В казне было 500 тыс. рублей, все это черт его знает куда он раскидал за один год». Лжедмитрий обещал отправить Мнишекам пятьдесят тысяч рублей на приданое невесте, оплату долгов тестя, переезд, но послал едва пятую часть обещанного, а прочее отчасти компенсировал драгоценностями. Львиная доля наличных денег ушла на жалованье русским дворянам и знати, на подготовку войны с крымцами. Стремясь укрепить свою опору, государь готовился провести генеральный смотр дворян, с тем чтобы наделить их денежным жалованьем и поместьями. Таким путем, утверждали современники, он желал «всю землю прельстить», и «всем дворянам милость показать», и «любимым быть».
Понимая значение новгородского поместного ополчения, Лжедмитрий направил в Новгород грамоту с наказом прислать на смотр в Москву выборных дворян «с челобитными о првестном верстании и денежном жалованье». Выборные получили право дать свои челобитные непосредственно в руки государя.
Известный исследователь Смуты В. И. Корецкий высказал предположение, что Лжедмитрий, пришедший к власти на гребне народного движения, проектировал провести в жизнь социальную меру исключительного значения — восстановить право выхода крестьян в Юрьев день. Но мог ли самозванец удовлетворить разом и крепостническое дворянство, и феодально зависимых крестьян? Если бы он попытался освободить крестьян, то разом восстановил бы против себя все феодальное сословие. Примечательно, что даже в самые трудные для него периоды гражданской войны Отрепьев ни разу не обещал крепостным воли.
