Марк Солонин - Запретная правда о Великой Отечественной. Нет блага на войне!
— «труп мужчины с ножными протезами, рядом жена и ребенок, застрелены»;
— «три пожилые женщины с обнаженной нижней частью тела и следами изнасилования, застрелены; на чердаке дома труп пожилого мужчины, повешенный вниз головой»;
— «на дверной щеколде висит труп мужчины, на чердаке лежат два обнаженных женских трупа со следами садистского изнасилования, застрелены; на диване застреленный мальчик примерно 12 лет, на кровати обнаженный труп 18-летней девушки со следами садистского изнасилования, застрелена»;
— «в подвале застреленная пожилая супружеская пара, глаза выколоты…».
Кроме многочисленных зверских убийств, похоронные команды зафиксировали в Штригау многочисленные случаи самоубийств, в том числе — групповых:
— «три женских трупа и один детский, самоубийство посредством газа»;
— «самоубийство супружеской пары через повешение на оконной раме; в подвале трупы одного мужчины и двух девушек разного возраста, самоубийство через повешение»;
— «четыре женских трупа и один подросток, смерть через отравление газом»;
— «два женских трупа, самоубийство посредством отравления газом»;
— «мать и дочь, сидя за столом, самоубийство посредством отравления газом»;
— «женщина вскрыла себе артерии, но перед этим удушила скрученным полотенцем свою дочь, лежащую рядом»;
— «на чердаке, рядом друг с другом повешены две пожилые женщины, одна молодая женщина, девушка примерно 20 лет и девочка 10–11 лет, все со следами изнасилования».
Подробности этого коллективного самоубийства на чердаке в доме № 5 по Циганштрассе известны, как это ни невероятно, от одной из участниц страшного события. Сохранилось письмо этой женщины (ей тогда было 47 лет), которое она написала сыну одной из погибших женщин. Опуская из уважения к читателю описание бесконечных групповых изнасилований («сексуальных коллизий», как выразился генерал армии И. Третьяк), перейдем сразу к концу письма:
«…Около 10 часов утра стало спокойнее, и мы все пошли в квартиру молодой фрау К., ее 11-летнюю дочь Траутёль тоже изнасиловали. Там мы сварили какую-то еду. Но тут снова послышались шаги, и все повторилось снова. Мы кричали, мы умоляли их, чтобы они, наконец, оставили нас в покое, но они не знали жалости. Мы все договорились повеситься. Но опять кто-то пришел. Когда, наконец, они удалились, мы как можно быстрее побежали на чердак. Фрау Р. повесилась первой. Молодая фрау К. сначала повесила свою дочь Траутёль, а потом повесилась сама. Так же поступила Ваша матушка с Вашей сестрой (т. е. мать повесила собственную дочь. —М.С.).
И вот мы остались только вдвоем, Ваша мама и я. Я попросила её, чтобы она сделала петлю для меня, сама я не была на это способна из-за возбуждения. Мы еще раз обнялись напоследок и отбросили дорожную корзину, на которой стояли. Я все-таки достала ногами до пола, веревка оказалась слишком длинной. Я посмотрела направо, затем налево, все висели в ряд, все были мертвы. Мне же не оставалось ничего другого, как только попытаться освободиться от веревки…».
Достоверны ли приведенные выше сведения? Можно ли верить документам, отчетам, свидетельствам лишь с одной, т. е. немецкой, стороны? Где экспертное заключение независимых и непредвзятых свидетелей? Увы, его нет. Где документы следственных дел советских военных трибуналов? Где отчеты советской военной прокуратуры? Их тоже нет. Почему же мы должны верить заявлениям, одной, причем явно заинтересованной, стороны?
Вопрос хороший. Сильный, можно сказать, вопрос. Вполне соответствующий «новому мышлению», нормам и принципам правового государства. Правовое государство, как известно, предполагает наличие большой популяции адвокатов. Незыблемый принцип адвокатской работы известен: «Меня например, интересует, совершал ли мой клиент инкриминируемое ему преступление, но я докажу, что обвинение не соответствует букве закона». Судя по тому, что многие адвокаты становятся состоятельными людьми, этот принцип неплохо работает.
И тем не менее далеко не всегда и не все убийцы и насильники, нагло улыбаясь, выходят на свободу прямо из зала суда. К счастью, платный адвокат не является единственным участником процесса — есть еще присяжные заседатели, есть судьи, имеющие столь же правовое право принимать решение ex aequo et bono (по совести и справедливости), опираясь не только на букву закона, но и на «внутреннее убеждение» (это, кстати, вполне узаконенный российским УПК термин).
По совести и справедливости, каждому должно быть ясно, что чудовищные преступления, совершенные в годы Второй мировой войны, далеко не всегда (если не сказать жестче — «почти никогда») могут быть установлены в рамках формально-бюрократических процедур. Какая «комиссия независимых экспертов из нейтральной Швейцарии» установила факт зверского убийства жителей белорусской деревни Хатынь? Где документы? Где независимые свидетели? Впрочем, некоторые документы, как ни странно, сохранились. В архиве. Поэтому их можно с полным основанием назвать «архивными документами» (на некоторых читателей эти два слова производят магическое действие). В отчете командира 118-го полицейского батальона (сформирован из военнопленных Красной Армии в Киеве) карательная операция, проведенная в Хатыни 22 марта 1943 г., описана следующим образом:
«…Деревня была окружена и атакована со всех сторон. Противник при этом оказал упорное сопротивление и вел огонь из всех домов, так что пришлось применить тяжелое оружие — противотанковые пушки и тяжелые минометы. Входе боевых действий наряду с 34 бандитами убито много жителей села. Часть из них погибла в пламени…».
Сами видите — архивные документы «неопровержимо» свидетельствуют: бой, противник, бандиты, часть жителей погибла в пламени. Случайно, надо полагать… И если мы — вполне справедливо — считаем кощунством подобные рассуждения, равно как и любые иные попытки поставить под сомнение реальность массовых преступлений, совершенных гитлеровцами и их пособниками на советской земле, то почему же в отношении преступлений, жертвами которых стали немецкие женщины и дети, должен применяться другой стандарт?
31 августа 1941 г. «Правда» опубликовала статью А.Н. Толстого «Лицо гитлеровской армии». 66 лет спустя издается книга А. Дюкова, в которой со ссылкой на эту статью сообщается, что «на окраине деревни близ Белостока на пять заостренных колов было воткнуто пять трупов женщин. Трупы были голые, с распоротыми животами, отрезанными грудями и отсеченными головами. Головы женщин валялись в луже крови вместе с трупами убитых детей». Каким образом выдающийся советский писатель, находясь за тысячу километров от занятого немцами в первые дни войны Белостока, мог удостовериться в таких ужасающих подробностях преступления?
И если статья в «Правде» военной поры (да еще и написанная известным своей «принципиальностью» автором, который за два года до того в той же газете и почти в тех же самых выражениях живописал зверства польской армии, бегущей под ударами дружественного на тот момент вермахта) должна считаться «документом», то почему менее достоверными должны считаться тысячи свидетельств, данных под присягой вполне конкретными людьми и опубликованных от имени Комиссии Федерального правительства демократической Германии?
Да, каждое по отдельности сообщение о военных преступлениях может при тщательной проверке оказаться неточным, преувеличенным, а то и вовсе вымышленным (не говоря уже о том, что в подавляющем большинстве случаев проверка, соответствующая строгим юридическим нормам, окажется практически не выполнимой). И в то же время вся совокупность событий, зафиксированная в таком «архиве», как народная память, не может не быть правдой.
Впрочем, не стоит думать, что попытки проверить (точнее говоря — любой ценой опровергнуть) сообщения о зверских расправах с гражданским населением Германии не предпринимались. Еще как предпринимались, с огромным шумом и помпой. Вот, например, в 2008 г. издательство «Яуза-ЭКСМО» выпустило в свет сборник статей под названием «Нам не за что каяться!» (ошеломляющий призыв для страны, население которой, если верить социологическим опросам последних лет, на три четверти считает себя православным). В предисловии к сборнику упомянутый выше А. Дюков пишет (правильнее сказать — кричит):
«…Нас пытаются лишить Великой Победы. Нам рассказывают о том, что Победа обернулась порабощением Восточной Европы, что советские солдаты изнасиловали Германию… России не останется ничего другого, как платить и каяться, каяться и платить, превратившись из субъекта в объект международной политики (странным образом г-н Дюков не замечает, что демократическая Германия и платит, и кается, и остается при этом одним из самых влиятельных субъектов мировой политики)… Время не ждет. Если мы не хотим, чтобы наших дедов и прадедов называли убийцами, пьяницами и мародерами, если мы не хотим, чтобы наших детей учили плевать на могилы предков…».
