Вольдемар Балязин - Тайны дома Романовых
Однако Елизавета Воронцова узнала Понятовского и при нем ничего не сказала, а когда он уехал, стала, насмехаясь, намекать Великому князю, кто был на самом деле в карете. Петр сначала не обращал на ее слова внимания, но через несколько часов послал трех кавалеристов к павильону, где жила Екатерина.
Они схватили Понятовского в нескольких шагах от павильона, откуда он только что вышел, и за шиворот потащили к Петру Федоровичу.
Петр прямо обвинил Понятовского, что он был у Екатерины, и, назвав вещи своими именами, сказал, что именно он там делал.
Понятовский категорически отказался, и Петр велел задержать его.
Через два часа к Понятовскому зашел «великий государственный инквизитор» Александр Шувалов, и Понятовский заметил ему, что для чести русского двора необходимо, чтобы вся эта история закончилась без всякого шума. И Шувалов, согласившись, отвез польского посланника в Петергоф, а сам рассказал обо всем Екатерине.
Понятовский писал потом только о том, что произошло с ним самим и было ему досконально известно. Однако он не знал, что произошло в Ораниенбауме после того, как его привезли в Петергоф. Невероятно скрытная Екатерина, по-видимому, ничего не рассказала Понятовскому об очень важной встрече ее с Петром Федоровичем. А вот Рюльер откуда-то узнал об этом, и потому мы опять предоставляем ему слово, ибо он – единственный, на кого мы можем сослаться.
«Узнав о случившемся, Екатерина пошла к разгневанному мужу и честно призналась ему в любовной связи с польским посланником, – пишет Рюльер. – Она сказала, что если кто-нибудь узнает о произошедшем казусе, то Петр Федорович прослывет рогоносцем по всей Европе. Екатерина сказала также, что ее связь с Понятовским возникла после того, как Петр Федорович приблизил к себе Воронцову, что и стало известно всему Петербургу. Далее она обещала не только переменить свое отношение к Воронцовой на значительно более любезное, но и давать ей из своих средств ежегодную пенсию, освободив от непосильных расходов Петра Федоровича».
Петр согласился и обещал молчать. «Случай, долженствовавший погубить Великую княгиню, доставил ей большую безопасность и способ держать на своем жалованье и самую любовницу своего мужа; она сделалась отважнее на новые замыслы и начала обнаруживать всю нелепость своего мужа столь же тщательно, сколь сперва старалась ее таить».
29 июня в Петергофе был бал в честь именин и Петра Великого, и Петра Федоровича. Понятовский, сговорившись с Елизаветой Воронцовой, пришел в «Монплезир», где были апартаменты Великого князя и его жены.
К этому времени Екатерина уже во всем призналась Петру, о чем загодя уведомила Понятовского, и ему пришлось во всем сознаться, на что обманутый муж ответил, смеясь: «Ну, не большой ли ты дурак, что не открылся мне вовремя! Если бы ты это сделал, не произошла бы вся эта распря!»
После этого Петр ушел в спальню своей жены, вытащил ее из кровати, – был второй час ночи, – и привел ее к Понятовскому и Воронцовой в одной рубашке. Потом все они стали болтать, смеяться и шалить и разошлись только к четырем часам утра.
Описав все случившееся, Понятовский добавляет: «Я уверяю, что такое сумасшествие, каким все это могло казаться, было сущей правдой. На другой день все заискивали у меня. Великий князь заставил меня повторить до четырех раз еще мои поездки в Ораниенбаум. Я приезжал вечером, поднимался по потайной лестнице в комнату Великой княгини. Там я находил Великого князя и Воронцову. Мы ужинали вместе, после чего он уводил ее (Воронцову), говоря нам: „Ну, итак, дети мои, я вам больше не нужен, я думаю“.
Семилетняя война России с Пруссией в 1757—1760 годах
После того как 11 января 1757 года Россия присоединилась к Версальскому союзному договору, заключенному 1 мая 1756 года между Австрией и Францией против Англии и Пруссии, к усилившейся за счет России антипрусской коалиции примкнули Швеция, Саксония и некоторые мелкие государства Германии.
Война, начавшись в 1754 году в колониальных владениях Англии и Франции в Канаде, лишь в 1756 году перешла в Европу, когда 28 мая прусский король Фридрих II вторгся с армией в 95 тысяч человек в Саксонию. Фридрих разбил в двух сражениях саксонские и союзные им австрийские войска и занял Силезию и часть Богемии.
Следует заметить, что внешняя политика России в царствование Елизаветы Петровны отличалась почти все время миролюбием и сдержанностью. Доставшаяся ей в наследство война со Швецией была завершена летом 1743 года подписанием Абоского мирного договора, и до 1757 года Россия не воевала.
Что же касается Семилетней войны с Пруссией, то участие в ней России оказалось случайностью, роковым образом связанной с интригами международных политиков-авантюристов, о чем уже говорилось, когда речь зашла о мебели мадам Помпадур и табачной торговле братьев Шуваловых.
Но теперь, после побед, одержанных Фридрихом II в Саксонии и Силезии, Россия не могла оставаться в стороне. К этому ее обязывали опрометчиво подписанные союзные договоры с Францией и Австрией и реальная угроза ее владениям в Прибалтике, так как Восточная Пруссия была пограничной территорией, прилегавшей к новым российским провинциям.
В мае 1757 года семидесятитысячная русская армия, находившаяся под командованием фельдмаршала Степана Федоровича Апраксина, одного из лучших русских полководцев того времени, двинулась к берегам пограничной с Пруссией реки Неман.
Уже в августе была одержана первая крупная победа – при деревне Гросс-Егерсдорф русские войска разгромили корпус прусского фельдмаршала Левальда.
Однако вместо того чтобы идти на близкую отсюда столицу Восточной Пруссии Кенигсберг, Апраксин отдал приказ возвращаться в Прибалтику, объясняя это недостатком продовольствия, большими потерями и болезнями в войсках. Этот маневр породил в армии и в Петербурге слухи о его измене и привел к тому, что на его место был назначен новый главнокомандующий – обрусевший англичанин, генерал-аншеф, граф Вилим Вилимович Фермор, успешно командовавший войсками в войнах со Швецией, Турцией и в последней войне – с Пруссией.
Апраксину же было предписано отправиться в Нарву и ждать дальнейших распоряжений. Однако распоряжений не последовало, а вместо этого в Нарву пожаловал «великий государственный инквизитор», начальник Тайной канцелярии А. И. Шувалов. Следует иметь в виду, что Апраксин был другом канцлера Бестужева, а Шуваловы – ярыми его врагами. «Великий инквизитор», приехав в Нарву, незамедлительно учинил опальному фельдмаршалу строгий допрос, касающийся главным образом его переписки с Екатериной и Бестужевым.
Шувалову нужно было доказать, что Екатерина и Бестужев склоняли Апраксина к измене с тем, чтобы всячески облегчить положение прусского короля. Допросив Апраксина, Шувалов арестовал его и перевез в урочище Четыре Руки, неподалеку от Петербурга.
Апраксин отрицал и какой-либо злой умысел в своем отступлении за Неман и утверждал, что «молодому двору никаких обещаний не делал и от него никаких замечаний в пользу прусского короля не получал».
Тем не менее, он был обвинен в государственной измене, и все, заподозренные в преступной с ним связи, были арестованы и привезены на допросы в Тайную канцелярию.
14 февраля 1758 года, неожиданно для всех, был арестован и канцлер Бестужев. Его сначала арестовали и только потом стали искать: в чем бы обвинить? Сделать это было трудно, ибо Бестужев был честным человеком и патриотом, и тогда ему приписали «преступление в оскорблении Величества и за то, что он, Бестужев, старался посеять раздор между Ея Императорским Величеством и Их Императорскими Высочествами».
Дело окончилось тем, что Бестужева выслали из Петербурга в одну из его деревень, но в ходе следствия подозрения пали на Екатерину, ювелира Бернарди, Понятовского, бывшего фаворита Елизаветы Петровны, генерал-поручика Бекетова, учителя Екатерины Адодурова. Все эти люди были связаны с Екатериной, Бестужевым и английским посланником Уильямсом. Из них всех лишь Екатерина, как Великая княгиня, да Понятовский, как иностранный посол, могли бы чувствовать себя относительно спокойно, если бы не их тайные интимные отношения и сугубо секретные отношения с канцлером Бестужевым, которые легко было расценить как антиправительственный заговор. Дело в том, что Бестужев составил план, по которому, как только Елизавета Петровна скончается, Петр Федорович станет императором по праву, а Екатерина будет соправительницей. Себе же Бестужев предусмотрел особый статус, который облекал его властью, не меньшей, чем у Меншикова при Екатерине I. Бестужев претендовал на председательство в трех важнейших коллегиях – Иностранной, Военной и Адмиралтейской. Кроме того, он желал иметь звание подполковника во всех четырех лейб-гвардейских полках – Преображенском, Семеновском, Измайловском и Конном. Свои соображения Бестужев изложил в виде манифеста и прислал его Екатерине.
