Михаил Елисеев - Русь меж двух огней – против Батыя и «псов-рыцарей»

Закончить же рассказ о страшной и героической судьбе Рязанской земли мне хотелось бы словами из «Повести о разорении Рязани Батыем»: «Был город Рязань, и земля была Рязанская, и исчезло богатство ее, и отошла слава ее, и нельзя было увидеть в ней никаких благ ее — только дым, земля и пепел».

Воевода. Декабрь 1237 г. — январь 1238 г.

И сказал Батый, глядя на тело евпатьево: «О Коловрат Евпатий! Хорошо ты меня попотчевал с малою своею дружиною, и многих богатырей сильной орды моей побил, и много полков разбил. Если бы такой вот служил у меня, — держал бы его у самого сердца своего».

Как мы помним, сразу же после княжеского совета Ингварь Ингваревич отправился в Чернигов к князю Михаилу Всеволодовичу, надеясь уговорить того прийти на помощь Рязани. Но в отличие от Романа Коломенского, который отправился во Владимир-Суздальский, его миссия успехом не увенчалась, поскольку осторожный князь Михаил в помощи отказал. Причину, которую трусоватый князь высосал из пальца, лишь бы не связываться с монголами, указал В. Татищев: «Также северские и черниговские не пошли, извинялись, что как рязанские с ними на Калку не пошли, когда их просили, то и они помогать им и снова в страх вдаваться не хотят». Повод, который придумал Михаил Всеволодович, был, мягко говоря, дурацкий, поскольку мы уже рассмотрели вопрос о том, почему рязанские полки не могли оказаться на Калке. С другой стороны, сведений о том, что их кто-то туда звал, как уже отмечалось выше, тоже нет. Примечательна другая фраза, отлично характеризующая князей северских земель о том, что они «снова в страх вдаваться не хотят», т. е. открытым текстом было заявлено о своей трусости и боязни монголов. И все это можно было бы счесть просто клеветой в адрес Михаила Черниговского, если бы не события октября 1239 г., которые наглядно показали, кто есть кто в черниговских землях.

И вот тут князь Ингварь оказался в странном положении — с одной стороны, ему пора в Рязань, поскольку все дела в Чернигове были закончены, а его дружина необходима на родине, с другой стороны, ему очень не хотелось возвращаться без черниговского войска, на которое рязанские князья возлагали большие надежды. И тогда Ингварь Ингваревич начал тянуть волынку — перспектива отсидеться в безопасном Чернигове прельщала его гораздо больше, чем битва с неведомым племенем. Судя по всему, и князь Михаил уловил скрытое желание своего рязанского коллеги, а потому не стал чинить ему препятствий, когда тот изъявил желание погостить подольше, благо зимой князьям есть чем заняться — и попировать, и на медведя сходить, на зайцев да волков поохотиться. Словом, князь Ингварь в рязанскую землю не спешил, пережидая монгольскую грозу в далеком Чернигове.

Хотя не он один из власть имущих решил спастись от беды, есть подозрение, что и рязанский епископ повел себя в данной ситуации не лучшим образом, о чем сообщает Тверская летопись: «Только епископа сохранил бог, он уехал в то время, когда татары окружили город». Но в отличие от князя Ингваря со служителем церкви все не так просто — «Повесть о разорении Рязани Батыем» сообщает полностью противоположную информацию: «а епископа и священников огню предали — во святой церкви пожгли». Поэтому есть смысл посмотреть, а что пишут об этом деянии главы рязанской церкви в других источниках — «а епископа уберег бог: отъехал прочь в тот год, когда рать обступила град» — это Новгородская летопись. Такую же информацию можно вычитать и в I Софийской летописи, а в итоге картина вырисовывается довольно неприглядная — бросив паству на произвол судьбы, епископ убрался подальше от ужасов нашествия. Ну а как быть с сообщением «Повести» о том, что главу рязанской церкви сожгли в соборном храме? Дело в том, что от огня в Успенском соборе Владимира-Суздальского погиб владимирский епископ Митрофан, который разделил участь своей паствы, а не ударился в бега, как его рязанский коллега. Героическая гибель главы церкви соседнего княжества, а также то мужество и сознание своего гражданского долга, которое продемонстрировали епископы Чернигова и Переяславля-Южного, делало поступок главы рязанской церкви чем-то из ряда вон. А потому, по прошествии времени, и после того, как рязанский епископ ушел в мир иной, было решено несколько подправить официальный летописный свод этого княжества. Сделали это для того, чтобы их пастырь не выглядел белой вороной на фоне героизма остальных служителей церкви, а судя по всему, автор «Повести» этим самым исправленным сводом и пользовался. Отсюда и разночтения.

Герб Рязани. Многие считают, что воин на гербе-легендарный воевода Евпатий Коловрат

Но Бог с ним, с епископом, он лицо гражданское, человек не военный, и, по большому счету, если исходить из свойств его характера, толку от него при обороне было бы немного. А вот князь Ингварь — дело другое, а потому и спрос с него другой. Трусливо отсиживаясь в Чернигове, в то время когда его земля стонала под копытами дикой орды, а тысячи земляков гибли от монгольских сабель, он давал богатую пищу для размышлений своему окружению. И одним из тех людей, которые входили в ближний круг Ингваря Ингваревича, был боярин и воевода княжеской дружины Евпатий Коловрат, сопровождавший своего князя в этой дальней поездке. В «Повести» об этом четко прописано: «И некий из вельмож рязанских по имени Евпатий Коловрат был в то время в Чернигове с князем Ингварем Ингваревичем». Судя по всему, он смотрел косо на поведение своего князя, а когда воевода понял, что тот так и намерен гостить у Михаила Всеволодовича, его терпение лопнуло. То, что произошло дальше, прямо вытекало из трусости Ингваря Ингваревича и его нежелания вести своих воинов на сечу с татарами — раз князь этого делать не хочет, то это сделает Евпатий! Воевода напрямую обратился к княжеским гридням, призывая их бросить протирать штаны в Чернигове и идти на помощь своей земле, где великая сейчас нужда в опытных ратниках. А дружина поддержала своего воеводу — у них в Рязани остались семьи, родные и близкие, и в этот страшный час воины хотели быть с ними вместе, защитить и уберечь от надвигающейся беды. Пусть князь в Чернигове продолжает распивать меды да девок дворовых тискать, вместо того чтобы вести свою дружину супротив поганых, — они пойдут за боярином Евпатием! Случай довольно необычный в русской истории, чтобы гридни бросили князя и дружно пошли за воеводой, хотя кто-то из дружины наверняка остался в Чернигове. Можно представить себе состояние рязанского князя, когда он об этом узнал и понял, что никакие уговоры и угрозы Коловрата с воинами не остановят, — это было страшное унижение в глазах не только Михаила Всеволодовича, но и всей Черниговской земли. Однако мстительный Ингварь Ингваревич это запомнит и постарается по-своему отомстить Коловрату — приведу свою версию этого события. Дело в том, что о подвиге рязанского воеводы мы узнаем только из «Повести о разорении Рязани Батыем», поскольку в летописях его имя не упоминается. Даже когда читаешь саму «Повесть», то создается впечатление, что первая половина, повествующая о гибели Рязани, написана на основе летописных свидетельств, зато вторая, о боярине Коловрате, по своему стилю очень напоминает былинный эпос и народные легенды. Вернувшись после нашествия в Рязань, князь Ингварь мог просто-напросто запретить составителям летописного свода упоминать о легендарном воеводе и его подвиге, считая, что своим поступком по отношению к нему тот оскорбил всех рязанских князей. Возможно, так же считали и наследники князя Ингваря, и потому имя героя в рязанские летописи не попало, а из них, соответственно, не попало и в другие летописные своды. Ничего в этом удивительного нет, ведь постарались же рязанские летописцы сделать героя из своего трусливого епископа, а здесь и делать-то ничего не надо — просто не упомянули. Зато народная память сохранила имя своего защитника, а легенды и предания о бесстрашном воеводе дошли до автора «Повести», который их переработал и включил в свое прекрасное произведение. Но оговорюсь еще раз, это просто моя версия развития событий, и не более того, каждый волен соглашаться или нет.

И вот еще что хотелось бы отметить перед тем, как начать разбирать знаменитый рейд боярина Евпатия по монгольским тылам, — дело в том, что его прозвище дает определенную пищу для размышлений, поскольку у язычников Коловрат — это знак Солнца. На основании этого возникает соблазн говорить о его приверженности старой религии и делать из него ярого язычника, но я думаю, что все было не так однозначно. Дело в том, что как ни поверни, а христианство — это государственная религия в стране, и вся правящая элита ее исповедует. Не надо делать из рязанских князей XIII в. поборников старых языческих традиций и поклонников древних богов — принцип христианской религии «Всякая власть от бога!» их очень даже устраивал, и они старательно внедряли его в сознание своих подданных. Причем внедряли не только огнем и мечом, но и возводили храмы, привлекали священников из Византии, да и чудотворные иконы тоже были не прочь заполучить в свои земли, о чем свидетельствует «Повесть о Николае Заразском». Соответственно, что и никейский император вряд ли выдал бы свою родственницу Евпраксию за княжича Федора, если бы знал о том, что рязанские князья не тверды в вере, — а узнать это было довольно несложно. И в свете изложенного я думаю, что если Евпатий и поклонялся древним богам, то свое увлечение старой верой старался особо не афишировать, да и крестик на груди носил, поскольку закоренелого язычника никогда бы не поставили во главе княжеской дружины — времена были уже не те.