Павел Рейфман - Из истории русской, советской и постсоветской цензуры
Как-то незаметно «материализовалось» Министерство по делам печати, телерадиовещания и средств массовых коммуникаций (далее сокращенно — Министерство печати — ПР), само существование которого, по мнению правозащитников, несовместимо с понятием «свобода слова». По сути дела цензура не исчезала и при Горбачеве, и при Ельцине. Вроде бы при первом готовилась довольно существенная ее реформа, но она так и не произошла. Говорилось о важности сохранения государственных, военных и прочих тайн. Менялись названия (ГУОТ и др.). Произносились всякие красивые слова о достигнутой свободе. Но всё таки Министерство печати существовало. Как писал в свое время Твардовский в поэме «Теркин на том свете»: «Фронта нет, но есть штрафбат, Самый натуральный». Или «министерство Правды» Орвелла! Непонятно даже, кому это министерство подчиняется, премьер-министру или, как силовые ведомства, непосредственно президенту. Позднее министром печати на долгое время стал М. Лесин, противник демократических преобразований, всяческих свобод, автор разнообразных проектов по воспитанию государственного патриотизма. Лесин играл активную роль во всех скандальных историях по обузданию СМИ и во время Ельцина, и во время Путина. С лета 97 г. он стал Председателем Всероссийской государственной телевизионной и радиовещательной компании (ВГТРК), директором телевизионного вещания. Позднее его сделали министром печати. С его именем связано огромное количество различного рода темных сделок, правонарушений, валютных махинаций. Различные эксперты считают, что он виновен в ущербе на сумму в 182 млн. долларов. И этот человек выступает как хранитель этических ценностей, носитель высоких патриотических идей. В кабинете министров 04 г. ему места не нашлось (министерство печати «слили» с министерством культуры). Но Лесин не остался без работы. В конце июня 04 г. его ввели в состав Совета директоров Первого телеканала (подробнее о Лесине в главе десятой- ПР).
В заключении кратко об А. И. Казанникове — исключении в окружении Ельцина (в семье уродов не без порядочного человека). Доцент (позже профессор) из Омска, юрист, преподаватель трудового права. Избранный в Верховный Совет, он отказался от своего места в пользу Ельцина, которого оценивал очень высоко. Став президентом, Ельцин назначил его Генеральным прокурором, возможно не только из благодарности, но и из желания иметь преданного человека, который будет беспрекословно выполнять все его указания. Казанников управлялся не симпатиями, а законом. Он отдал распоряжение расследовать вопрос: предлагали ли защитникам Белого дома сдаться (если не предлагали, то это преступление). Точно ничего выяснить ему не удалось. Но недовольство Кремля он вызвал. Затем пошли разные распоряжения, резолюции Ельцина: убрать такого-то прокрора, сделать то-то. Казанников таких распоряжений не выполнял. Затем возникли разногласия в связи с амнистией: по закону ее следовало проводить, а Ельцин не хотел. И Казанник написал записку с просьбой об отставке, а затем официально подтвердил просьбу, когда его стали уговаривать остаться на своем посту. Пробыл он на нем всего несколько месяцев, с декабря 93 по апрель 94 гг. «Наша власть, — утверждал он в 94 г., — лишена нравственной основы <…> единственная задача окружающих Ельцина — ежедневная демонстрация своих верноподданических чувств». Сам Ельцин «не вышел за рамки методов секретаря обкома партии <…> считая, что удара кулаком по столу достаточно, чтобы повернуть страну».
Многое из того, что я рассказываю о периоде Ельцина непосредственно к цензуре, казалось бы, отношения не имеет. Полагаю, что это не так. Относительная свобода слова при нем сохранялась. Даже Трегубова, не столь уж снисходительная к Ельцину, не может не признать «единственного бесспорного ельцинского завоевания — свободы слова» (93). В какой-то степени она права. Отношения Ельцина и Путина к СМИ существенно отличаются. При первом более или менее благополучно: существовали прикрытые Путиным телеканалы. Ставились «Куклы», где изображался Ельцин в карикатурном виде, жалким и нелепым. Допускалась кое-какая критика. Но о свободе слова вряд ли можно было говорить. Власти, тем или другим способом добивались, чтобы шла та информация, в которой они заинтересованы. Другое дело — те популистско- демагогические заявления, с которыми выступал президент, особенно в первые годы правления (берите столько власти, сколько пожелаете и сможете осуществить; никакой цензуре вы подвергаться не будете и т. п.). Следует помнить о нескольких обстоятельствах. Первое: гласность ввел всё же на Ельцин, а Горбачев. Именно при нем была отменена цензура, перестал существовать Главлит. Ельцин сохранил горбачевские нововведения, много говорил о свободе слова, не ужесточал контроль над СМИ, относился к ним терпимо, но никаких коренных изменений к лучшему в этой сфере при нем не произошло. Второе: в это время не было существенного противостояния между СМИ и властью. Медиа-магнаты, Березовский, Гусинский, другие поддерживали Ельцина. Именно они сыграли важную роль в переизбрании его в 96 г. на следующий срок. Поддерживали президента и демократы. Так что особенно и не было кого «подавлять». Когда же появлялись опасные конкуренты, претендовавшие на пост президента (объединение «Отечество» Лужкова — Примакова), власти отлично сумели организовать на телевидении их травлю (выступления на первом телеканале С. Доренко, нападки на Лужкова, грубые до неприличия). Третье (самое главное): в целом, несмотря на исключения, разные точки зрения, полемику и т. п., СМИ создавали в общем благополучную, приукрашенную картину российской действительности, весьма отличающуюся от того, что было на самом деле. В таком ключе освещались и наиболее важные события, о которых мы выше говорили. Такое изображение от СМИ и требовалось. Ни в коем случае нельзя утверждать, что средства массовой информации при Ельцине стали свободными и подлинно независимыми, соответствующими тем требованиям, о которых шла речь осенью 1991 г.
Не станем подробно останавливаться на деталях, на том, что почти не сообщалось о состоянии здоровья президента, об его инфарктах, об отношении к алкоголю (скажем вежливо), о том, что в 96 г. «на царство» выбирали совершенно больного, фактически недееспособного человека; только по слухам, по анекдотам, по западным «голосам» российские люди узнавали некоторые детали поведения Ельцина (как он пи'сал на виду встречающих, выйдя из самолета. Или дирижировал оркестром, или не захотел проснуться на промежуточной посадке, где его ждал премьер-министр одного из иностранных государств). Всё это мелочи, иногда дурно пахнущие. Но они свидетельствуют, что в России (как и в СССР) власть никак обществом не контролируются, ни в мелком, ни в крупном. Трегубова рассказывает о многих подобных деталях. Например, о «Стокгольмском кошмаре» — поездке Ельцына в Швецию в начале декабря 97 г. Там он начал сватать вице-премьера Б. Немцова шведской кронпринцессе Виктории: «какая девушка симпатичная! Надо тебя на ней женить. Пойди познакомься!» Сам притянул к себе Викторию и смачно поцеловал ее (51). На пресс-конференции предложил сократить в два раза атомное оружие, в одностороннем порядке, но причислил к ядерным странам Японию и Германию. Потом перепутал Швецию с Финляндией, объявил, что в 20-м веке она находилась с Россией в состоянии войны. Заговорил о шведских угольных рудниках (мифических), пояснив, что нужно отапливаться не углем, а газом, который Россия продаст Швеции; приказал подготовить договор о газопроводе к 8 часов утра следующего дня. Как тут же на трибуне начал падать. Его едва удержали. И только пресс-секретарь Ястрембжинский сумел сгладить обстановку, всё истолковать наилучшим образом, так что автор сама засомневалась, слышала ли она бред Ельцина. Немцов позднее объяснил, что причина всего — бокал шампанского, который Ельцын слегка пригубил на приеме у короля: у президента проблемы со здоровьем, его «накачивают» какими-то сильно действующими лекарствами, при которых категорически противопоказан алкоголь (50–55).
В аналогичном духе делает Ельцин заявление о необходимости продажи земли во время визита его в Орел в сентябре 1997 г.: «Крестьянин должен быть хозяином своей земли с правом купли и продажи! И пока такого положения в Земельном кодексе не будет, я его не подпишу!» (57). А еще лучше высказывание в Красноярске о Курильских островах: во время неформальной встречи с японским премьер-министром, почувствовав себя царем, Ельцин пообещал тому отдать эти острова Японии; прибежавшие взволнованные японские чиновники спрашивали: «Ваш — нашему острова подарил <…> Он что, серьезно?!». И далее: «А почему я не могу этого сделать?! Я хочу сделать приятное своему другу!» (58). Еще один сказочный анекдот: в своей знаменитой новогодней речи, назначая Путина наследником, Ельцин сказал: «В новый век страна должна войти с новым президентом!». «Дедушку“ просто надули, чтобы отобрать власть: окружение явно внушило ему, что новый век наступает не тогда, когда у всего человечества — 1 января 2001 года, а уже сейчас, 1-го января 2000-го», — пишет Трегубова… Всё это попахивает «байкой», но знаменательно, что такого рода «байки» связываются как раз с именем Ельцина.
