Антисоветская блокада и ее крушение - Валерий Александрович Шишкин
Переговоры в Копенгагене 7–9 апреля 1920 г. с представителями Верховного экономического совета от Англии и Франции показали, что последние не имеют никаких серьезных полномочий от своих правительств. Советские делегаты сообщили о платежных средствах, которыми располагало правительство РСФСР для внешней торговли, и поставили ряд конкретных вопросов для выяснения позиции западных держав: является ли отказ от блокады полным и окончательным, может ли Советская Россия торговать с нейтральными странами, какие правовые основы будут установлены для советских внешнеторговых организаций или Центросоюза, если Советское правительство останется непризнанным, и т. п.{415} Никаких ответов на эти вопросы получено не было, и, видя бесплодность дальнейших общих рассуждений, Л. Б. Красин 21 апреля 1920 г. направил телеграмму на имя председателя союзной конференции в Сан-Ремо, где заседали в это время главы правительств Англии, Франции и Италии. В ней указывалось на необходимость «формального соглашения с союзными правительствами об устранении препятствий, стоящих на пути к возобновлению товарообмена с Россией и Украиной».{416}Ответ Красину за подписью председателя конференции итальянского премьера Нитти, принятый в Сан-Ремо 26 апреля, вновь по существу оставлял представителям Верховного экономического совета Антанты лишь «право обсуждать с русской делегацией» различные вопросы, намечать меры, но ничего не решать.{417}Вместе с тем он свидетельствовал о некотором отходе от «кооперативной схемы», поскольку предусматривал новые переговоры «с целью немедленного возобновления торговых сношений… через посредство кооперативных организаций либо иными способами». Местом встречи избирался Лондон.{418}
За полтора месяца, проведенные кооперативной делегацией в Стокгольме и Копенгагене, ее члены сумели хорошо использовать этот короткий срок для установления торговых связей, заключения соглашений и сделок как с кооперативными организациями ряда стран, так и с отдельными фирмами.
В Стокгольме между шведским министром иностранных дел и Л. Б. Красиным было заключено особое соглашение, имевшее форму обмена письмами. В письме от 14 мая 1920 г. Пальмшерна выражал согласие шведского правительства на взаимный обмен торговыми делегациями (от РСФСР — Центросоюза, от Швеции — Всеобщего экспортного объединения). Члены делегаций наделялись определенными правами (пересылка дипломатической почты, свобода почтово-телеграфных сношений, право шифра и т. д.). Шведское правительство гарантировало неприкосновенность ввозимых советской стороной товаров и золота в размере, предусматриваемом договорами.{419}
Договор с концерном шведских фирм от 15 мая предусматривал размещение заказов на самые разнообразные изделия шведской промышленности общей стоимостью в 100 млн. крон. Основным условием было внесение советской стороной депозита золотом на сумму 25 млн. крон в ряд шведских банков в качестве гарантии (заказы первой очереди). Второй договор представлял собой предварительное соглашение на поставку в Советскую Россию тысячи паровозов в течение 5 лет и базировался на тех же принципах расчета.{420}
При всей слабости правовых основ договоров от 15 мая, вытекавшей из отсутствия хотя бы отношений де-факто между двумя государствами, эти первые крупные сделки имели очень большое значение для Советского государства. Их реализация позволила получить значительное число промышленных изделий, в которых остро нуждалась Советская Россия. Майские соглашения означали также известный шаг вперед на пути фактического признания Советского государства правительствами западных стран, так как допускаемая на продолжительный период в Швецию делегация Центросоюза была таковой лишь по названию. На деле же и сами договоры заключались с Советским правительством, и эта делегация была не чем иным, как его торговым представительством. С мая 1920 г. на основании договора с концерном шведских фирм в Стокгольме стала действовать миссия Наркомвнешторга во главе с проф. Э. Ф. Юоном.{421} Некоторые сделки были заключены также с представителями деловых кругов Норвегии и Дании. 8 апреля было заключено соглашение с представителями итальянского кооперативного института. Кроме того, было принято решение направить в Италию представителя делегации для изучения рынка и установления постоянной связи с этим институтом.{422}
Перспективы возобновления торговли между Советской Россией и рядом союзных или нейтральных стран побудили и правительство Германии предпринять некоторые шаги в этом направлении. Советская миссия по делам военнопленных в Берлине во главе с В. Л. Коппом с мая 1920 г. получила возможность закупать и отправлять различные товары в Советскую Россию: к августу она заключила 15 сделок, в основном на медикаменты и сельскохозяйственные машины. К концу года миссия закупила товаров на 300 млн. марок.{423}
Однако все это были лишь самые первые шаги на пути преодоления блокады и возобновления торговли в весьма ограниченных размерах, лишь с малыми или нейтральными европейскими странами и отчасти с Германией. Но даже и на позиции этих стран сказывалась политика экономической блокады, которую продолжали проводить в скрытой форме по отношению к Советской России державы Антанты. До полного урегулирования отношений на основе признания РСФСР де-факто хотя бы с одной из них — Великобританией — покончить со старым курсом в «русском вопросе» было невозможно.
Об этом со всей очевидностью свидетельствует крайне медленно и непоследовательно осуществлявшаяся союзными государствами линия в отношении отмены морской блокады.
Политика военно-морской блокады, несмотря на временные послабления, фактически продолжала оставаться в силе на. Балтике почти весь 1920 г., а на Черном море захватила и начало 1921 г. Прежде всего ход военных действий на фронтах гражданской войны далеко не сразу позволил вернуть основные торговые порты Советской России и их акватории. Пользование Петроградским портом и беломорскими гаванями стало возможным лишь в феврале — марте, портами Азовского, западной и кавказской части Черного моря, а также Каспийского — весной 1920 г. Крымское побережье стало доступным только в ноябре — декабре» Однако выход к морю на юге страны благодаря успешному наступлению Красной Армии сам по себе не означал возможности открыть торговое мореплавание. Для этого нужна была уверенность в полной ликвидации союзниками морской блокады. Между тем правительства Англии, Франции и других государств явно не торопились с отказом от ее применения.
В ответ на запрос эстонского представителя в Beликобритании от 28 января 1920 г., выразившего озабоченность, не явится ли предполагаемое заключение договора с Советской Россией препятствием для нахождения британского флота в эстонских территориальных водах, лорд Керзон 20 февраля успокоительно заметил, что вопрос о продолжении присутствия военно-морских сил Англии в этом районе еще обсуждается с Адмиралтейством и решение будет сообщено правительству Эстонии. Что же касается возможного решения, то оно было предопределено позицией самого Форин оффиса, который в тот же самый день, 20 февраля 1920 г., направил в Адмиралтейство письмо, предлагая оставить без изменений морскую
