На границе Великой степи. Контактные зоны лесостепного пограничья Южной Руси в XIII – первой половине XV в. - Леонид Вячеславович Воротынцев
Следует отметить, что освоение русским земледельческим населением приречных участков в ордынскую эпоху проходило параллельно с хозяйственным использованием кочевым населением ордынских улусов степных участков речных водоразделов. Такое разделение хозяйственной деятельности по ландшафтному признаку позволяло поддерживать в целом малоконфликтные отношения между различными этническими общинами региона[680]. Северная граница половецких (позднее ордынских) кочевий являлась достаточно стабильной на протяжении XII–XIV вв. и проходила на правобережье Дона от среднего течения р. Оскол к р. Дон несколько южнее Тихой Сосны. К востоку от Дона ордынские кочевья занимали лесостепные районы междуречья Битюга и Савалы, а также степные участки Прихоперья.
Значительную роль в процессе заселения русскими земледельческими общинами бассейна Дона сыграло и вхождение Среднего Подонья в административно-территориальную систему Улуса Джучи. Данный фактор обеспечивал относительно стабильную и безопасную жизнь переселенцев, а также давал дополнительные возможности для реализации излишков сельскохозяйственного производства.
Особенностью поселенческой структуры Верхнего и Среднего Подонья в золотоордынскую эпоху является незначительное количество на этой территории укрепленных населенных пунктов (городищ), которые могли бы являться административными и экономическими центрами для сельской округи. Ряд древнерусских городищ (Семилукское, Ключевское, Романовское, Архангельское, Долговское, Стрешневское), функционировавших на территории вышеуказанного региона в домонгольскую эпоху, прекращают свое существование во второй половине XIII в. Исключение составляют Лавский археологический комплекс и позднее г. Елец, структурно объединявшие около 50 селищ, расположенных преимущественно на левобережье р. Быстрая Сосна, в междуречье Воргла и Пальны[681], также древнерусское поселение Устье-3, вероятно являвшееся административным центром для русских поселений ближайшей сельской округи.
Поэтому преобладающей поселенческой моделью для указанного региона являлось образование малодворными, небольшими по площади (от 0,1 до 1 га) селищами хуторского типа локальных групп, являвшихся территориальными общинами. Эти общины образовывали, в свою очередь, так называемые «кусты» и более крупные группы концентрации памятников (ГКП)[682], являвшиеся, вероятно, административно-фискальными единицами (сотнями) в составе ордынских улусов. Центрами административного управления на этих территориях являлись, по всей видимости, наиболее крупные неукрепленные поселения, являвшиеся одновременно и торгово-ремесленными центрами.
К таким поселениям можно отнести в первую очередь селище Каменное (на р. Матыра), расцвет которого приходится на вторую половину XIII–XIV в., а также Шиловское поселение, располагавшееся в нижнем течении р. Воронеж[683].
О достаточно интенсивных этнокультурных и торговых контактах местного земледельческого населения с жителями ордынских улусов свидетельствуют археологические находки на территории древнерусских поселений, расположенных в бассейнах Дона и его притоков. Так, на центральной усадьбе селища Каменное (на р. Матыра) были обнаружены фрагменты поливной ордынской керамики, тюркские наременные накладки и украшения ордынского круга древностей[684]. Культурный слой Шиловского поселения, располагавшегося в нижнем течении р. Воронеж, также насыщен предметами ордынского производства – керамикой, монетами, украшениями, чугунными котлами и оружием[685].
Следует отметить, что данные находки могут служить свидетельством не только экономических связей, но и быть маркером совместного проживания на вышеуказанных поселениях как славянского, так и тюркоязычного населения, а также представителей ордынского служилого чиновничества. О достаточном наличии таковых на территории Среднего Подонья (Червленого Яра) в первой половине XIV в. свидетельствуют тексты грамот московских митрополитов Феогноста и Алексия, обращенных не только к служителям Русской православной церкви («…къ игуменомъ и къ попомъ…»), но также к сотникам, боярам и баскакам, по всей вероятности осуществлявших административное управление общинами оседлого населения Червленого Яра[686].
Несколько иная структура расселения во второй половине XIII–XIV в. сложилась в междуречье Днепра и Дона. После монгольского нашествия южные, лесостепные районы Киевского и Черниговского княжеств, а также территория Переяславской земли входят в состав ордынских улусов.
Прохождение монгольских туменов по территории Среднего Поднепровья в 1239–1240 гг. нанесло региону значительный демографический и материальный урон. Вместе с тем, как показывают результаты археологических исследований региона, проведенные в 60—70-х гг. XX в. В.О. Довженком, большинство древнерусских поселений Киевщины, в различной степени пострадавших в результате нашествия, были в достаточно короткие сроки восстановлены и продолжали функционировать вплоть до конца XIV – начала XV в.[687] Такие города на р. Рось, как Корсунь, Канев, Треполь и др., не прекращали своего существования вплоть до конца XV в.[688]
Аналогичным образом, несмотря на ряд неблагоприятных военно-политических и экономических факторов рубежа XIII–XIV вв. (междоусобной войны в Улусе Джучи[689], временного упадка торговли по Днепровско-Черноморскому торговому маршруту), Киевская земля продолжала сохранять статус одного из наиболее густо заселенных и урбанизированных регионов Древней Руси и в период ордынского владычества.
Данные, полученные в результате археологических исследований территории Среднего Поднепровья, отмечают достаточно плотное заселение Киевщины во второй половине XIII–XIV в., а также продвижение славянского населения в сторону Степи[690]. Согласно данным «Списка русских городов дальних и ближних», городскую округу Киева в конце XIV – начале XV в. составляли многочисленные населенные пункты, включавшие в себя города Мирославлицы, Белгород, Василев, Чернгород, Вышгород, Остреченский[691]. С большой долей вероятности можно предположить их существование и в более ранний период. Плотной заселенности региона способствовала как военно-политическая стабильность на протяжении большей части XIV в., так и прохождение через эти земли ряда сухопутных и речных торговых маршрутов.
Включение земель Переяславского княжества в территориальную структуру Золотой Орды не вызвало значительной трансформации поселенческой структуры в междуречье Трубежа и Сулы. Большая часть древнерусских городищ в бассейне Сулы, возникших еще в домонгольское время, продолжают свое существование и в ордынскую эпоху. Согласно результатам археологических исследований, многие переяславские городища, располагавшиеся в бассейнах Сулы и Псёла, после монгольского нашествия утратили функции оборонительных пунктов, однако сохранились в качестве селищ в период ордынского владычества[692].
Некоторое представление о структуре административного управления данным регионом в золотоордынскую эпоху может дать рассмотрение трех групп древнерусских памятников, расположенных в лесостепных районах Посулья, а также в среднем и нижнем течении рек Ворсклы и Псёла.
Первая группа поселений, в среднем течении Сулы, представляет собой плотно заселенный земледельческим населением район, находившийся под административным управлением ордынских чиновников. О присутствии на территории этих населенных пунктов представителей ордынской администрации свидетельствует находка бронзовой пайцзы в районе Лубен[693].
Вторая группа древнерусских поселений локализуется в нижнем течении Псёла и Ворсклы, находясь в непосредственной близости от ордынских кочевий и населенных пунктов[694]. По всей вероятности, административным центром этого района могло являться крупное ордынское поселение в устье Ворсклы. О важном значении этого населенного пункта свидетельствует располагавшийся рядом с ним ордынский некрополь с двумя мавзолеями, в которых были захоронены представители кочевой аристократии, принявшие ислам. Находка на территории поселения обломка серебряной пайцзы дает основание говорить о нем как о месте
