Екатерина Останина - Фантасмагория смерти
В это же время группу добровольцев-патриотов, рыскавших в окрестностях Кастильона, привлек звук пистолетного выстрела. Взглянув на поля, они увидели двух людей, бежавших в сторону видневшегося вдалеке леса. За ними бросились в погоню, но не догнали, зато нашли третьего, лежавшего на земле без движения, истекавшего кровью, но еще живого, хотя и утратившего способность говорить.
Осмотрев этого человека, пытавшегося застрелиться, они обнаружили на его белье метки: две буквы – «Р» и «Б». Сыщик решил немедленно приступить к допросу и спросил пострадавшего: «Ваша фамилия Бюзо?». В ответ на это несчастный только слабо покачал головой. «Тогда, быть может, вы – Барбару?» – и неудачливый самоубийца кивнул. Хотя Барбару уже умирал, его срочно перевезли в Бордо, где и гильотинировали.
Что же касается двух беглецов, так удачно скрывшихся от погони, то ими, как оказалось впоследствии, были Бюзо и Петион, также осужденные жирондисты. Их все же нашли, но только через несколько дней. Оба были мертвы, и, видимо, достаточно давно. Отчего они погибли, так никогда и не станет известным: возможно, замерзли, и к тому же им совершенно нечего было есть. Не исключено, что они сами решили прекратить свои страдания. Записка, составленная санкюлотами, представляется маловразумительной. Буквально она звучит следующим образом: «Трупы Петиона и Бюзо были найдены невероятно обезображенными. Их уже наполовину съели черви и окрестные собаки. Что же касается их кровожадных сердец, то они стали пищей для диких зверей».
Охота на жирондистов продолжалась. Двое из них, Лидон и Шамбон, будучи обнаруженными жандармами, решили продать свои жизни как можно дороже. Лидон успел убить троих из нападавших на него патриотов, а потом, видя, что силы слишком неравны, застрелился. Шамбон при этом находился рядом, в риге. Увидев, как к его убежищу приближаются жандармы, он пустил себе пулю в лоб. Еще один жирондист, по фамилии Ребекки, не имея в руках оружия, при нападении на него карателей предпочел утопиться в реке.
Иногда «приключения» жирондистов представляли собой настоящую драму. В этом отношении показателен пример Луве, который, будучи, как и все прочие его соратники, изгнанным, скитался по лесам, стараясь передвигаться главным образом ночью, избегая деревень, где каждый мог его выдать, и отдыхая днем в потайных местах. Этот человек никогда не расставался с большой дозой опиума.
Пытаясь пробраться к Орлеану, Луве забрался в воз с соломой, который, однако, на заставе был задержан санкюлотами. Начался обыск повозки, который показался Луве бесконечным. Пока шел обыск, Луве, затаив дыхание, уже вставил себе в рот ствол пистолета – штуцера с коротким стволом. Этот пистолет был заряжен четырьмя пулями и картечью, да к тому же еще устроен таким образом, что после выстрела из него выбрасывался штык. Луве держал палец на спусковом крючке, готовый нажать его в любую минуту, едва только его присутствие будет обнаружено. Кроме того, на случай неудачи, он надеялся, что даже в случае поимки сумеет улучить секунду, чтобы принять яд, спрятанный на теле так хорошо, что обнаружить его смогли бы лишь в том случае, если бы захотели раздеть арестованного донага.
Наиболее громким самоубийством времен революционного террора стала трагическая смерть известного математика и философа Кондорсе. После революции он примкнул к партии Жиронды и после ее падения был признан вне закона. Тем не менее Кондорсе не бежал из Парижа, подобно прочим своим товарищам, надеясь на заступничество монтаньяра Мон-Блана, с которым проживал в одном доме и состоял в теплых, дружеских отношениях. Мон-Блан и в самом деле предпринимал все возможное, чтобы спасти голову Кондорсе, но и он не был всесилен.
Однажды Кондорсе получил анонимное письмо, в котором неизвестный благодетель предупреждал, что готовится его арест, а потому было бы разумнее сменить убежище и перебраться к академику Сюарду в Фонтене-о-Роз. Не на шутку испуганный Кондорсе так и поступил, однако по дороге подумал, что и это его новое укрытие может быть обнаружено, а подвергать опасности жизнь своих друзей он не хотел. Потому в тяжких сомнениях и раздумьях Кондорсе остался в Кламарском лесу, где его и нашел отряд патриотов, не знавших покоя ни днем, ни ночью и обыскивавших все окрестности в поисках врагов.
При аресте Кондорсе предпочел не называть своего настоящего имени. Так, под вымышленным именем, он и попал в тюрьму. Когда тюремщик зашел к нему в камеру на следующий день, Кондорсе уже был мертв: он проглотил пилюлю с сильнейшим экстрактом белладонны и опиума, которую постоянно носил при себе.
Самоубийства совершали даже министры нового правительства, и причин у них для этого было множество. Существует версия, что, например, министр внутренних дел Ролан покончил с собой, поскольку не мог пережить смерть своей жены, погибшей на эшафоте. Неизвестно, какие причины для столь отчаянного поступка руководили этим человеком. Их можно назвать множество: например, угрызения совести, ведь он не сделал всего, что мог, чтобы предотвратить позорную смерть госпожи Ролан.
Правда, господин Ролан являлся ее мужем только официально, и отношения этой пары скорее напоминали отношения отца и дочери: ведь министр знал, что его супруга является верной подругой жирондиста Бюзо. В этом случае отцовское отчаяние тоже можно понять. Было и третье обстоятельство, как представляется, не менее важное: этот человек мечтал о восстановлении королевства во Франции, но видел, что время террора отнимает у него последние проблески надежды на это и он не в силах ничего изменить из того, что должно произойти неизбежно.
Впрочем, для самоубийства редко существует лишь одна причина. Как правило, подобных причин много, и действуют они, вместе взятые. Известно, что перед казнью мадам Ролан произнесла: «Когда мой муж узнает о моей смерти, он покончит с собой». Таким образом, ее слова полностью оправдались. Едва узнав о казни супруги, Ролан, никому не сказав ни единого слова, покинул дом и отправился в лес неподалеку от Бодуэна. Выйдя на безлюдный проселок, он закололся кинжалом.
Только через две недели Конвенту стало известно, что министр внутренних дел Франции погиб, и то – это произошло совершенно случайно. Один из народных представителей, откомандированный в департамент Нижняя Сена для борьбы с врагами революции, нашел на дороге неизвестного человека, заколовшегося кинжалом, о чем и составил записку правительству: «Некий человек был обнаружен мертвым на большой дороге, что между Парижем и Руаном».
Опознать труп удалось только благодаря мяснику Лежандру, который категорически заявил, что данный самоубийца является не кем иным, как министром внутренних дел Франции Роланом. После этого были обысканы карманы погибшего, где обнаружились четыре документа, в которых министр подробно описывал собственную жизнь и чувства, владевшие им перед самоубийством.
Там же Ролан излагал некоторые пророчества относительно будущего страны. Естественно, что Национальному Конвенту эти откровения, единственно искренние, поскольку писались перед уходом в вечность, показались более чем крамольными. О чем именно писал Ролан, по сей день остается неизвестным, зато широкую огласку получила записка, составленная членами Конвента. Итог данного опуса, претенциозный и напыщенный, звучал буквально следующим образом: «Национальный конвент, быть может, признает нужным водрузить на его могиле столб с надписью, возвещающей потомству трагический конец порочного министра, развратившего общественное мнение, дорогой ценой купившего славу добродетельного человека и бывшего вожаком преступного заговора, имевшего целью спасти тирана и истребить республику».
Впрочем, некоторые историки полагают, что предсмертная записка министра Ролана содержала строки приблизительно следующего содержания: «Совершая самоубийство, я не испытываю страха. Это чувство скорее можно назвать негодованием, и последней каплей моего терпения стало известие об ужасном убийстве моей жены. Я понял, что не в силах более жить на земле, насквозь пропитанной кровью и навсегда оскверненной многочисленными преступлениями».
Таков был конец Жиронды, но не избежала самоубийственной эпидемии и партия террора – Гора. Пусть некоторые полагают, что таким образом эти люди искупали свои страшные грехи перед несчастным народом Франции, но все же более разумным представляется рассуждение на данную тему Малле дю Пана, который, оглядываясь на долгий и кровавый путь, пройденный Великой французской революцией, так охарактеризовал основное настроение, жившее в душах большинства людей того времени: «Казалось, Францией управляют события, а вовсе не люди; последних же лишь влекла непреоборимая сила неожиданных, непредвиденных и чисто роковых обстоятельств».
Итак, после жирондистов настал черед сторонников Горы, и их список не менее длинен. Так, исторические сводки сухо сообщают, что 26 сентября 1793 года один из депутатов департамента Устья Роны Пьер Бейль неожиданно для всех решил свести счеты с жизнью, заколовшись кинжалом. Прочие прежние сильные мира сего, а ныне заключенные прибегали к некоторым другим способам. Например, содержавшийся в тюрьме Плесси бывший депутат Осселен, не имея под рукой ничего иного, воткнул себе в грудь длинный гвоздь. Подошедшее через некоторое время начальство тюрьмы вело долгую дискуссию, каким образом им следует поступить с этим гвоздем. После долгих совещаний было решено оставить все как есть и таким образом сделать более долгими предсмертные мучения несчастного.
