Александр Свечин - Клаузевиц
«Я ненавижу эту терминологию, с помощью которой стремятся подвести частный случай под какие-то общие и необходимые нормы. Стратеги употребляют эти термины, как будто они представляют алгебраические формулы, непреложность которых доказана, и которые приводятся для краткости вместо изначальной истины. Однако, эти термины… представляют собой туманные и шаткие выражения, об истинном смысле коих надо еще расспросить. Таковы они не случайно… изобретающие их лица находят вполне естественным предоставить им известный разлет».
Клаузевиц являлся до такой степени врагом этой темной терминологии (свобода действий армии, ключ страны, командующая местность и пр.), что самое слово «стратег», которое Клаузевиц применял по адресу лиц, злоупотреблявших терминологией, получило в его устах обидное значение, близкое к понятию шарлатана. Ближайшие за Клаузевицем поколения писателей даже опасались ставить слово «стратегия» в заглавиях своих трудов.
Самое интересное в этих письмах — это указание на двойственный облик войны (сокрушение и ограниченная цель) в зависимости от политической обстановки и цели, откуда вытекает необходимость подходить к оценке обстановки на войне с совершенно различными мерками. Под таким углом зрения Клаузевиц собирался, но не успел, переработать весь свой труд по стратегии. Клаузевиц выдвигает также оборону, как не только логический исходный пункт стратегии, но и как форму, с которой стратегическая мысль должна начинать свою работу на практике. Даже при наступлении, первое, из чего необходимо исходить, это — прикрытие сбора сил, т. е. оборона[21].
В политических взглядах Клаузевица, отраженных за годы реакции в многочисленных записках, можно усмотреть значительные шатания и регресс, который становится особенно заметным в 1830 году, в момент революции во Франции, Бельгии и Польше. Эти политические колебания Клаузевица заключались в том, что при несомненном наличии у него отхода от передовых политических взглядов и боязни революции он все же чувствовал, что героическая пора его жизни тесно связана с работой Шарнгорста и либеральными реформами, которым угрожала опасность быть смытыми крайней реакцией. Либерализм, по его мнению, это — расширение базиса социальной жизни, необходимое условие могущества государства, предпосылка развертывания и объединения всех сил, имеющихся в стране. Клаузевиц признает, что французская революция создала много хорошего. Конечно, абсолютное совершенство недостижимо. Но ряд революционных нововведений со временем стал совершенно необходимым, и никакой политический Архимед не сможет вернуть общество к состоянию, в котором оно находилось до 1789 года. Лишь бы реакционеры не поломали государственной машины, стараясь вернуть ее в прежнее положение. «Возвращение наших скверных старых порядков — частично или полностью — вот преследующая меня навязчивая идея (bête noire)», — писал Клаузевиц Гнейзенау 7 ноября 1819 года.
Решительный бой между силами старой и новой Пруссии, с поражением последних, был дан в конце 1819 года по вопросу о ландвере. Талантливейшие ученики Шарнгорста — начальник генерального штаба Грольман и военный министр Бойен — были вынуждены подать в отставку. Точка зрения реакции была высказана министром полиции Витгенштейном: «вооружать народ — это значит организовывать сопротивление авторитету власти, разорять финансы, даже наносить удар христианским принципам Священного союза». Командир гвардейского корпуса, герцог Мекленбургский, полагал, что «лучше ослабить Пруссию, чем старый режим». Тупой прусский король Фридрих-Вильгельм III называл ландвер «поэтической идеей», «химерой». А мы уже знаем по опыту докладов Гнейзенау в 1811 году, что «поэзия» в устах этого жалкого Гогенцоллерна являлась самой язвительной отрицательной оценкой.
С другой стороны, вождь свободомыслящих южной Германии, профессор Фрейбургского университета Карл Роттек, выступил с трудом, превозносившим заслуги ландвера в 1813 году. Постоянная армия — это только забава для монархов и актеры для парадов. Роттек выдвинул требование добиваться полной замены регулярных войск ландвером (народной милицией), державшееся целое столетие в программах всех демократических партий.
Если Клаузевиц в этом решительном столкновении с силами реакции высказывал весьма умеренные взгляды и держался не так пылко, как его бывшие единомышленники по кружку реформы, все же он не изменил им. Хотя Клаузевиц печально замечает, что канцлер Гарденберг очень постарел и стал податлив реакционерам, но все же 17 декабря 1819 года пересылает ему через Гнейзенау докладную записку (мемуар) о ландвере. Чтобы правильно оценить политическую позицию этого мемуара, следует помнить, что он был написан в период строжайших репрессий против студенчества после убийства Коцебу, информатора Александра I. В это время прусский король награждал орденами фальсификатора истории Шмальца, говорившего, что в 1813 году прусский народ стал вооружаться, движимый исключительно верноподданическими чувствами, и епископа Эйлерта, который оправдывал прусского короля, нарушившего свое обещание ввести конституцию, данное в момент, когда предстояла новая борьба с внезапно вынырнувшим с острова Эльбы Наполеоном: «Король поступил, как мудрый отец, который, тронутый любовью своих детей, в день своего рождения или выздоровления идет на встречу их пожеланиям, но затем спокойно их переиначивает».
Записка Клаузевица гласит: конечно, предоставляя гражданскому населению организоваться по-военному, обзавестись офицерами и арсеналами, мы тем самым даем народу значительную мощь, которой он может и злоупотребить. Как раз теперь носится бунтарское поветрие, и в случае открытого выступления будет не легко, исчерпав все средства убеждения, с оружием в руках заставить бунтовщиков разойтись по домам. И все же необходимо сохранить ландвер. Истинным оплотом правительства является не разоружение народа, но честная и мудрая политика, которая будет поддерживать преданность династии как в регулярной армии, так и в ландвере и народе. Пусть правительство соберет около себя представителей нации, которые явятся опорой и друзьями трона, подобно тому, как английский парламент является союзником королевской власти. Опираясь на это собрание, правительство сможет оказать энергичный отпор смутьянам, если таковые явились бы. С другой стороны, какие выгоды даст упразднение ландвера? Абсолютно никаких; оно нисколько не помешает революционным идеям охватить регулярную армию. Это уже имело место во Франции в 1789 году, когда королевская армия, под дуновением революции, растаяла и исчезла, как исчезает весной снег. При этом упразднение ландвера из страха перед ним приведет к потере доверия, имеющегося в народе по отношению к правительству. Наконец, без ландвера Пруссия, окруженная завистниками и врагами, окажется открытой иностранному нашествию. За свой страх перед мечом Пруссия погибнет от меча же. В Пруссии сейчас военное напряжение доведено до крайности, это необходимость, не оставляющая никакого выбора. Существование Пруссии требует мощного воинского духа и реальных сил. «Многие хотели бы теперь изгладить всякое воспоминание о реформах и вернуться к армии 1806 года. Но пусть они поставят этот вопрос перед своей совестью. Они почувствуют, в какой мере было бы преступно и легкомысленно уничтожить новую военную систему, выносившую в 1813, 1814 и 1815 гг. славные судьбы Пруссии, как боевая колесница, в которой скачет богиня победы».
Как легко может усмотреть читатель, в весьма умеренных взглядах Клаузевица, конституционного монархиста, политические и военные вопросы тесно связывались, и защищая ландвер, Клаузевиц требовал и конституции. Новую прусскую армию, созданную на основе всеобщей воинской повинности, Клаузевиц действительно ставил гораздо выше старой. Еще в мае 1815 года он писал Марии: «какая сила, жизнерадостность и юность в нашей теперешней армии, и какой горестной и жалкой являлась пережившая себя старая армия». Спор о ландвере, как известно, был решен королем полумерой: ландвер был сохранен на бумаге, но обескровлен и умален.
В последние годы жизни Клаузевиц трижды разрабатывал план войны Священного союза с революционной Францией[22]. Эти планы впоследствии легли в основу планов Мольтке для борьбы с Францией и представляют значительный исторический интерес. Составление первого плана относится к 1828 году. Клаузевиц стоит на точке зрения постановлений Аахенского соглашения 1818 года Англии, Пруссии, Австрии и России об одновременном выступлении сил коалиции в случае рецидива революции во Франции. Этот план включен в капитальный труд (конец 8-й части), как пример плана войны, рассчитанного на сокрушение противника.
Союзники, даже без России, могли бы выставить 750 тысяч войск, количество, настолько превосходящее силы Франции, что для нанесения решительного удара нет надобности привлекать русскую армию. Центр тяжести французского государства заключается в его вооруженных силах и Париже. Отсюда конечная военная цель коалиции — разбить в одном или нескольких генеральных сражениях французскую армию, отбросить ее за Луару и захватить Париж.
