А Волков - Зодчие
Этим летом дела привели Луку Сердитого в Тулу, где охотник бывал и раньше. По тревоге Лука Сердитый снял со стены лук и колчан со стрелами, подвесил к поясу нож и присоединился к потоку стремившихся на стены.
Рядом с олончанином оказался знакомый купец.
- Лука, и ты туда ж? - удивился купец. - Тебе что за неволя чужой город защищать?
- Вот дурак! - рассердился охотник. - Мне русские города все свои!
На стене Лука проявил большую распорядительность: с полным знанием дела расставил ратников у бойниц, указал каждому участок обстрела, чтобы соседние лучники не поражали одну и ту же цель. Лука проверил оружие, иным подтянул тетиву у лука, осмотрел стрелы, приказал подточить железные наконечники.
Защитники в суровом спокойствии ждали первого приступа. Он начался около девяти часов утра.
Татары тучами с неистовым визгом и ревом побежали к стенам; многие тащили осадные лестницы.
Грянули выстрелы городских пушек, но ядра, хоть и убивали по нескольку человек, бессильны были остановить плотную массу врагов: слишком много времени уходило на перезаряжание пушек. Редко хлопали пищали; ружейный огонь тоже оказался малодейственным.
Зато лучники производили огромные опустошения среди врагов. Хороший стрелок делал пятнадцать-двадцать выстрелов в минуту, лишь бы хватало стрел. А стрел туляки запасли много: недаром сидели за их заготовкой в долгие зимние вечера, когда за окошками выла вьюга и татарское нашествие казалось таким далеким, маловероятным.
Мальчишки шныряли под ногами лучников с пучками стрел, звонко выкрикивали:
- Кому стрелы надобны? Дяденьки, отзывайтесь, кому стрел?..
В наступавших неприятельских толпах чуть не каждая стрела находила цель. От стрелы, спущенной с тугой тетивы, не всегда спасала и кольчуга: на расстоянии в пятьдесят-сто шагов стрела пробивала толстую дубовую доску.
Большие потери не остановили стремительный бег татар. Тысячи их добрались до стен и здесь очутились в сравнительной безопасности: им угрожали только выстрелы с выступающих вперед башен, а в башнях было не много бойниц.
Под стенами татары навели порядок в своих рядах, подняли лестницы. По лестницам устремились враги.
На голову нападающих лилась кипящая вода, горячая смола, обожженные скатывались с диким воем, сшибали нижних, на смену им карабкались новые. Огромные камни сваливались со стен, круша и ломая лестницы...
Напряжение боя росло; в том и другом стане никто не думал о собственной безопасности. Единственной целью служила победа, пусть даже ценой жизни.
На участке Провора Костюкова бой разгорелся особенно сильно. Больше дюжины лестниц установили здесь татары - огонь и камни уничтожили большую часть. Но в двух или трех местах татарские головы показались над стеной, враги готовы были ворваться.
К одной из осадных лестниц рванулся невысокий дюжий парень с широченными плечами.
Рявкнув соседу, такому же крепышу, как сам он "Епифан, сдержишь меня за ноги?", парень упал на край стены, схватил облепленную татарами лестницу и напряг мускулы - сбросить ее назад. Двое верхних ударили богатыря чеканами151 по шлему, тот лишь мотнул головой, точно его укусили оводы. Могучее усилие - и лестница качнулась и упала, убивая и калеча висящих на ней людей.
Молодой богатырь и сам слетел бы с лестницей, если бы Епифан не удержал его на стене.
Одобрительные крики приветствовали подвиг силача:
- Ай да Васютка! Ай да Дубас!
Василий Дубас и Епифан Бердяга бросились ко второй лестнице, опрокинули и ее. С третьей устрашенные татары посыпались сами.
Приступ на этом участке был отбит Шум битвы начал стихать повсюду. Враги отступили, оставив под стенами тысячи трупов.
Потери туляков были меньше, но при малой численности защитников имели серьезное значение. Раненых унесли в город. Те, кто мог держаться на ногах, остались на стене. Убитых сложили внизу, под стеной: если город устоит, им устроят христианское погребение. Теперь же, когда каждая рука на счету, мертвецы могли подождать: попы стояли в рядах защитников родной Тулы.
Провор Костюков, раненный в плечо стрелой, потерял много крови. Хоть он и не оставил стену, но не мог больше руководить боем; преемником Провор назначил Луку Сердитого. Белоглазый олончанин был доволен полученным назначением.
Двух силачей - Василия Дубаса и Епифана Бердягу - Лука решил сделать десятниками вместо выбывших из боя. Парни предстали перед начальником со смущенно гордыми лицами.
Скупо похвалив их, Лука сказал о новом назначении. Епифан пошел к своему десятку, а Василий переминался с ноги на ногу.
- Чего нейдешь?
- Нет моего согласия в десятники...
Лука рассвирепел:
- Вот дубина стоеросовая! Испугался?
- Не гожусь я в начальные люди, - стыдливо усмехнулся Василий.
- Оставь его, Лука, - слабым голосом сказал Провор. - Парень привык других слушаться
- Ну, ступай! - отпустил Василия Сердитый. - Видно, твое дело лестницы сбрасывать!
- А худо я их сбрасывал?
- Хорошо, хорошо! Ты сегодня татар десятка четыре на тот свет отправил!
- А коль доживу до вечера, не то еще будет! - похвалился Дубас и отправился в десяток Бердяги.
Было около полудня. Битва утихла. Противник собирался с силами. Воевода Темкин и тульский владыка обходили стены, ободряя воинов, обещая, что скоро придет помощь.
Отдых был непродолжителен. Заревели турецкие кулеврины, каленые ядра понеслись за городские стены. Девлет-Гирей решил поджечь Тулу, надеясь, что горожане бросятся тушить дома и стены останутся без защитников. Коварный расчет не оправдался, ни один человек не оставил боевого поста.
Дома в городе пылали. Кое-где пожары тушили женщины с помощью детей и дряхлых стариков. Там, где все ушли на битву, огонь распространялся беспрепятственно. Туляки с тревогой смотрели на гибель добра, нажитого тяжелым трудом, но дух их оставался бодрым.
Через час начался новый приступ. Он был отбит, как и первый.
Узнав силу русского оружия, татары подступали с меньшим остервенением. Правда, и силы защитников ослабели: теперь русские понесли более тяжелый урон.
На третий приступ хан Девлет-Гирей бросил отборное войско - султанских янычар, грозных противников в рукопашном бою. Турки шли к стенам неспешно, без криков, и вид их был ужасен: молодцы как на подбор, рослые, сильные, в кольчугах и начищенных латах, блестевших при свете низко спустившегося солнца.
Воевода Григорий Темкин понял, наступил решающий час битвы!
Он послал сзывать всех, кто еще оставался в городе. На стены бежали женщины и подростки, вооружались мечами и копьями убитых и тяжело раненных отцов, мужей и братьев.
Шли на битву древние старики, десятилетия назад в последний раз державшие оружие. Маленькие дети раздували под котлами со смолой огонь, бросали в пламя головни от сгоревших домов.
Бой был страшен. Янычарам удалось во многих местах взобраться на городские стены; но нигде не удалось им одолеть живую стену защитников Тулы. Противники дрались врукопашную: на близком расстоянии бесполезны были пищали и луки. Сверкали мечи, кинжалы, топоры; враги грызлись зубами. Два богатыря - Епифан Бердяга и Василий Дубас - выказывали громадную свою силу. Стоя плечом к плечу, они ломали врагов, разбивали им головы дубинами с тяжелым шаром на конце.
В схватке погиб Епифан Бердяга, проколотый мечом великана-араба, турецкого тысячника в богатейшем вооружении. Разъяренный гибелью друга, Дубас почувствовал необычайный прилив силы: схватив врага, он поднял его над головой, закрутил и швырнул со стены на голову наступающих. Лука Сердитый с немногочисленными остатками сотни воспользовался замешательством татар и турок и сбросил их со стены.
Дорого обошелся бой тулякам: меньше половины защитников осталось в строю, и все они были ранены - исколоты пиками, порублены мечами, оцарапаны стрелами... Но неколебимо стояла русская сила на стенах города, и дрогнули татарские военачальники. Заиграли во вражьем стане карнаи - боевые трубы, давая сигнал к отступлению. Крымцы отошли от города.
* * *
Всю короткую летнюю ночь провели туляки на стенах, боясь неожиданной атаки. В татаро-турецком стане слышались только завывания женщин, оплакивавших покойников.
А на заре в неприятельском лагере началось движение: владельцы шатров и кибиток поспешно грузили имущество на скрипучие арбы. Вражья орда кинулась на юг.
Взоры русских устремились на север, ища разгадки нежданного бегства татар.
На севере, на краю небосвода, клубилась пыль, розовая в лучах восходящего солнца: спешили на выручку русские полки.
- Наши! Наши! - раздались восторженные крики. - Бей недругов! В погоню!
Василий Дубас первым выбежал за городские ворота. Захватив вражеского скакуна, запутавшегося ногой в поводьях, силач помчался за татарами, свирепый и страшный, размахивая дубиной.
