Аглая Топорова - Украина трех революций

Разумеется, подобные тексты приводили в бешенство местную интеллигенцию. И, к сожалению, в тот момент, когда причисляющим себя к интеллигенции нужно было решать, кричать «Хто не скаче, той москаль!» или нет, именно исторические и аналитические тексты, а также имидж — отрицание всего украинского, монархизм, гонорары от пророссиийских политиков — публичных людей из «русского мира», опереться на какие-то не шутовско-кэвээновские, а адекватные мнения о соседстве Украины и России было невозможно. Слишком уж отвратительной и разрушительной для государства стала выглядеть в их глазах сама идея «русского мира» и дружбы с современной Россией.

Да и языковая политика — именно в отношении русского языка — на Украине всегда была крайне острым вопросом.

Язык — враг Украины

Наверное, ни в одной постсоветской стране спустя более двадцати лет после обретения независимости языковой вопрос не стоит так остро и не является предметом таких масштабных политических, культурных и даже бытовых спекуляций, как на Украине. Языковой вопрос называют в числе главных причин отделения Крыма и войны в Донбассе.

Как же так получилось? Почему именно Украина оказалась страной, где проблема государственного языка не только не решилась за годы независимости, но и привела к масштабной цивилизационной катастрофе?

В этой главе я хочу попытаться в этом разобраться. Я постараюсь обозначить точки зрения всех сторон конфликта, пересказать все мифы, связанные с украинизацией и русификацией, и поделиться собственными наблюдениями за взаимодействием русского и украинского языков в политическом, медийном, культурном и бытовом пространствах Киева. И, честно говоря, все стороны этого конфликта стоят друг друга.

Украина — двуязычная страна. Здесь никто не угнетает тех, кто говорит на русском языке. Каждый может общаться на том языке, на котором ему нравится.

Это почти что так. Действительно, диалог, когда один собеседник говорит по-украински, а другой — по-русски, вполне возможен. Так даже часто бывает. Хотя, честно говоря, это безумно неудобно. Но это бытовая ситуация. В любом государственном органе могут потребовать обращения на мове. И беда тут в том, что по-настоящему мову могут не знать оба собеседника — и патриотически настроенный чиновник, и русскоязычный проситель.

В стране огромное количество русскоязычных СМИ, на русском языке можно выступать в парламенте, продаются и издаются книги на русском. Да, это так. Но это происходит вовсе не по доброй воле издателей и медиамагнатов. Практически ни одно украиноязычное печатное издание за последние десять лет не выдержало конкуренции с русскоязычными СМИ и было закрыто, а ветераны российского телевидения и радио вроде Савика Шустера, Евгения Киселева, Матвея Ганапольского и др. почти не оставляют украиноязычным ведущим пространства для развития. Другое дело, что русский язык украинских СМИ, мягко говоря, не похож на тот газетный язык, к которому мы привыкли. В Киеве никого особенно не удивят заголовки вроде «Евросоюз хочет иметь Украину своим членом» или «В автокатастрофе погибла беременная девушка». Новинки российского книжного рынка давят украиноязычное книгоиздательство и количеством и, как это ни прискорбно, качеством.

С выступлениями в парламенте тоже бывают проблемы. Особенно с тех пор, как в Верховную раду прошла партия «Свобода». Любой депутат, заговоривший по-русски, может быть подвергнут обструкции — крику, гвалту, даже физическому насилию. Это не следствие Майдана, так было всегда.

Оба языка развиваются свободно. Каждый может получить образование на том языке, который ему больше нравится. Это неправда. В Киеве нет ни одного детского сада, где языком обучения был бы русский. Считается, что детям нужно учиться украинскому с раннего детства: если уж семья не учит, то пусть к школе подготовит детский сад. В реальности это выглядит довольно комично: воспитательница говорит по-украински, дети обращаются к ней по-русски, между собой большинство детей тоже предпочитает общаться по-русски. Впрочем, детские утренники выглядят в такой ситуации очень грустно. Вместо того чтобы играть и чувствовать себя маленькими звездами, дети стараются быстро-быстро протараторить со сцены неинтересные им слова и поскорее убежать. Забавно бывает, когда по-русски начинает говорить Дед Мороз или Снегурочка, — вот тут дети расслабляются.

Что касается школ, то в Киеве, например, их всего пять. И они пользуются репутацией крутых и для «крутых». Такое количество школ на огромный трехмиллионный город никак не сообщает свободы в выборе языка образования.

Высшего образования на русском языке просто нет. Более того, в университетах нет и кафедр русской филологии. Русский язык и русскую литературу уже давно изучают на кафедрах славистики или иностранных языков. Ну и диплом специалисту по русской литературе тоже придется писать и защищать на украинском.

Никакого украинского языка не существует. Это исковерканный — лично Тарасом Шевченко, коммунистами, евреями, националистами, инопланетянами, кем угодно — русский. Ну еще немного с добавкой польского. Изучать его не нужно, а уж пользоваться им — тем более.

Тысячи страниц печатных текстов и тысячи минут публичных выступлений журналистов и общественных деятелей, относящих себя к Русскому миру, посвящены созданию и укреплению этого мифа. И на пользу правам русскоязычного населения Украины это предсказуемо не пошло. Рассуждения, которыми прославились, например, журналисты Александр Чаленко и Олесь Бузина, совсем не добавили симпатий сторонникам официального двуязычия. Больше того, для множества украинцев — не только украиноязычных, но и русскоязычных, и билингв — этот способ борьбы за русский язык выглядел оскорбительным и привел к чудовищной радикализации общественных настроений в отношении русского языка. Пророссийский имидж борцов за русский язык по-настоящему отвращал множество людей, с одной стороны, от идеи двуязычия, с другой — борьба за права русскоязычных граждан Украины навсегда оказалась связана для патриотически настроенных украинцев с российским влиянием. Как будто бы исторически на территории современной Украины по-русски начали говорить только с приходом «русских оккупантов», а то и вообще с приходом в России к власти Путина.

По-украински говорят только выходцы из села. Украинский — язык жлобов. Интеллигентные горожане говорят только по-русски.

Это представление берет свое начало еще в 1960-х. Именно тогда в города хлынули толпы выходцев из сел, которые, как это часто бывает, были куда успешнее и целеустремленнее — в том числе и с государственной помощью (разнообразные квоты на места в вузах, партийная линия и т. д.) — чем представители киевской интеллигенции: дети переселенцев из еврейских местечек и переселенцев из других частей Советского Союза. Разумеется, языком общения для этих людей был русский. Украинским языком и украинской культурой эти люди не интересовались вообще, считая памятники Шевченко чем-то вроде памятников местному Ленину. А украиноязычных выходцев из сел и городов Западной Украины считали карьеристами, желающими занять все места в столице. То есть в советской системе координат, людьми в принципе не заслуживающими уважения.

Украинская писательница Мария Марич рассказывала мне, как в начале 1970-х стеснялась говорить в Киеве по-украински. Мол, сразу подумают, что она из села, хотя она происходила из семьи немногих киевских украинских интеллигентов.

Языковая сегрегация в советское время существовала, что называется, в полный рост. Русские и украинские школы, украинские классы в русских школах, украинские группы в вузах.

В 1970–80-е во многих интеллигентных киевских семьях существовал определенный языковой экстремизм. Руководствуясь некими иррациональными соображениями, одни отдавали своих детей в украинские школы, другие же добивались для своих детей освобождения от обязательных во всех школах уроков украинского языка. При этом люди, которые вели себя так, без сомнения причисляли себя к неким инакомыслящим, практически антисоветчикам. Причем в обоих случаях. После обретения Украиной независимости такая семейная языковая политика сыграла со многими их детьми злую шутку. Русскоязычные, учившиеся по прихоти родителей в украинских школах, так и не полюбили украинский язык и украинскую культуру — учеба в школе в качестве белой вороны всегда оставляет отвратительные воспоминания. Более того, многие превратились в завзятых украинофобов, тянувшихся ко всему «москальскому». Освобожденные же родительской волей от обучения украинскому оказались неконкурентоспособными во множестве профессий. В первую очередь профессий, так или иначе связанных с идеологией и обеспечивающих быстрый карьерный и финансовый рост. В 1990–2010 годы в украинских медиа, например, сложилась такая ситуация: на рынке печатных изданий безоговорочно побеждали русскоязычные медиа с русскоязычными сотрудниками, телевидение и радио же были украиноязычными. Нужно ли говорить о том, где больше денег, власти и влияния. Так же в принципе была устроена и идеологическая работа в целом — идеи русскоязычных и русских политтехнологов озвучивали украиноязычные политологи.