Дмитрий Володихин - Малюта Скуратов
В храмах, по прямому указанию Ивана IV, Малюту поминали на протяжении многих лет. 21 сентября 1575 года царь дал пожертвование по Малюте инокам Иосифо-Волоцкой обители и велел «поминати его, доколя манастырь… стоит»[201]. 3 июня 1576 года государь Иван Васильевич даровал по Малюте новые 50 рублей[202]. Еще и 25 мая 1579 года монарх помнит службы Григория Лукьяновича и дает монастырю 10 рублей «на корм» по «Малюте по Бельском да по сыне его по Горяине», а затем, 20 декабря, еще 10 рублей — только «по Малюте»[203]. Лишь тогда государевы поминальные вклады исчерпались. Какие там 150 рублей! Общая сумма царских пожертвований намного больше.
Велика духовная связь между Иваном IV и главным его «исполнителем»…
Родственники Малюты продолжали пользоваться большим почетом, кое-кто из них еще поднимется высоко — об этом уже говорилось. В списке служилых людей государева двора за 1573 год, то есть после гибели Григория Лукьяновича, числятся представители его семейства: Богдан Яковлевич Бельский, Верига Третьяков-Бельский, Григорий и Давыд Неждановы-Бельские, Булгак Данилович Бельский, Афанасий Васильевич Бельский, Богдан Сидорович Бельский, Иван Богданович Бельский, Степан Ашеметевич Бельский[204]. Помимо них, в числе «дворовых» названы некие Иван Федорович да Ондреец Иванович Невежины[205] — вероятно, потомки Невежи Яковлевича Бельского. Весной 1574 года, во время похода Ивана IV к Серпухову, Богдан Бельский «розмечен» в его свиту как рында «с шеломом», а Григорий Нежданович Бельский занял прежнюю, чуть более низкую должность Б. Я. Бельского — он рында «с рогатиной»[206]. Как будто унаследовал… Два года спустя в реестре дворян, участвовавших в царском походе к Калуге, представители семейства Скуратовых-Бельских выполняют множество функций: двоим назначено «в стану у государя спать и у ночных сторож… быть», четверо назначены рындами у государя, пятый{41}— у царевича Ивана Ивановича, еще один — «дозирает сторожи»[207]. Что это значит? Родне покойного Григория Лукьяновича царь оказывает недюжинное благоволение.
Останки Малюты погребены на территории Иосифо-Волоцкой обители, куда их доставил Е. М. Пушкин[208]. Видимо, на кладбище этой обители когда-то имелся участок, предназначенный для родового погребения Скуратовых-Бельских{42}. Могильное место давно забыто. Но до сих пор иноки показывают участок, прилегающий к стене трапезной, где, по монастырским преданиям, лежит тело Г. Л. Скуратова-Бельского.
За что оказали Малюте и его семейству такие почести? В память о верной и преданной службе в роли старшего «исполнителя»? Как главному во всей опричнине царскому любимцу? В качестве благодарности за какие-то советы, поданные царским фаворитом по государственным делам?
Думается, более вероятно другое. Государь Иван Васильевич имел все основания радоваться взятию Пайды. Эта победа совершилась под личным его руководством. Таким образом, монарх вернул реноме искусного и решительного военачальника, разрушенное московским разгромом 1571 года. И пусть дальнейшее наступление русских войск захлебнулось — тут уж виноват не царь, отбывший после пайдинского успеха из действующей армии. Почести, оказанные Малюте посмертно, а также благодеяния, дарованные семейству Григория Лукьяновича, косвенно возвышали и самого государя: если памяти героя, павшего смертью храбрых при взятии мощной крепости, воздаются такие почести, значит, дорогого стоит сама победа… Правда же состоит в том, что Пайда хоть и сильный замок, а все же по ценности далеко уступает и Казани, и Полоцку. Успех — да, но частный, невеликий. Огромная армия, собранная под стенами замка, была явно избыточной для решения подобной задачи. Но бой был, кровь пролилась, погиб видный человек. Резонно возвысить смерть его, тогда вместе с нею возвысится и само приобретение, купленное кровью столь известного мертвеца.
В натуре государя Ивана Васильевича сочетались артистизм и прагматизм. Кто умер под Пайдой? Верный пес. Большая ли потеря? Да не столь уж незаменим преданный палач! Псы всегда найдутся, буде в них возникнет надобность… Но даже из трупа любимой собаки можно извлечь политическую пользу.
Судьба Малюты Скуратова получила необычное продолжение через много столетий после его кончины.
Григорий Лукьянович — весьма крупная фигура в русской истории XVI столетия. Одно поколение потомков проклинало его, другое, поддавшись очарованию официальной идеологии, принималось искать в нем чуть ли не паладина справедливости. В любом случае, интерес к его персоне был и остается исключительно высоким.
Поэтому в среде знатоков московской старины, столичных экскурсоводов, журналистов и публицистов время от времени вспыхивают разговоры о некой «усадьбе Малюты», «доме Малюты» или «Малютиных палатах» на территории российской столицы.
Порой о существовании «Малютиных палат» говорят и пишут с необыкновенной уверенностью, хотя источники не дают на этот счет сколько-нибудь вразумительных сведений. Указывают разные «адреса» — то приблизительно, то с удивительной точностью.
Среди всех этих версий, построенных, большей частью, на основе чистого вымысла, одна заслуживает более серьезного внимания. В наиболее полной форме она высказана Еленой Лебедевой, известным историком московской церковной старины. Рассказывая о храме Святого Антипы Пергамского на Колымажном дворе (Волхонка), Лебедева пишет: «Огромное количество приделов стало еще одной особенностью церкви. Первым был придел во имя св. Григория Декаполита, устроенный в южной апсиде и имевший собственную глухую главку. Его сооружение ученые и приписывают семье Скуратовых. По одной версии, его строил во имя небесного патрона сам Малюта Скуратов, имевший подле этого храма свой московский двор… Местонахождение усадьбы Малюты до сих пор вызывает множество научных споров. Молва приписывала ему владение дьяка Аверкия Кириллова на противоположном берегу Москвы-реки{43}. Другие ученые считают, что дом Скуратова как думного дворянина и особо приближенного к царю (в Александровской слободе он занимал должность “пономаря”) и вовсе мог находиться в Кремле, но это предположение{44}. В правление Ивана Грозного эта территория (от Пречистенской набережной до Большой Никитской улицы) была отдана в опричнину. И, вероятно, Малюта действительно получил здесь двор для жительства — на нынешней Волхонке близ храма Христа Спасителя. А его личные конюшни, по преданию, находились в районе Малого Власьевского переулка, что близ Пречистенки… В то время Антипьевская церковь здесь уже точно стояла… Достоверно известно, что в XVII веке к Антипьевской церкви с восточной стороны вплотную примыкала родовая усадьба Скуратовых, принадлежавшая потомкам брата Малюты, Ивана Скуратова. Антипьевская церковь служила их фамильной усыпальницей. Отсюда явилась другая версия — придел св. Григория Декаполита могли устроить и сами родственники Малюты уже после его гибели… До середины XVII века усадьба на Волхонке принадлежала потомкам брата Малюты, Ивана Скуратова, ставшего родоначальником этой ветви. Сам патриарх Филарет отпевал и погребал здесь в 1627 году его правнука, Дмитрия Федоровича Скуратова, служившего воеводой в Вязьме и Мценске. Его сын Петр, тоже воевода, оказался последним владельцем московской усадьбы, которая перешла от него во владение князя Михаила Михайловича Темкина-Ростовского, чье имя значилось в списках прихожан Антипьевского храма»[209].
Выдающийся историк Москвы П. В. Сытин как будто приводит фактическое основание для версии, согласно которой «Малютины палаты» стояли где-то в районе Волхонки: «Во времена Ивана Грозного по улице (Волхонка. —Д.В.) стояли дворы опричников. При сносе в Чертолье церквей Похвалы Богородицы и Всех Святых была найдена каменная плита с надписью, что под ней похоронен убитый в 1570 г. в Ливонской войне сподвижник Ивана Грозного Малюта Скуратов. Это служит доказательством того, что двор последнего находился в Чертолье, так как до XVIII в. хоронили умерших в приходских церквах и кладбищах при них, в приходе которых стояли дворы покойников»[210]. К сожалению, историк не называет источник своих сведений о каменной плите. Откуда он мог взять информацию про Малютино надгробие?
По всей видимости, Сытин не совсем точно пересказывает анонимную заметку с первой полосы газеты «Вечерняя Москва» от 23 сентября 1932 года. Там сказано: «За последние дни при рытье котлована для фундамента Дворца Советов сделано несколько чрезвычайно интересных находок. Вчера, например, обнаружили склеп Малюты Скуратова, любимого опричника Ивана Грозного. Склеп нашли на глубине 5–6 метров под зданием бывшей церкви, стоящей на берегу Москвы-реки, невдалеке от бывшего памятника Александру III (церквушка эта уже снесена). О том, что здесь похоронен именно Малюта Скуратов, говорит то обстоятельство, что при разборе бывшей церкви над тем самым местом, где сейчас обнаружен склеп, была найдена плита с надписью: “Здесь погребен Малюта Скуратов, 1573 г.” (год смерти Малюты)… Раскопки продолжаются. Все интересные для истории Москвы предметы будут переданы в Исторический музей».
