Алексей Исаев - Освобождение 1943. «От Курска и Орла война нас довела...»
В то время как на фирме «Нибелунгенверке» в городе Сент-Валентин в Австрии завершалась переделка 90 «Тигров» Порше в самоходные артиллерийские установки, формировались два батальона истребителей танков, которые предполагалось вооружить «Фердинандами», 653-й и 654-й. Первый формировался на базе 197-го дивизиона штурмовых орудий. Батальон был сформирован в 1940 г. и к 1943 г. уже успел поучаствовать в боях на Украине летом 1941 г., штурме Севастополя и наступлении 2-й полевой армии в районе Воронежа в июле 1942 г. В январе 1943 г. был выведен в Ютеборг для переформирования и перевооружения на новую технику. Второй батальон «Фердинандов» формировался на базе 654-го моторизованного батальона истребителей танков (Panzerjäger-Abteilung 654 (mot.). Это подразделение было сформировано еще 26 августа 1939 года и до 1942 г. никакого отношения к бронированной технике не имело. Воевал батальон в составе 2-й танковой группы на центральном участке советско-германского фронта. Вооружение батальона составляли в 1941 г. 37-мм противотанковые пушки, в 1942 г. батальон был перевооружен на 75-мм пушки Pak 40 и переделки трофейных французских 75-мм пушек — Pak 97/38(f). Только в декабре 1942 г. батальон получил САУ «Мардер» II и хоть как-то приобщился к бронетехнике. В феврале 1943 г. батальон был выведен в Гамбург на переформирование и с марта 1943 г. стал 654-м тяжелым батальоном истребителей танков (schwere Panzerjäger-Abteilung 654). Формирование проходило в апреле 1943 г. в районе Руана во Франции.
Организационная структура батальонов была одинаковой и включала три роты по 14 машин (три взвода по четыре САУ и 2 САУ в управлении) и штабную роту из трех САУ. Помимо 45 «Фердинандов» в состав батальона входили: один бронетранспортер Sd.Kfz.251/8 (машина для эвакуации раненых), шесть 8-тонных полугусеничных тягачей, 15 18-тонных полугусеничных тягачей, два 35-тонных трейлера, автомашины и мотоциклы. Численность личного состава батальона составляла около 1000 человек. Командиром 653-го батальона был назначен майор Штейнвац, а 654-го батальона — майор Ноак.
653 и 654-й батальоны «Фердинандов» были объединены под управлением 656-го полка тяжелых истребителей танков под командованием Эрнста фон Юнгефельда, став соответственно его первым и вторым батальоном. Полк был подчинен XXXXI танковому корпусу генерала танковых войск Йозефа Харпе, входившему в состав 9-й армии генерал-полковника Вальтера Моделя. На 5 июля в 656-м полку насчитывалось 89 «Фердинандов», одна машина не прибыла к началу операции в связи с поломкой транспортной платформы. Помимо двух батальонов «Фердинандов» в состав средств качественного усиления XXXXI танкового корпуса входил 216-й батальон штурмовых танков (49 САУ «Брумбар»), а также 313 и 314-я роты радиоуправляемых танкеток «Боргвард» (10 машин управления на шасси САУ «Штурмгешюц» и 72 танкетки В IV). Это были своего рода роботы для преодоления инженерных заграждений и узлов обороны. Каждая танкетка несла 500-килограммовый заряд взрывчатки, который по достижении цели опускался на землю по специальной аппарели. Затем «Боргвард» отъезжал назад, и по радио давалась команда на подрыв заряда.
Менее известными, чем «Пантеры» и «Фердинанды», участниками сражения на Курской дуге были штурмовые танки (фактически САУ) Sturmpanzer IV. Это были тяжелобронированные САУ на шасси танка Pz.IV со 150-мм орудием в неподвижной рубке. Позднее, в 1944 г., установка получила наименование «Брумбар». Орудие САУ было разработано на базе тяжелого пехотного орудия sIG33 фирмой «Шкода». Лобовая броня в 100 мм делала САУ «крепким орешком» для противотанковой артиллерии. Организационно Sturmpanzer IV занимали нишу качественного усиления и были объединены в 216-й батальон штурмовых танков трехротного состава. К началу «Цитадели» он был полностью укомплектован и прибыл на фронт в составе 45 машин. Эта техника досталась 9-й армии Моделя и использовалась на северном фасе Курской дуги.
В обороне
Несмотря на твердую убежденность немецкого командования и лично А. Гитлера в том, что с окончанием периода распутицы Красная армия перейдет в наступление, советское верховное командование не спешило оправдывать ожидания. Харьковская неудача была подобна ледяному душу.
Начиналось все действительно после Харькова. Для стабилизации ситуации после сдачи Харькова под Курск был отправлен сталинский «кризис-менеджер» Г. К. Жуков. 8 апреля он как представитель Ставки направил Сталину свои соображения относительно планов противника на весну-лето 1943 г. Жуков обоснованно считал, что крупных резервов для операции, подобной походу на Кавказ за нефтью в 1942 г., у немцев нет. Как более реалистичный план действий противника он предполагал следующее:
«Видимо, на первом этапе противник, собрав максимум своих сил, в том числе до 13–15 танковых дивизий, при поддержке большого количества авиации нанесет удар своей орловско-кромской группировкой в обход Курска с северо-востока и белгородско-харьковской группировкой в обход Курска с юго-востока. Вспомогательный удар с целью разрезания нашего фронта надо ожидать с запада из района Ворожбы, что между реками Сейм и Псёл, на Курск с юго-запада. Этим наступлением противник будет стремиться разгромить и окружить наши 13, 70, 65, 38, 40 и 21-ю армии»[47].
Как мы видим, Жуков довольно точно угадал общий замысел «Цитадели» — удар по сходящимся направлениям по северному и южному фасу Курской дуги. На этом потенциал Нострадамуса был исчерпан, и в качестве конечной цели немецкого наступления называлась Москва. Забавно, что это описание появилось ровно за неделю до появления директивы Гитлера на проведение операции «Цитадель». Соотнеся вероятные планы противника с возможностями войск, Жуков делал вывод:
«Переход наших войск в наступление в ближайшие дни с целью упреждения противника считаю нецелесообразным. Лучше будет, если мы измотаем противника на нашей стороне, выбьем ему танки, а затем, введя свежие резервы, переходом в общее наступление окончательно добьем основную группировку противника»[48].
Здесь стоит обратить внимание на фразу «переход наших войск в наступление в ближайшие дни». В начале апреля 1943 г. Жуков не предлагал «преднамеренную оборону» на всю летнюю кампанию. Он лишь говорил о ближайших днях, при широком толковании «дни» можно интерпретировать как «несколько недель». Но не более того.
Важнейшим фактором принятия решений советским командованием стали данные разведки. В отличие от многих других оборонительных операций, летом 1943 г. у советского верховного командования были действительно весомые данные разведки относительно планов противника. Они были получены задолго до начала «Цитадели» — весной 1943 г. Важнейшее сообщение было получено 7 мая 1943 г. В этот день в Государственный Комитет Обороны (ГКО) НКГБ СССР за № 136/М направил сообщение Лондонской резидентуры, в котором приводился текст перехваченной английской разведкой телеграммы от 25 апреля генерал-фельдмаршала Вейхса в адрес оперативного отдела штаба верховного командования. Что интересно, эта информация была получена через разведывательную сеть в Англии. Этом документ передал известному впоследствии советскому разведчику Киму Филби один из членов «кембриджской пятерки» Джон Кернкросс, работавший в дешифровальной службе Блетчли-парк. Одновременно Кернкросс был агентом советской разведки с 1935 г. Он оставался неизвестным до 1990 г. В перехваченной и дешифрованной англичанами телеграмме Вейхса подробно излагался план операции «Цитадель» и оценка состояния советских войск на этот момент. Через двадцать дней в Генштаб поступило спецсообщение 1-го Управления НКГБ СССР, в нем указывались направления ударов германских войск на линии Курск-Белгород-Малоархангельск.
Вечером 8 мая последовала директива Ставки ВГК № 30123, предупреждающая фронты о возможном наступлении противника:
«По некоторым данным, противник может перейти в наступление 10–12 мая на орловско-курском или белгородско-обоянском направлении либо на обоих направлениях вместе. Ставка Верховного Главнокомандования приказывает: к утру 10 мая иметь все войска как первой линии обороны, так и резервов в полной боевой готовности встретить возможный удар врага. Особенное внимание уделить готовности нашей авиации с тем, чтобы в случае наступления противника не только отразить удары авиации противника, но и с первого же момента его активных действий — завоевать господство в воздухе»[49].
Как мы знаем, никакого наступления в мае не последовало — Модель уговорил Гитлера не начинать операцию. Теоретически в середине мая мог произойти поворот в советской стратегии. Войска в значительной мере восстановили силы, и можно было готовиться к активным действиям. Однако к тому моменту стратегия «преднамеренной обороны» уже пустила глубокие корни. А. М. Василевский вспоминал:
