Нина Соротокина - Трое из навигацкой школы (Гардемарины, вперед - 1)
- Пошли, ваше сиятельство...
Алеша дождался, когда голоса стихли, и вылез из кареты. Неожиданная встреча с красавицей возбудила его до чрезвычайности. Что за странные колдовские слова: "Я тебя давно жду... " Никто и никогда не говорил ему таких слов. Может, эти слова таят в себе опасность и ему лучше уйти? Уж не заперт ли он в этом подвале?
Он тихо поднялся по ступеням. Дверь открылась от легкого толчка, в лицо пахнуло лесной сыростью, запахом прели и хвои. Алеша поежился. Провести ночь под крышей было куда приятнее, чем лежать в мокрой траве. Он вернулся назад, залез в просторную, как комната, карету и растянулся на пыльных подушках.
А впрочем, какое ему дело до этой красоты? Не о ней он хочет
* Народная французская песня XVII века (пер. И. Эренбурга).
думать. Надо расслабить мышцы, удобно положить щеку на ладонь, потом неторопливо рыться в памяти, вспоминая какую-нибудь из ночевок в лесу, костер, брошенный на лапник плащ, и тогда из темной глубины прошедшего, но такого недавнего и дорогого времени, выплывет лицо Софьи, и он услышит далекий зов: "Я жду... "
Уже кричали петухи и небо в амбразуре окна стало белесым, когда его бесцеремонно растолкали сильные руки Анастасии.
- Проснись, Алеша. Хватит спать!
- Откуда вы знаете, как меня зовут? - Остатки сна как рукой сняло.
- Я давно тебя знаю, да имя забыла. А ночью вспомнила. Скажи, курсант, согласен ты ради меня жизнью рисковать?
- Нет, - быстро сказал Алексей.
- Боишься?
- Я ничего не боюсь, сударыня. Но обстоятельства таковы, что именно сейчас мне очень нужно быть живым. Простите меня.
- Ты даже не спросишь, зачем ты мне нужен?
- Вы ошибаетесь, я вам не нужен.
- Вот как заговорил? А подарки любил получать? - Анастасия повысила голос, забыв о предосторожности. - Неужели тебе маменька больше меня нравилась, испорченный ты мальчишка?
- Я вас не понимаю... - голос Алеши дрогнул.
- Ты не знаешь, кто я? - удивленно спросила Анастасия.
- Фея, - пожал плечами Алеша, а сам с испугом всматривался в красавицу.
Анастасия посмотрела на него внимательно, пытаясь найти в бесхитростном его взгляде корыстные мысли или злой умысел, и вдруг расхохоталась.
- Знаешь, как мать тебя называла? Алеша-простодушный. Видно, ты такой и есть...
- Так вы?..
- Анастасия Ягужинская, любовницы твоей дочь... Алеша совершенно смешался, впору голову от стыда под мышку сунуть.
- Вы ошибаетесь! Я никогда не был... поверьте, -и, стараясь обрести почву под ногам, спросил: - Что с Анной Гавриловной?
- Ничего не знаю. Сама бежала из-под стражи. А спаситель мой кавалер де Брильи - волк в агничьей коже. Он везет в Париж бумаги заговорщиков.
Так вот зачем они встретились... Сейчас Анастасия Ягужинская потребует, чтоб он и дальше служил ее матери и еще каким-то грозным, неведомым силам. Алеше хотелось в ноги ей броситься:
"Отпусти! Мне Софью спасать надо! " Но ничего этого он не сказал вслух.
Анастасия, путаясь в мантилье, достала с груди плотный, перевязанный лентой пакет и протянула Алексею.
- Вот эти бумаги. Я их у де Брильи выкрала, а на их место положила другие листы - из сонника выдрала да теми же нитками и зашила. Я думаю, что эти бумаги похитили, - она склонилась к Алешиному уху, - у вице-канцлера, и их надо ему вернуть. Но помни - только самому Бестужеву, из рук в руки... Да, расскажи, как они к тебе попали, и он поможет моей матери.
- Да вы что? Как же я к Бестужеву попаду? Шутка сказать... Здрасте, вице-канцлер, я к вам... -дурашливо тараторил Алеша.
- Да уж постарайся! - Анастасия даже ногой топнула, с силой засунула бумаги ему под камзол, но вдруг сменила тон на печальный и просительный: Сделай, голубчик, как прошу. Это очень важно. И прощай! Поверь, я не виновата... - добавила она и быстро его перекрестила.
Алексей хотел было сказать, что и он не виноват и что поручение ее никак не выполнимое, но Анастасия уже подхватила юбки, и каблучки ее, выбивая тревожную трель, застучали по лестнице.
Алексей приоткрыл дверь подвала, осмотрелся, потом стремительно перемахнул открытую лужайку и, нырнув в кусты бузины, остановился, чтобы перевести дух.
Дом спал. Где-то квохтали куры. Пестрый хряк поднял из лужи голову и глянул на Алексея мутными, злыми глазками. Вдруг сверху с балкона раздался смех. Анастасия смеялась так беспечно и весело, словно не только тайные бумаги передала Алексею, но и все свои заботы, и тут же забыла о заговоре, о неожиданно обретенном посыльном и о матери, которая сидит в крепости.
Алексей потер обожженные крапивой руки и решительно зашагал вдоль озера.
"Нет, господа, я не слуга вам! Я ничего не понимаю в ваших интригах и заговорах. Пусть здравствует дочь Великого Петра - Елизавета. Таскайте сами каштаны из огня! Бросить эти чертовы бумаги под куст, и пусть леший творит над ними свои заклинания".
Так уговаривал он себя, пробираясь через сухостой и прыгая с кочки на кочку. Выйдя наконец на торный тракт, если можно было таковым назвать полусгнившую гать, он уже знал, что ноги принесут его не в Микешин скит это потом, а в родную деревню. У маменьки добудет он себе быстрого коня, а бумагам найдет посыльного, который и передаст их вице-канцлеру "из рук в руки". Вот только кто поедет в Петербург? Он вспомнил отца Никанора - стар и немощен, и однорукого майора - соседа, тертый калач, но брехун, и дальнего родственника Силантия Потаповича, который, конечно, по бедности, гостит у маменьки... И все эти люди казались совершенно неспособными на подобное поручение.
-22
Лесток не удивился, когда получил от Дальона письменный приказ срочно оформить для де Брильи выездные бумаги. При дворе всем было известно страстное желание француза вернуться на родину. Несколько смутила Лестока приписка, небрежно нацарапанный постскриптум, в котором как бы между прочим сообщалось, что сам де Брильи в Москве (что его туда занесло? ), что в Петербург он не поедет по причине разыгравшейся подагры и будет ждать посыльного с паспортом в охотничьем особняке на болотах. Ехать в особняк не малый крюк, болота - не лучшее место для подагры. И вообще, при чем здесь подагра? В тридцать лет не болеют подагрой!
"У Брильи назначена на болотах встреча со шпионом от Шетарди, - решил Лесток. - Место для этого самое подходящее. Подождем... "- И не стал оформлять кавалеру паспорт. Отговорка у Лестока была самая убедительная. В связи с чрезвычайным положением в государстве все бумаги для выезда из России подписывал лично вице-канцлер.
Чрезвычайное положение в стране Лесток создавал, в прямом и переносном смысле, своими собственными руками. Ивана Лопухина дважды поднимали на дыбу. Никаких новых показаний он не дал, только кричал по-звериному. Отец его, бывший генерал-кригс-комиссар Степан Лопухин, висел на дыбе десять минут. И тоже без толку.
Бормотание... Хрип невнятный. Да, говорил крамольные речи. Мол, беспорядки сейчас... Мол, лучше бы Анна Леопольдовна была бы правительницей... Мол, министров прежних всех разослали... Мол, будет еще тужить о них императрица, да взять будет негде... Замышлял ли переворот в пользу свергнутого Ивана?
Опять бормотание... Говаривал с женой Натальей, что ее величеством обижен, что без чинов оставлен... Говаривал, что сенаторов нынче путных мало, а прочие все дураки... Мол, дела не знают и тем приводят ее величества народ в озлобление...
Все это бормотание несказанно злило Лестока. Как доказать, что арестованные не болтуны, а заговорщики и отравители? И хоть бы кто упомянул на розыске имя вице-канцлера Алексея Бестужева! А иначе для чего эта возня с семейством Лопухиных, зачем пытать Анну Бестужеву, безмозглого графа Путятина и всех прочих?
В Петербурге и Москве шли обыски. Везли к Лестоку личную переписку арестованных: целый узел писем Степана Лопухина из Москвы, любовные письма да неграмотные отцовские наставления, изъятые у преображенца Михаилы Аргамакова, письма адъютанта лейб-конного полка Колычева Степана. Привезли длинный, оклеенный нерповой кожей, ящик с перепиской Анны Бестужевой. Выудить из этих писем информацию, касающуюся заговора, все равно, что в сточной канаве поймать карася. Правда, в ящике нерповой кожи нашли пару писем Михаилы Бестужева, где он как-то скользко и невнятно жалуется на своего брата. Но из этих жалоб обвинения в антигосударственной деятельности не сочинишь.
Лесток задал работу всем своим сыщикам, денег не жалел, лишь бы добыть подкупом или отмычкой личную переписку вицеканцлера.
В это самое время из отчетной депеши верного агента Лесток узнает о слухах, именно слухах, не более, что в Москве полмесяца назад из потайного сейфа вице-канцлера были украдены важные бумаги и что похититель то ли монах-бенедиктинец, то ли капуцин из католического собора, а может, и ни тот ни другой, но кто-то из еретиков. Даже не получив точного подтверждения этим слухам, Лесток поверил им, поскольку доподлинно знал, как интересуется бестужевскими бумагами маркиз Шетарди. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы связать внезапное желание де Брильи уехать из России с пропажей этих писем.
