Елена Прудникова - Второе убийство Сталина
В то время странно бы было увидеть в Смольном спокойно идущего человека. Все бегало, суетилось, всем не хватало времени…
Пьяные погромы в Питере
Военно-революционному комитету сообщили, что воинская часть, охранявшая Зимний, перепилась вином, переполнявшим подвалы дворца. Мы выехали на место и убедились, что весь караул пьян, но поддерживает порядок пьянства: в подвалы Зимнего допускаются только солдаты, штатских же не подпускают и близко. Причем разрешают пить на месте до бесчувствия, но выносить вино не дают. Все же некоторым солдатам удавалось пронести вино на улицу. Покупали штатские, которые не могли попасть в Зимний. Пришлось снять спившуюся часть с караула и поставить новый. На другой день случилась прежняя картина. Караул спился. Поручили караул кавалерийской части. Наутро не вязали лыка даже лошади. Как же они узнают про вино? ВРК провел расследование и выяснил, что Павловский полк, ближе всех расквартированный к Зимнему, считает, что все вино в Зимнем принадлежит ему, и регулярно присылает своих каптенармусов за ним. Если же караул не подпускает к вину, то павловцы высылали им на помощь вооруженный отряд. Тогда караул капитулировал и с горя сам начинал пить. Вино, представлявшее громадную ценность (ведь в стране с 15-го года был введен сухой закон), растаскивалось по казармам.
В ВРК десятки раз обсуждали тревожные настроения в связи с пьянством в Зимнем дворце. Караул красногвардейцев подвергся бы разгрому, дело бы кончилось кровопролитием.
Некоторые члены Комитета предлагали разогнать пьяниц во дворе Зимнего броневиками и пулеметами. Об осуществлении этого дикого проекта не могло быть и речи, это могло привести к немедленному восстанию гарнизона. Был проект под предлогом перевозки вина в Кронштадт отправить его в Швецию, которая предлагала несколько миллионов рублей золотом. Но кронштадтцы и слышать об этом не хотели. Последнее решение — разлить вино в подвале и выкачать в Неву — тоже потерпело фиаско. Солдаты установили дежурство у Зимнего и, как только заметили наши приготовления, немедленно пошли на штурм и взяли Зимний вторично.[54]
Наконец член комитета Галкин, заявивший, что он сам любитель выпить, даже и не царское вино, и поэтому вполне понимающий психологию солдат, предложил объявить, что вино из царских подвалов в ознаменование победы отдается солдатам гарнизона и будет ежедневно отпускаться представителям частей из расчета две бутылки на человека в день. Таким образом пьянство было узаконено и введено в рамки.
В казармах шел пир горой, до тех пор пока не покончили с последней бутылкой. Тут вспомнили, что помимо царского вина есть еще вино в других подвалах города. На помощь солдатам пришли доброхоты из народа, которые разведывали, где находятся частные погреба и наводили солдат на мысль о разгроме этих погребов.
Для ВРК наступил самый критический период за все время переворота. По улицам бродили пьяные банды, терроризируя население стрельбой. Разгорелась вражда между солдатами и большевиеками, иногда противодействовавшим погромам. В силах революции намечался раскол. В ВРК царило смятение. Телефоны заливались пронзительным треском: "Громят, громят!" Дежурный член комитета снимал трубку и автоматически уже спрашивал только: "Где?", записывал адрес и тут же вешал рубку. Вопли и подробности его уже не волновали. Надо было дать возможность сообщить следующему.
Все свободные от караула солдаты латышских полков, состоявшие почти сплошь из большевиков с анархическим уклоном, были высланы на грузовиках для ликвидации погромов. Но это было непросто, солдаты громили винные погреба при полном вооружении, а иногда даже под прикрытием пулеметов. На улицы, где кутили солдаты, нельзя было высунуть носа, кругом носились пули, это солдаты отпугивали штатских от вина. Случайно подвернувшихся солдат из других частей силой затаскивали в погреб и накачивали вином.
При такой обстановке, естественно, всякое появление большевиков вызывало форменное сражение, рабочие стали отказываться от участия в ликвидации погромов. Матросы тоже отказывались выступать против солдат. Погромная волна продолжалась несколько месяцев и кончилась только после того, как все винные склады были уничтожены».
Возможно, товарищ Другов несколько преувеличивает свою руководящую роль в штурме Зимнего. А возможно, и нет — ведь таких «командиров» могло быть несколько. Но согласитесь, это круто: анархист с фронтовым опытом, командующий революционными войсками, горячая атака на дворец, в котором уже полно своих, так что его можно и вообще не брать, над всем этим хаосом невпопад палит «Аврора» и в довершение, для абсолютного уже сюра, возле каждой двери стоят лакеи, дисциплинированно открывающие и закрывающие дверь перед каждым пробегающим матросом. Анархистская газета, напечатавшая этот материал, откомментировала его так: «Братки, скажите, кто бы из вас отказался участвовать в ТАКОЙ революции?» Впрочем, последующие события соотносились с писаной историей примерно таким же образом…
Глава 11
«Пятнадцатый нарком»
Да, большевикам на удивление легко удался их переворот. И то сказать, за восемь месяцев у власти либералы сумели довести страну до совершенно феноменального хаоса, в котором уже никто и ничем не управлял. Власть, как перезрелое яблоко, готова была упасть в первые подставленные ладони. И пока другие политические силы предавались дискуссиям, рефлексии и прочим интеллигентским изыскам, большевики, приложив, право же, совсем небольшие усилия по захвату почты, телеграфа и телефона, сорвали яблочко и представили его съезду Советов. Пролетарская революция, о необходимости которой так много говорили большевики, паче всякого чаяния совершилась! И съезд, триумф большевиков на котором стал еще более абсолютным после торжественного ухода с него меньшевиков, бундовцев и правых эсеров, заклеймивших события как «военный переворот» (покажите мне среди новой власти хоть одного военного!), радостно объявил о переходе власти в руки Советов.
Первые шаги были абсолютно логичны. В ту же ночь съезд Советов принял Декрет о мире, предложив воюющим странам заключить перемирие и начать переговоры. Еще одним декретом стал Декрет о земле, по которому навсегда отменялось право частной собственности на землю и она передавалась в общенародную собственность, а также национализировались недра, леса, воды. Осталась «мелочь» — реализовать эти сверхпопулистские декреты, для чего требовалось всего лишь удержать власть и навести в стране порядок. В первое никто не верил, а как совершить второе, никто не имел представления.
Едва получив власть, съезд тут же вручил ее большевикам, сформировав правительство, состоящее сплошь из них одних. Правительство новой власти должно было иметь и новое название — но какое? Как это решалось, вспоминает Троцкий:
«Летучее заседание в углу комнаты.
— Как назвать? — рассуждает вслух Ленин. — Только не министрами — гнусное, истрепанное название.
— Можно бы комиссарами, — предлагаю я… Нельзя ли "народные"?
— Совет народных комиссаров? — подхватывает Ленин. — Это превосходно: ужасно пахнет революцией!».
Председателем Совета Народных Комиссаров, первым в списке, шел Ленин, а последним по счету, пятнадцатым — наркомом по делам национальностей — Сталин. Правда, в этом составе Совнарком просуществовал совсем недолго, поскольку тут же снова начались притихшие было на неделю внутрипартийные разборки. Вскоре часть партийной верхушки во главе с теми же «вечными парламентариями» Зиновьевым и Каменевым потребовала включения в состав правительства представителей от меньшевиков и эсеров. Получив ту реакцию, какой и следовало ожидать — не для того «братьев-социалистов» скидывали, чтобы тут же приглашать обратно, — 17 ноября они, вместе с Рыковым и Милютиным, объявили о своем выходе из состава ЦК, и те же Рыков, Милютин и их сторонники Ногин, Теодорович, Шляпников, Рязанов, Юренев, Ларин вышли из Совнаркома. Взамен туда вошли четверо левых эсеров, справедливо потребовавших, чтобы их также допустили к власти, поскольку революцию они делали вместе с большевиками. Впрочем, все равно властные структуры создавались экспериментальным путем, поскольку большевики не имели никакого опыта управления чем бы то ни было — впрочем, ситуация была настолько уникальна, что едва ли чей-либо опыт им бы и пригодился. Они продвигались шаг за шагом, от одной насущной задачи к другой, и очень быстро трезвели и умнели, утрачивая теории и иллюзии. Уже в марте 1918 года Ленин заявил: «Да, мы увидим международную мировую революцию, но пока это очень хорошая сказка, очень красивая сказка… серьезному революционеру свойственно ли верить в сказки?»
Но несмотря на отсутствие опыта, большевики все-таки не собирались сдаваться. 29 ноября ЦК создал бюро для решения самых важных, не терпящих отлагательства вопросов — партия стала над властью. Тех, что вошли в это бюро, прозванное неофициально «четверкой», и следует считать первыми лицами в партии большевиков, а теперь и во всей стране. Их имена: Ленин, Свердлов, Троцкий, Сталин. Это к вопросу о роли Сталина в революции.
